— Но в организацию, Эл, может кто–то проникнуть. Кто–то, преследующий иные цели. — Протянув руку, он нашел свой стакан. — На слепом доверии далеко не уедешь. Надо уметь защищаться. Не думаю, чтобы вы понимали, как близко они к нам все время подбираются.
— Прошу прощения? — сказал Эл, не понимая.
Опираясь на локти, Харман пояснил:
— Большую часть того, что мы получаем — должны получать — в виде чистой прибыли, надо вкладывать снова. Повторное инвестирование, но вот с какой целью: защитить себя. Думаю, вы читали о том, как Южно–Тихоокеанская компания тихой сапой скупала акции Западно–Тихоокеанской. В ЗТ об этом впервые узнали, когда ЮТ неожиданно объявила, что располагает уже десятью процентами, и вот, помоги мне Господи, они обратились в Комиссию по междуштатной торговле, чтобы та приобрела остаток. Боже мой, они перехватывали управление.
— Вот ведь ужас, — сказал Росс.
— Но это не единственный способ проникнуть в организацию, — сказал Харман. — Существуют также шпионы, доносчики и сыщики, как в автомобильном бизнесе, где крадут все секреты.
— Это я могу засвидетельствовать, — сказал Эл. — По собственному опыту.
— Совершенно верно, — сказал Харман. — В этом вы разбираетесь. Но я, Эл, сталкивался с другими вещами, о которых вы можете не знать. Позвольте привести вам пример. Разумеется, между нами. — Он глянул в сторону Росса. — Боб об этом знает.
— О да, — сказал Росс серьезным тоном. — Тот переговорщик.
— Нас прощупывали, — сказал Харман.
— Кто? — спросил Эл, стараясь, чтобы это прозвучало так, будто он понимает, о чем речь, хотя на самом деле давно потерял нить рассуждений. Для Хармана же и Росса предмет, казалось, был сам собой разумеющимся.
— Они, — сказал Харман. — Они — скажем прямо — искали у нас слабое звено. Они его не нашли. Но не оставят своих попыток. У них много денег… они, конечно, не ЮТ, но также и не табачная лавочка на углу. Под этим я разумею, что они ни в коем случае не временные игроки, они явились сюда, чтобы остаться.
— Понимаю, — сказал Эл.
— Надо знать своих друзей, — сказал Росс.
— Вот именно, — сказал Харман. — Так вот, мы все здесь друзья, все трое. Но к вам подберутся. — Сняв темные очки, он вперил взгляд прямо в Эла. — Обязательно. В ближайшие дни.
— Вот так–так, — сказал Эл.
— И вы этого даже не поймете, — сказал Росс.
— Точно, — согласился Харман. — Самостоятельно — никак.
— Расскажите ему о том переговорщике, — сказал Росс.
— Я сразу же понял, что к чему, — сказал Харман. — Но только потому, что это случалось прежде и я уже определил их линию, их логику. В основном они действуют из–за пределов города, вероятно, из Делавэра, через холдинговую компанию. Если предположить, что у них вообще имеется легитимное прикрытие, то они, вероятно, контролируют все свои собственные пункты розничной продажи.
— Продают самим себе, — сказал Росс.
— Но чего они в действительности хотят или чем занимаются, — продолжал Харман, — нам неизвестно. Они присутствуют на Западном побережье уже, по крайней мере, одиннадцать месяцев, судя по изменениям в картине, особенно в округе Марин. Вы, наверное, читали об огромном новом жилищном строительстве в Марин–сити; это действительно тщательно продуманные стройки. За все платят налогоплательщики. И они разорили Беркли, они практически полностью завладели городом. На это потребовалось пятнадцать лет, но теперь все. — Он скорчил гримасу, глядя на Эла.
— Да кто же это? — спросил Эл.
— Негры, — сказал Боб Росс.
— Вот что выдало их переговорщика, — сказал Харман. — Голос можно было распознать даже по телефону. Негритянские интонации.
Эл уставился на него.
— Они наняли типа, — продолжал Харман. — Очень спокойного, открытого. Я подыгрывал. — Теперь у него вроде бы дрожал голос. — Вел себя так, словно понятия не имел, куда они клонят. Понимаете? Поэтому они промахнулись. — Лицо его снова исказила гримаса, это было едва ли не тиком. — Я все еще напряженно размышляю об этом, — сказал он и допил свой бокал. — Так или иначе, — сказал он, — они располагают каким–то фактором, который, по их мнению, можно использовать, чтобы к нам проникнуть; нам придется пойти на уступки. Тогда они смогут нас поглотить. И править нами.
— Это будет всему конец, — сказал Росс.
