Андрей ВОРОБЬЕВ, Михаил КАРЧИК ДЕЛО ДИКИХ АПОСТОЛОВ (Дело друзей детства)
Уважаемый читатель!
* * *
…На третьем этаже от пола, до окна был один метр, как и во всей школе. Этот метр отделял смерть от жизни. Двадцать минут назад Санька Васильев, из Набережных Челнов, то ли забывшись, то ли одурев от дыма и треска, встал и, опершись руками на подоконник, глубоким вдохом забрал в легкие свежий воздух. Фоменко с матом рванулся к нему, не поднимая головы, схватил за поясницу, но было поздно. Тело Васильева, с раздробленной головой отбросило на командира, заливая его кровью и ошметками мозгов. И еще двадцать-тридцать пуль, кроме той, которая угодила в голову Саньки, влетели в помещение, искрошив верхние полки шкафа у противоположной стены, а также то, что осталось на них от учебных экспонатов.
Но все равно, на подоконник надо было время от времени подниматься. Укрываться за изрешеченными пулями мешками с песком, за вогнутыми кусками стали, которые местные сербы-слесари приспособили в нескольких окнах школы и в подвалах. Если из школьных окон в течение четверти часа не прозвучало бы ни одного выстрела, триста мусульман, подошедших на расстояние гранатного броска, покончили бы с гарнизоном из пятнадцати русских добровольцев и тридцати сербских ополченцев.
Впрочем, пора было делать перерасчет. После того, как труп Васильева вытащили в школьный коридор, русских добровольцев осталось лишь двенадцать. Шурыгин был еще жив, но с ранением в голову и простреленной правой рукой, боевой единицей уже не являлся. Да и сербов к полудню осталось лишь двадцать пять.
Том, оттащивший останки Васильева, пригибаясь, заскочил в туалет, окна которого давно уже были выбиты пулями, хотя из сортира никто не стрелял. Как ни странно, из крана еще капала вода. Он напился, а потом сполоснул кровь с рук. Можно было бы вытереть о свой камуфляж. Но не стоит морочить голову ребятам, пусть радуются, что хоть у одного из бойцов пока нет ни царапины.
В коридоре Том обнаружил: ботинки тоже в крови. Но тратить минуты на их очистку времени не было. Это не школьный субботник, не посачкуешь.
На пороге задымленного класса сидел Фоменко.
— Куда пропал? Иди в соседний, возьмешь южный сектор. Тим ненадолго отключился, а местным не верю.
Том кивнул — воинского устава в отряде не признавали, впрочем, любой армейский офицер не стал бы в такую минуту требовать от солдата «так точно!». Быстро, но все теми же лягушачьими прыжками, лишь бы не поднять голову выше этого проклятого метра, он добрался до нужного класса. Там были два пожилых серба — оба скорчились на полу, рядом с сидящим Тимом.
— Зацепило? — Спросил Том, опасаясь услышать худший ответ.
— Ни х…. В броник замиздрючила. Какой-то большой калибр. Погнуло слегка. Погоди, сейчас отдышусь.
Том кивнул, не тратя время подполз к подоконнику, осторожно выглянул в щель между двух мешков с песком. За последние десять минут пейзаж вокруг школы не изменился.
Село Липчанска, точнее его население, само село уже сгорело дотла, смогло выжить только благодаря неизвестному архитектору, который еще в королевские времена выстроил школу на пригорке, к тому же выстроил из добротного, плотного кирпича. С чердака и третьего этажа местность просматривалась на десять километров. К сожалению, оружия, которым можно достать противника с такого расстояния, у защитников села не было. От уютных современных коттеджей и старых домов остались одни развалины. Местные жители, кроме тех, кто предусмотрительно не покинул зону боевых действий, укрылись в школьном подвале или на первом этаже. Второй и третий этаж занимали защитник школы.
К счастью, вокруг здания было открытое пространство: огромный стадион у подножия холма и выпас для мелкой сельской скотины. Мусульманский батальон, прорвавший на рассвете линию фронта и атаковавший Липчанску, укрывался в садах и постройках, не решаясь приблизиться к школе. Если бы не необходимость экономить патроны, да и стволов побольше, врага давно оттеснили еще дальше. А так приходилось стрелять только лишь, если появлялся шанс поразить цель или просто, напомнить о себе. В начале боя пятиминутное молчание защитников спровоцировало врага на атаку. Правда, закончилась она для «духов» печально: с десяток трупов и раненых враг даже не рискнул вытащить с поля боя…
Так же осторожно Том присел. В эту минуту здание вздрогнуло от взрыва. Гранатомет? — Подумал он. — Нет, посерьезней.
