– Я могла бы и не приехать. Вышла бы замуж, остепенилась… – Архи мягко спрыгнула на землю.
– Тогда это была бы не ты. Ты не могла не приехать, – Хельга взяла под узды лошадей и отвела их в стойло. – Я рада, что мы теперь свободны. Ведь я права? Заночуешь?
– Отдохнуть надо перед дальней дорогой. Даже если спохватятся сейчас, всё равно приедут только к полудню. Однако отец проснётся, скорее всего, только поздним утром. Меня не найдёт… И – к вечеру жди гостей. У нас куча времени! Давай поспим. Кстати, у тебя найдётся что-нибудь поесть? Умираю от голода. Три дня точно ничего не ела.
– Вижу. Осунулась, глаза запали. Проходи. Молоко и лепёшка подойдут?
– Тащи.
Немного насытившись, Архелия вернулась к прерванному разговору.
– Итак, я уезжаю.
– Убегаешь, – поправила Хельга, предусмотрительно собирая собственные вещи.
– Да, – согласилась несостоявшаяся невеста. – Хотя мне не нравится это слово.
– Конечно. Бегство не в правилах вашего рода! – грустно пошутила подруга.
– Теперь в правилах. Я хочу спросить тебя. Я не могу приказывать, потому что поставила себя на место изгоя. Ты поедешь со мной?
– Куда? В соседние земли?
– Нет, там нас знают. Нужно забраться подальше через два или три княжества.
Хельга молчала. Она давно уже решила для себя, что их две судьбы прочно связаны одной неразрывной цепью. Девушка хотела дать красивый и достойный такой минуты ответ. Минуты, когда решаются вопросы жизни и смерти.
– Ты знаешь, Архи, когда я пришла служить тебе, то не подозревала, что ты станешь для меня сестрой. Сейчас я могу сказать тебе это, потому что ты спустилась на одну ступень ближе ко мне. Но всё равно ты – старшая. Когда-то вы помогли мне, и я буду рада, если своей преданностью смогу отплатить добром за добро.
– Спасибо, я знала, что останешься рядом. Ближе тебя у меня теперь никого нет, – она тепло обняла подругу.
– А может, передумаешь и вернёшься? Влюбишься в него, – лукаво подмигнула Хельга, тряхнув рыжими кудрями, и, увидев помрачневшее лицо дочери барона, добавила: – Ладно, шучу. Спать, спать, спать…
Они расположились на единственной в доме широкой скамье, служившей ночью кроватью. Вдвоём было тесно, но тепло и спокойно рядом друг с другом. Уже сон начал сковывать веки, когда послышался удаляющийся топот копыт. Архелия приподнялась на локте, прислушиваясь.
– Ты слышишь? Знаешь, мне всю дорогу чудилось, что кто-то преследует меня. Очень осторожно. Остановлю лошадей – тишина. Поеду – опять то же самое. Я думала, что от страха мерещится. Неспроста, видно. Может, сейчас поедем? Кто бы это мог быть? Да проснись ты, – она слегка потрясла за плечо проваливающуюся в сон подругу.
– Не знаю, кто, – еле слышно пробормотала Хельга, но на всякий случай она нащупала рукоятку меча, лежавшего рядом. – Духи леса не любят, если их беспокоят ночью. Давай с утра поедем.
4. Затянувшийся визит
Посланник Зигварда благополучно вернулся в лагерь. Он доложил, что «невеста» решила начать вольную жизнь и покинула родной дом, нарушив волю отца. Новость потрясла бывалого воина. Зигвард заставил черноволосого юношу повторить подслушанный разговор девушек ещё раз и приказал не распространяться о происшествии. Исам был на редкость сообразительный малый. Вернувшись к костру, отвечал на вопросы товарищей, что неудачно прокружил по незнакомому лесу, и весьма правдоподобно разыгрывал из себя невезучего следопыта. Бдительный Зигвард издалека контролировал кареглазого воина и невольно восхищался его артистичностью. В душе советник герцога ликовал, но очень хотел, чтобы «радостное известие» Клепп услышал из уст самого барона.