Харман пожал плечами:
— Заранее ничего нельзя сказать. Они много чем могут воспользоваться. Время покажет. Пока что они не спешат. Может быть, они сами немного плутают во тьме.
— Или, может, они нас заманивают, — пробормотал Росс, — чтобы больше из этого выколотить.
— Они занимаются грязным бизнесом, — сказал Харман. — Шантажом. Грязный способ выйти на рынок. — Он умолк.
— А почему негры? — спросил Эл.
— Это давняя история, — сказал Харман. — Был один негритянский фольклорный певец; мы тогда только начинали, году в сороковом. Как раз перед войной, в Сан–Франциско. — Он глянул на свои наручные часы. — Когда–нибудь у нас будет время, и расскажу вам все, всю эту историю.
— Но сейчас нам надо заняться работой, — сказал Росс, поднимаясь на ноги и ставя на поднос свой бокал. — Нам предстоит поездка.
— Хотел бы я знать, жив ли он еще, — сказал Харман.
— Кто? — спросил Росс.
— Босой Лейси Конкуэй. Играл на пятиструнном банджо. Он сидел в одной тюрьме с Ледбеттером — Лидбелли[23], вы знаете его под таким именем. Я много раз встречался с Лидбелли, пока он не умер. Собственно, мы выпустили пару его пластинок.
— И одну Босого Лейси Конкуэя, — сказал Росс.
Они обменялись многозначительными взглядами.
— Так вы хотите сказать, что вас преследовал тот тип, игравший на банджо? — сказал Эл. — Все это время? — (Звонок был от Тути Дулитла, ясное дело. Они по вполне понятным причинам вообразили, что это был кто–то другой.) — Почему же вы его не заткнули? — спросил он.
Они оба рассмеялись, Росс и Харман. А потом Харман медленным, задумчивым голосом проговорил:
— Эл, они могут меня преследовать, но мы доберемся до них первыми. Как вы и предлагаете. Не обманывайтесь на этот счет, на карту поставлено слишком много.
Дверь дома открылась, и в патио вышла женщина, величавая седая дама, которую Эл Миллер сразу же идентифицировал как миссис Харман. Подойдя к мужу, она сказала:
— Крис, тебя хочет видеть какой–то тип, он ждет в гостиной. Но ведет себя очень странно. — В голосе ее чувствовалось напряжение; она мимолетно улыбнулась Россу, а затем Элу. — Может, тебе лучше… — Она наклонилась, чтобы посекретничать с Харманом, и слова ее стали неразборчивыми.
— Хорошо, — сказал Харман, поднимаясь на ноги. — А что за человек? — Он глянул на Росса. — Никогда его раньше не видела?
— Может, нам пока лучше не уезжать, — сказал Росс, метнув взгляд на Эла.
— Никогда не видела его прежде, — сказала миссис Харман.
— Это Эл Миллер, — объяснил ей Харман, указывая на Эла. — Он теперь на нас работает. Это миссис Харман, Эл. — Потирая подбородок, он спросил: — Зачем он явился? Что говорит?
— По–моему, с ним что–то не так, — сказала миссис Харман, обращаясь к Бобу Россу. — Может быть, он пьян. — И добавила: — Довольно пожилой. Лет шестидесяти.
Харман направился в дом. Но у двери он приостановился и обернулся, чтобы сказать Элу кое–что еще.
— Вы многое увидите, — сказал он. — С этих пор. Это будет богатый опыт. Увидите то, о чем я говорил. Те проблемы, что мы обсуждали. Проблемы, с которыми сталкивается организация и которые она постоянно должна иметь в виду.
— Мы войдем вместе с вами, — сказал Росс.
— Это было бы замечательно, — сказала миссис Харман.
Они вчетвером пошли через весь дом в гостиную. Дом был прекрасен, и внимание Эла привлекало в нем то одно, то другое. Он отставал и вошел в гостиную последним; ему пришлось вглядываться мимо остальных, чтобы что–то увидеть.
Там, развалившись на кушетке, в костюме и галстуке, с чашкой и блюдцем на колене, улыбаясь и глядя прямо перед собой, сидел Джим Фергессон. Казалось, он не замечал их присутствия, продолжая неподвижно глядеть в пространство. Его костюм, заметил Эл, был в грязи. А лицо у него горело, и его исчерчивали струйки пота.
Увидев его, Харман сразу же радушно загудел:
— Джим! Провалиться мне на этом месте!
Он дал знак, и миссис Харман тотчас удалилась. Росс отошел в сторону, чтобы не привлекать внимания.