От толчка с полки школьного шкафа что-то упало и покатилось ему в ноги, как футбольный мяч. Том обернулся. Ничего же себе, глобус. Глобус медленно переворачивался рядом с ним, потом замер. На Павла Томакова глядел язык Балтийского моря — Финский залив и город, в самой узкой его, конечной части. Тот самый город, откуда он прибыл на Балканы. Чтобы, как скорее всего должно случиться, погибнуть в стенах этой самой трехэтажной школы, поселка Липчанска.
И Том — он же Паша Томаков, и Тим — он же Петр Тимофеев, а так же их школьный друг Фоменко — Фома, оказались в Боснии совсем недавно. Все в один сезон ушли в армию, вернулись и узнали, что дома делать нечего. Нет, конечно, какую-нибудь работенку найти можно. Но на душе хреново, когда ты выходишь вечером из метро и плетешься домой с бутылкой «адмиралтейского» пива, а навстречу тебе катит на «бомбе» твой одноклассник Мишаня Кривун, откупившийся от армии за тысячу баксов и за два года сделавший неплохую бандитскую карьеру. Конечно, он остановится, вяло пожмет руку, угостит сигарой, которые курит исключительно понтов ради. Предложит как-нибудь встретиться, поговорить о старых школьных временах, а заодно немножко подработать. Но будешь ты у этого Мишани ходить в шестерках. А потом сядешь, как другой одноклассник — Костян. Или, уйдешь в мир иной, вроде Сереги из параллельного класса, который сопровождал того же Мишаню на разборку, закончившуюся стрельбой. Как там было у профессора Лебединского?
— «Он упал, как подкошенный ветром тростник
Возле двери «поджеры» дырявой.
Не его в том вина — так уж карта легла,
Ведь он не был по жизни разявой».
Р-р-романтика, чтоб ее…
Ребята пили пиво полтора месяца, пока не обнаружили в «Рекламе-шанс» короткое объявление: «Требуются мужчины».
— То ли, в менты зовут, то ли в трахальщики, — хмыкнул Тим, — надо сходить.
В маленькой комнатушке обычной питерской коммуналки, их встретил невысокий усатый парень, в камуфляже. Он расспросил друзей о том, где они служили, устроил каждому короткий теоретический экзамен, желая убедиться, сколько раз после присяги они брали в руки автомат и с каким оружием еще знакомы. Потом объяснил, где и с кем придется воевать. Заявил, что заграничные паспорта будут готовы за неделю, к этому времени уже будут проставлены транзитные румынские и болгарские визы. Ежемесячная зарплата полагалась небольшая, но в валюте. Согласие следовало дать к следующему утру. Ребята пошли в ближайшую пивную, где уже появилось новшество для тогдашнего Питера — разливное пиво. Решение было принято за один час…
Пару месяцев спустя после первого боя, Том понял, почему сербы так ценят русских добровольцев. Бывших десантников или морпехов среди них было не так и много, а иногда даже попадались ребята, не служившие вообще. Но у русских было одно незаменимое качество. Сербы, призванные из соседних деревень и городков, норовили заглянуть домой пару раз в неделю и, как подметил Том, это часто происходило незадолго до осложнения боевой обстановки. Русским же деваться было некуда. Поэтому они периодически оказывались в самом пекле. Если атака, то впереди, а если в наступление перешли «духи», то именно в том месте, где вражеский удар особенно мощен. Но домой не хотелось. Почти ежедневная военная работа стала привычной. Поэтому все трое и оказались в этот день на третьем этаже селения Липчанска…
Еще один близкий удар сотряс дом, ощутимо пахнуло горелым. Глобус вздрогнул, перевернулся и на месте Питера оказался Владивосток. Павел пару секунд глядел на этот предмет, будто бы забыв, как здесь, среди смерти оказался учебный экспонат. Потом появилась идея. Том обернулся к одному из сербских ополченцев, все еще взиравшему на уже очухавшегося Тима, как будто бы это могло ему принести пользу.
— Дай кепку.