Ранним утром отряд снова двинулся в путь. Герцог ехал впереди и задумчиво вглядывался в предрассветную дымку. Клепп втайне надеялся, что какое-либо происшествие помешает ему осуществить задуманное. Колесо его судьбы бешено крутилось, и не хватало небольшого знака свыше, чтобы остановить его вращения. Он грустно посмеивался, сравнивая себя с быком, который добровольно идёт на заклание. Дорога неотвратимо вела его к «семейному счастью», но ничего не происходило. Покой владел миром. Даже ветерок не шевелил трепетных весенних листов. И разбойники, в последнее время прочно обосновавшиеся в окрестных лесах, не собирались нападать на дремлющих в сёдлах воинов. Не было никакой зацепки, чтобы, не потеряв лица, развернуть отряд обратно. Клепп начал уже страстно желать любой потасовки, чтобы придраться к происшествию и впервые не добраться до намеченной цели.
Зигвард хорошо понимал состояние герцога, но выжидал удобного момента, чтобы действовать в соответствии с настроением последнего. А сейчас он счёл за лучшее помалкивать. За долгие годы службы верный помощник стал не просто правой рукой своего господина, но мог полностью заменить Клеппа, когда тот отсутствовал. Он привык самостоятельно принимать решения, если результат был желаемым для герцога. Преданный соратник свято чтил интересы вождя, научился чутко улавливать душевное состояние своего хозяина и постепенно из слуги превратился в друга. Благополучие Клеппа он ставил выше собственного. В редкие моменты, как сейчас, Зигвард пытался оградить герцога от ненужных забот и переживаний, видя в происшествии волю провидения. Не раз он попадал под горячую руку Клеппа, неукротимому нраву которого чужды были недомолвки и полуправда осторожного помощника. Но Зигвард делал это из благородных побуждений, и его прощали.
Небо розовело, вдали перекликались ранние птицы, потревоженные движущимся отрядом. Мокрые от росы, свежие изумрудные травы щекотали ноги холёных лошадей. Пар из ноздрей мощных боевых скакунов смешивался с утренним туманом. По мере приближения к укреплённому дому барона воины оживлялись. Их приподнятый настрой заряжал даже всегда уравновешенного Зигварда. В предвкушении праздника молодёжь горячила коней. Воины гордо несли на своих плечах парадные доспехи, сделанные специально для личной охраны. Герцог не скупился, когда речь шла о его лучших дружинниках. Железо, однако, закрывало от силы треть тела и не позволяло воину полностью полагаться на его защиту. Большинство людей из отряда герцога были очень молоды. Некоторым исполнилось от силы пятнадцать лет. Тот возраст, когда гибель не страшит, потому что она далека и нереальна. Пусть костлявая забирает старые и больные души, уставшие ползать по земле! А Смерть придирчиво отбирала сильных, молодых, неопытных… Энергия бойцов была готова, казалось, сокрушить мир. Они верили, что и на этом, и на том свете найдут себе отличное весёлое местечко. Главное – погибнуть в бою, а уж дальше древние боги позаботятся о героических сорвиголовах… Более зрелые воины держались сдержанно. Они могли позволить себе свысока и снисходительно смотреть на гогочущих парней, грубые шутки которых легко могли превратиться в смертельные стычки, если бы задир вовремя не одёргивали старшие. Наконец, когда веселье за спиной стало невыносимым, Клепп отвлёкся от своих мрачных мыслей и вопросительно, с укоризной взглянул на Зигварда. Советник не заметил, он был погружён в себя. Тогда герцог пришпорил коня, отъехал чуть в сторону и круто развернулся лицом к сбившемуся строю. Все разом умолкли и остановились. Клепп ничего не говорил. Он сидел, нахмурившись, и выжидал, обводя цепким взглядом неорганизованную кучу, в которую превратился отборный отряд. Постепенно воцарился порядок. Молодые воины осознали ошибку и восстановили походный строй, разбившись попарно. Притихшие, они ожидали наказания. Наконец Клепп заговорил. У него был негромкий мягкий бас. Он не прилагал особых усилий, но каждое слово отпечатывалось в мозгу калёным железом.
– Сейчас нас ждёт не враг, но… дисциплины не нарушать! Мы на чужой земле. Надо вести себя с оглядкой. Сдерживайте свой пыл. Местных не задевать, особенно девушек, – герцог строго посмотрел в сторону самых рьяных ребят. – Ссор избегать! Праздник может затянуться – пить в меру! Рука должна оставаться твёрдой, а мысли ясными. Кто знает, мы не дома, и я хочу рассчитывать на каждого из вас. Наших сил недостаточно, чтобы позволить себе расслабиться. Наглость, беспечность, вызывающий тон оставьте здесь – заберёте, если вернётесь из незнакомого места. Своих, конечно, в обиду не дам, но и глупости не прощу! Если местные пойдут против нас, расхлёбывать придётся всем. Здесь наверняка есть свои порядки и обычаи, которых мы пока не знаем. Пока, – он сделал многозначительное ударение на этом слове, – это не наша земля. Осторожность и ещё раз осторожность.