Старик повернул голову и увидел Хармана. Дрожащими руками, медленно и осторожно, он поставил на кушетку свою кофейную чашку и блюдце; те звякнули друг о друга. Он встал на ноги и сделал пару шагов в сторону Хармана. Протягивая руку, хрипло проговорил:
— Приветствую вас, Харман!
— Ну и дела! — сказал Эл. — Ты здесь? — Он был безмерно удивлен.
Старик разглядел Эла. Он указал на него пальцем и начал смеяться.
При этом лицо его, красное и одутловатое, прояснилось; он пытался что–то сказать, но, по–видимому, не мог. Он продолжал указывать на Эла покачивающимся пальцем, словно у него было что–то, что он хотел сейчас же выложить, но чем больше старался облечь это в слова, тем дальше ускользала от него способность говорить.
— Чтоб мне провалиться, — удалось наконец произнести старику. Брызгая слюной и утирая рот, он опять разразился смехом, по большей части состоявшим из лицевых конвульсий и почти не сопровождавшимся звуком. — Слушай, — сказал он, придвигаясь к Элу, — это ты написал то письмо?
— Какое еще письмо? — спросил Эл.
— То… — Он приостановился, тяжело дыша. — То письмо, анонимное.
— Черт, нет, — сказал Эл. — Ничего ни о каких письмах не знаю.
Харман приятным, непринужденным тоном спросил:
— Так вы получили анонимное письмо, Джим? Касательно меня?
— Да, — сказал Фергессон.
Росс пробормотал что–то неразборчивое и принялся в задумчивости расхаживать туда–сюда, сжимая и разжимая кулаки.
— Что ж, — сказал Харман, продолжая улыбаться. — Но, слушайте, почему его должен был написать Эл?
— Это не он, — сказал старик. — Я знал, что это вовсе не он. Уже и пошутить нельзя.
Он легонько пихнул Эла локтем в бок; его горячее, влажное дыхание обдало Элу лицо, ошеломляя его. Оно было омерзительно липким, и Эл инстинктивно попятился.
Указывая на кушетку, Харман сказал старику:
— Присаживайтесь, прошу вас.
Усевшись обратно, Фергессон сказал:
— Никак не приду в себя: старина Эл Миллер тоже здесь!
Он тряс головой, и на лице у него по–прежнему оставалась застывшая ухмылка, с которой он никак не мог совладать.
— Эл теперь работает на организацию, Джим, — сказал Харман, тоже усаживаясь.
— Не может быть! — сказал старик.
Глаза у него расширились и выкатились; он, казалось, был поражен удивлением и охвачен восторгом.
— Так уж скачет мяч, — сказал Эл. — Я имею в виду, ничего не изменилось. Это как игра.
— Ну и ну, — сказал старик. Он снова тяжело поднялся на ноги и подошел к Элу; снова легонько ткнул его в бок локтем и громко сказал: — Мы все в одной команде. — После чего поочередно на всех посмотрел.
— Да, — сказал, улыбаясь, Харман. — Полагаю, что так оно и есть. — С лица у него не сходило радушное и терпеливое выражение.
— Слушайте, — сказал старик Харману, подходя к нему и беря за рукав. — Знаете, Харман, мы с Элом какое–то время не разговаривали; вам об этом известно?
— Нет, я этого не знал, — сказал Харман.
— Я на него был очень зол, — сказал старик. — Но больше не злюсь. Он меня сильно подвел, но мне все равно. Он у меня арендовал стоянку, и мне тяжело было закрывать на это глаза, но я таки справился. Он сговаривался с моей женой, они друг друга стоят, два сапога — пара.
Он продолжал говорить, однако Эл уже не улавливал смысл: слова смешивались в полном беспорядке. Да и все равно старик обращался не к нему. Он излагал свои дела Харману — стоял рядом с ним и монотонно лопотал, брызжа слюной.
— Кто этот старичок? — спросил Боб Росс, подойдя к Элу.
— Хозяин одной автомастерской, — ответил Эл.
— А, — сказал Росс, на лице отразилось понимание. — Помню. Крис о нем как–то говорил. Он удалился от дел, верно?
— Нет, он только начинает, — сказал Эл.
— Кажется, припоминаю, — сказал Росс. Он несколько раз глубоко затянулся своей трубкой. — Что ж, полагаю, в Петалуму мы сегодня не выберемся.
Глава 13
Сидя посреди кушетки в гостиной Криса Хармана, старик говорил и говорил. Эл никогда прежде не слышал, чтобы тот так тараторил; лицо у него блестело, и взгляд сначала был устремлен на Хармана, затем на Боба Росса, затем снова на Хармана, затем на миссис Харман, затем, на мгновение, на самого Эла Миллера. Он подмигнул Элу.