Удивленный серб снял с головы большое кепи с длинным козырьком и протянул Тому. Тот подкрался к шкафу, обнаружил на нижней, не задетой полке флакон с тушью и вымазал ей половину глобуса, потом, напялил на глобус кепку. После этого обратился к Тиму.
— Как скажу — ставь на подоконник. Осторожно.
Тим медленно поднял глобус и аккуратным движением водрузил его на вражеское обозрение. «Интересно, «духи» с такого расстояния решат ли, что это чья-то башка в маске»? — мельком подумал Том. При этом он аккуратно встал, укрываясь между мешками.
Удивление неприятеля продолжалось несколько секунд. Потом глобус разнесло на части, а простреленная кепка полетела вниз. За эти секунды Том успел высмотреть среди кустов шиповника, одного из врагов, который настолько вошел в боевой азарт, что почти приподнялся и палил без перерыва. Босниец уже опускал автомат, чтобы присесть в прежнее укрытие, когда прицелившийся Том плавно нажал спусковой крючок.
Он не стал даже смотреть, попал или нет, чтобы не тратить лишнюю секунду. На оба мешка с песком обрушился шквал огня, хотя враг понимал, насколько это бессмысленно. Видимо, пуля мимо не прошла.
— Фома, ничего с базы не слышно? — Осведомился Том, высовываясь в коридор, где колдовал над рацией Фоменко.
— Обещают к вечеру помочь. Даже два танка подойдут. Но нам без разницы. Все х…во, Паша.
Том удивленно взглянул на него. Фоменко молча указал на дверь в класс, откуда валил едкий дым. Павел подобрался к двери.
Вместо окна в помещении зияла огромная дыра. Дымилась куча паркета. А посередине села прекрасно просматривался виновник разрушения: зенитное орудие, установленное на платформе большого грузовика. Хобот орудия, прикрытого стальным щитом, медленно двигался.
* * *
— Ну, что, апостолы, счастливо добраться домой, — провожающий по очереди обнял Тима и Тома, — передавайте от меня привет Питеру, выпейте за мое здоровье… Но только не в самолете, — поспешно добавил он, заметив, с каким усердием закивали отъезжающие, — все. Счастливо.
— Счастливо, Фома, будь здоров, — Тим и Том подхватив свои сумки, направились на посадку. А их товарищ, также быстро повернувшись, зашагал к выходу из аэропорта.
Выйдя на улицу, он отмахнулся от пары подскочивших частных извозчиков, закурил и, уже не торопясь, двинулся вдоль аэропортовской стены. Шагов через двадцать Фома поравнялся с сидящим на корточках смуглым человеком неопределенного возраста, одетым в засаленный пиджак, такие же видавшие виды брюки и в застегнутую на все пуговицы клетчатую рубашку. Никаких эмоций этот абориген не вызывал — мало ли народа крутится возле аэропорта или нежится здесь под теплым солнышком, ожидая очередного рейсового автобуса?
Только смуглый ждал не транспорт. Стремительно выхватив из-за пазухи нож, он несколько раз ударил им прохожего. Последнее, что запомнил Фома, падая на разогретый асфальт — визгливый фальцет, бьющий в уши под ритм ударов клинка: «Алла-аху акбар!»…
* * *
Летом 2000 года красная «ауди» ехала в направлении Петербурга по Выборгской трассе. По обеим сторонам автострады мелькали стройные сосны Карельского перешейка, стволы которых казались красно-оранжевыми в лучах заходящего солнца.
— Господин Нертов, Алексей Юрьевич, — обратилась к водителю сидящая на заднем сидении молодая женщина, — неужели все юристы вне работы такие молчуны? Если вы уж всю дорогу собираетесь мечтать, вместо того, чтобы развлекать собственную клиентку с вашей помощью заключившую столь удачную сделку, то, может, хоть музыку какую-нибудь включите?
— Извините, Елена Викторовна, я просто не хотел вам мешать, — как бы оправдываясь, улыбнулся водитель, одновременно нажимая кнопку автомагнитолы, — но, если выбирать между моими занудными поучениями и искусством, на вашем месте я выбрал бы последнее.
— Ну, не обижайтесь, — женщина капризно надула губки, — мало ли что я вам успела наговорить. Главное, все успешно закончилось. Что же касается поучений, надеюсь, во внерабочее время мы найдем более подходящую тему для беседы, тем более, мне всякие новости надоели не меньше упрямства господина Тойво Саари.