Герцог оглядел дружинников, его взгляд смягчился. Клепп задорно улыбнулся и произнёс:
– Я сделаю всё возможное, чтобы эта земля стала нашей! Она сдастся без боя!
Воины одобрительно зашумели, бряцая оружием. Некоторые от избытка чувств с радостным кличем подняли коней на дыбы. Остаток пути они проделали, строго соблюдая строй. Свысока поглядывали бравые воины на удивлённых встречей людей, изредка попадающихся по дороге к городку. Зрелище действительно было торжественным и красочным: лучшие из лучших, в великолепных одеждах, под бело-голубыми стягами, они важно восседали на своих боевых скакунах.
Подъехав к большим кованым воротам, Клепп и Зигвард удивлённо переглянулись. Их встречала баронесса, её приближённые, дружина местного вождя, любопытная прислуга и прочий люд. Хозяина земель среди высыпавшей во двор челяди заметно не было, как не было и самой Архелии. Лицо супруги барона было доброжелательным и спокойным. Она величаво приветствовала дорогих гостей и пригласила их в дом. Герцог и его воины спешились и, доверив лошадей заботам конюхов, прошли вслед за хозяйкой в большой зал. С порога Клепп почувствовал неладное, среди простых людей царило смятение, на себе он ощущал косые взгляды и слышал странные перешёптывания. Барон грузно сидел во главе стола и даже не поднялся навстречу прибывшим. Его фигура выглядела одинокой и жалкой на фоне богатого убранства зала. Казалось, что хозяина дома подменили. Из энергичного, свирепого вояки и чванливого правителя он вмиг превратился в убитого горем старика. Взгляд его затравленно и рассеянно плутал по просторной комнате. Клепп, увидев непривычное зрелище, остановился в нерешительности поодаль.
– Что-то случилось? – шёпотом спросил он, склонив голову к баронессе.
Она тяжело вздохнула. Потом, видимо, решив принять всю тяжесть момента на свои хрупкие плечи, супруга хозяина дома осторожно дотронулась до локтя несостоявшегося зятя и произнесла:
– Наша дочь этой ночью исчезла. Отец просто убит горем. Прошу вас, подойдите к нему.
Клепп знаком приказал своей свите оставаться на месте, а сам приблизился к барону.
– Я очень сочувствую вам и готов помочь, если вы примете мою помощь, – осторожно начал он.
– Архелия была моей жизнью. Я так любил её! – без предисловий начал «тесть». – Это я виноват, что она убежала…
– Может, не поздно послать людей, чтобы вернуть её?
– Нет, – обречённо покачал головой барон. – Видно, что вы не знаете мою девочку. Уже бесполезно. Её не найти. Да она и не вернётся, – он замолчал, собираясь с мыслями. – Прошу вас остаться и погостить у нас. Ваше присутствие – большая честь для нас. Угощайтесь… Жаль, пир не будет радостным. Моя дочь так юна и упряма, что не ценит своего счастья. Пусть боги теперь решают её судьбу. Извините, я приболел и вынужден вас ненадолго покинуть, – он с усилием поднялся, но сразу рухнул обратно на стул. Жена и слуги поспешили помочь ему и вывели прочь из зала, сопровождаемые сочувственными взглядами.
Клепп занял место за столом. Вслед за ним расселись и его воины. Затем к ним присоединилась баронесса со свитой. Задуманный ранее пир превратился в обычный торжественный обед в честь приезда высоких гостей. Супруга вождя и герцог негромко переговаривались, обсуждая сильно запущенные дела маленького государства. Воины наконец-то смогли расслабиться и отдохнуть. Они жадно поглощали выставленные яства, осторожно шутили и лениво заигрывали с местными красавицами, коих было достаточно в окружении баронессы. Однако печальное известие наложило свой отпечаток на несвоевременное пиршество. В дружине герцога обсуждение необычного поступка Архелии негласно отложили до той поры, когда рядом не будет всеслышащих ушей Зигварда. Даже молодёжь вела себя осмотрительно, предпочитая лучше прогневить небесных покровителей, чем земных.