— Вы уж мне поверьте, — сказал старик. Он рассуждал о сухой и влажной жаре. — Говорят, что в Сакраменто жить невозможно, но там жара долинная: это нормально. При такой сухости можно выдержать и сто двадцать градусов[24]. А где невыносимо, так это в Техасе, у Мексиканского залива; этот ветер с залива… — Он взмахнул рукой. — Там просто ужасно.
Вот так же он цепляется и к своим клиентам, заставляет их выслушивать эти скучные излияния, подумал Эл. Он тяжело вздохнул.
— Что ты хочешь сказать? — спросил старик, тотчас прервавшись. — Я тебя имею в виду, Эл Миллер. — Он выжидательно смотрел на Эла.
— В Амарилло не так уж плохо, — сказал Эл.
В ответ старик разразился взволнованной речью, в которой одно слово громоздилось на другое:
— Это на севере Техаса, там нет ветра, ветра с залива. Это именно то, что я имею в виду; там сухо.
— Когда ты вообще там был? — спросил Эл.
— Я там родился, неподалеку — в Канзасе. Тот же самый ветер дует и в Канзасе; там так жарко, что машина перегревается, с какой бы скоростью ты ни ехал. Ты же знаешь, я вырос в Канзасе.
— Да, но ты давно там не бывал, — сказал Эл.
— Там ничего не изменилось, — сказал Боб Росс. — Мы недавно бывали в тех краях, делали кое–какие записи. В Оклахоме.
— Слушай, Эл, — сказал старик. — А помнишь тот старый «Паккард», в котором ты ездил, когда мы только познакомились? Какого он был года, тридцать седьмого?
— Да, — сказал Эл. — «Паккард–двенадцать».
— Вот как я познакомился с Элом, — сказал старик. — Эл хотел, чтобы я чинил его «Паккард» и всегда поддерживал его на ходу. Ему очень нравилась та машина. Верно, Эл? Помнишь, как те пареньки подбили тебя на гонку за лидером? И ты поехал по дороге Блэк–Пойнт, было часа два утра. И состязался с ними на этом старом «Паккарде», и разогнал его — до скольки, бишь? — до девяноста миль в час, и у него полетела тяга. И тебе пришлось буксировать его до самого Вальехо. Во что тебе это обошлось? Ты пытался уговорить меня приехать и забрать его, я помню. Что в конце концов сталось с тем «Паккардом»?
— Сам знаешь, — сказал Эл. — Задняя ось сломалась.
— Потому что ты гнал его, предварительно не разогрев.
— Черта с два, — сказал Эл. — Это потому, что я поручил его тебе, а ты неправильно сбалансировал коленвал.
— Полная чепуха, — громко сказал старик. — Никто другой на всем белом свете не мог бы держать этот «Паккард» на ходу, при том как ты с ним обращался. Эй, знаешь что? Помнишь того парнишку, который угнал у тебя со стоянки «Форд» — купе? Я видел его на днях. Он теперь ездит на новом «Олдсмобиле». — Ухмыляясь, он переключился на Хармана: — Должен рассказать вам об этом, Харман. У Эла был потрепанный «Форд», на котором какой–то парень возил мешки с цементом и лес; ну, один из этих полугрузовичков. Он поступил к Элу помятым и грязным — за сколько ты его взял, Эл? Где–то за семьдесят долларов. В общем, Эл прикупил его на распродаже. И отогнал в мастерскую кузовных работ — я бы к нему не притронулся, а Эл знал, в каком состоянии драндулет — и заплатил им, чтобы тот перекрасили. Это стоило ему тридцать долларов. А потом он хотел, чтобы я подлатал этот «Форд» в механической части, но тот вообще никуда не годился; все кольца стерлись — масло текло повсюду. Как бы там ни было, Эл решил его продать. Выставил его впереди, прилепил на него одно из этих своих объявлений. Вы когда–нибудь помещали рекламу в «Трибьюн»? Каждому, кто приходил к нему на стоянку, он пытался сплавить эту колымагу, но никто не брал. Так что старина Эл стал работать с тем «Фордом» все больше и больше; отогнал его в какой–то гараж и заключил там сделку: ему поставили новые кольца и заново притерли клапаны. Это, должно быть, стоило еще пятьдесят баксов. К тому времени он вложил в свой «Форд» уже около двух сотен. Но все равно не мог его продать. Тогда он заново обил в нем сиденья. Его не покупали. Тогда… — Старик сделал паузу. — По–моему, он в конце концов даже поставил на него новые протекторы. Так или нет, но знаете, что с ним случилось? Тот парнишка угнал его и разбил вдребезги. От него ничего не осталось. Один утиль. Что ты в итоге выручил, Эл? Десять долларов за металлолом? — Он подмигнул.