Гости поднялись из-за стола одновременно, вслед за герцогом и баронессой, и отправились устраиваться на новом месте в отведённые для них комнаты. Непритязательные дружинники были довольны оказываемыми им почестями. Герцог же в сопровождении жены местного вождя прошёл в соседнюю комнату, где жил сам хозяин дома и где ещё витал дух беглянки, прощавшейся накануне со спящим отцом. Барон сидел на щедро застеленной мехами широкой лавке, облокотившись на небольшой резной стол, и мрачно смотрел в пустоту. Пространство освещала лишь одна свеча, стоявшая перед ним. Её неровный свет рассеивался, не достигая отдалённых уголков комнаты. Разговор обеим сторонам предстоял нелёгкий, и каждый мысленно готовился к возможным его поворотам. Однако надо было начать, и Клепп заговорил первым:
– Мы благодарим вас за гостеприимство. Я не совсем уверен, правда, что мы достойны столь радушного приёма, поскольку являемся косвенными виновниками несчастья, которое посетило ваш дом. Вы были вправе указать нам на дверь. Ваша дочь считает, что я не имею права претендовать на её руку только потому, что ни разу не видела меня? Я надеялся, что для неё слово отца является гарантом надёжности и безопасности сделанного выбора. Недоразумения, которые могли возникнуть, легко было уладить другим способом, не прибегая к крайним мерам. Мне жаль, что Архелия принесла столько горя и страдания любящим её сердцам. Оправданием её поступку может служить лишь юный возраст и некоторая самонадеянность.
Клепп замолчал, ожидая ответа. Искоса он наблюдал за реакцией на его слова супруги барона, но на её непроницаемом лице было написано спокойствие и непреклонность. Он справедливо заключил, что мать как-то замешана в истории с побегом, который сразил барона. Отец Архелии сильнее нахмурился и продолжал молчать. Клепп снова начал:
– Чтобы не причинять вам лишних беспокойств своим пребыванием, я считаю необходимым покинуть ваши земли и вернуться назад. Надеюсь, что мы останемся друзьями. Предлагаю не таить зла друг на друга. Случилось то, что случилось. Так, видно, угодно богам. И мой дом тоже остался сиротой без хозяйки, которая так опрометчиво отвергла его.
Голос герцога звучал уверенно, но в душе он сомневался в кристальной искренности своих слов. Он изо всех сил старался убедить в благих намерениях прежде всего самого себя.
– Довольно, – подал голос барон. Он поднял ладонь и слегка хлопнул ею по столу. – Я стар, и мои соседи, как голодные волки, ждут моего смертного часа. Моя дочь сыграла на руку моим врагам! Она, моя единственная наследница, предала интересы княжества. Предала всё, что отстаивал я с мечом в руках, не жалея жизни! – несчастный отец заволновался, и голос его задрожал, он наконец посмотрел в глаза герцогу. – Они и сейчас бы напали на меня и не оставили никого из преданных мне людей в живых. Людей отправили в рабство, а землю разорвали бы на части, растащили бы по клочкам… Мой час близок, и силы покидают меня. Мои обидчики поднимут голову и со всех сторон поползут сюда. Они ждут, – он почти до шёпота понизил голос. – Они ждут, когда ты уйдёшь и уведёшь своих людей. Останься, Архи вернётся когда-нибудь. Всё наладится. Она одумается, я уверен, потому что сам воспитал её такой, но сделает это позже. Будет и свадьба, и дети, и… наследник, – барон неожиданно схватил Клеппа за руку, и тому показалось, что старик спятил, добровольно отдавая власть в руки пришлого господина. Барон на самом деле хватался за соломинку.
– Ты не раскаешься в своем предложении? – церемонии были отброшены.
– Я не отдал бы свою дочь за негодяя. Я знаю о тебе много, очень много… Ты благороден, честен, разумен и осторожен. Ты же не примешь скоропалительного решения. Не уходи. Поживи, оглядись, – заметив испуг в глазах герцога, отец беглянки заговорил поспокойнее. – Ты не думай, я не сошёл с ума. Я – воин, ты – воин, и она – тоже воин… – он сжал губы, чтобы скрыть боль, которую причиняли воспоминания о дочери.
– То есть ты предлагаешь мне остаться, чтобы соседи-враги решили, что договоренность между нами достигнута. И я, как будущий хозяин, не дам в обиду новых подданных.
– И целых две армии встанут на защиту княжества, если потребуется, – голос барона при последних словах снова зазвучал грозно.