– Вудлей-Болтон, – сказал Джайлс. – Это не так далеко отсюда. В Вудлей-Кемп обычно ездят на пикники. Это вересковая пустошь, примерно в тридцати милях отсюда. Мы напишем доктору Кеннеди и спросим, можно ли нам приехать к нему или он предпочтет сам приехать к нам.
В полученном ответе говорилось, что доктор Кеннеди готов принять их в следующую среду. В назначенный день супруги Рид отправились к нему.
Вудлей-Болтон – деревня с домами, беспорядочно разбросанными по склонам холма Гэллс-Хилл, – оказался на самой вершине холма, и оттуда открывался вид на Вудлей-Кемп и на заболоченные равнины, поросшие вереском, за которыми простиралось море.
– Довольно мрачное место, – заметил Джайлс, поеживаясь.
И сам дом был тоже мрачным – видно, доктор Кеннеди презирал новшества вроде центрального отопления.
Дверь открыла хмурая и весьма непривлекательная особа. Она проводила их в кабинет доктора Кеннеди, который при их появлении поднялся с кресла. Кабинет представлял собой длинную комнату с довольно высоким потолком, уставленную по стенам шкафами с книгами.
Доктор Кеннеди оказался седым пожилым мужчиной с хитрыми глазками, выглядывающими из-под кустистых бровей. Его острый взгляд быстро перебегал с одного визитера на другого.
– Мистер и миссис Рид? Присаживайтесь, миссис Рид, вот это, наверное, самое удобное кресло. Ну и в чем же все-таки дело?
Джайлс кратко изложил заранее подготовленную историю.
Они с женой недавно поженились в Новой Зеландии и приехали в Англию, где его жена жила короткое время в раннем детстве, сейчас она занята выявлением старых друзей семьи и их связей.
Доктор Кеннеди оставался безучастным и замкнутым. Он был вежлив, но явно раздражен их колониальной сентиментальностью и приверженностью к семейным узам.
– И вы полагаете, что моя сестра, моя единокровная сестра, возможно, ваша родственница? – спросил он Гвенду вежливо, но слегка враждебно.
– Она – моя мачеха, – сказала Гвенда. – Вторая жена моего отца. Я, конечно, не помню ее как следует. Была тогда слишком маленькой. Моя девичья фамилия – Холидей.
Он посмотрел на нее, и вдруг улыбка озарила его лицо. Теперь это был совсем другой человек, от отчужденности не осталось и следа.
– Бог мой! Только не говорите мне, что вы и есть Гвенни!
Гвенда широко улыбнулась. Давно забытое уменьшительное имя звучало в ее ушах как благостная музыка.
– Да, я – Гвенни.
– Да благословит бог мою душу! Выросла и вышла замуж. Как летит время! Это было… пятнадцать лет… нет, конечно, гораздо больше лет назад. Вы, естественно, не помните меня?
Гвенда отрицательно покачала головой.
– Я даже своего отца не помню. Я хочу сказать, что прошлое видится мне словно в тумане.
– Конечно… Первая жена Холидея была из Новой Зеландии… Помнится, он рассказывал мне об этом. Прекрасная страна, как я понял.
– Это самая чудная страна во всем мире, но мне и Англия тоже очень нравится.
– Вы приехали на время или хотите поселиться здесь? – Он позвонил в колокольчик. – Мы должны выпить чаю.
Когда вошла высокая женщина, он попросил:
– Чаю, пожалуйста… и тостов с маслом… или… или кекса, или еще чего-нибудь.
Респектабельная экономка выглядела отнюдь не дружелюбной, но тем не менее ответила:
– Слушаюсь, сэр. – И вышла.
– Обычно я не пью чая, – заметил доктор Кеннеди, словно желая загладить неловкость, – но ради такого приятного случая…
– Спасибо, вы очень любезны, – поблагодарила Гвенда и продолжала: – Мы купили здесь дом. – И после короткой паузы добавила: – «Хиллсайд».
– О да. В Дилмуте. Вы указали на конверте свой адрес.
– Какое удивительное совпадение, правда?! – воскликнула Гвенда, обращаясь к Джайлсу.
– И правда! – согласился Джайлс. – Просто ошеломляющее совпадение.
– Понимаете, он как раз продавался, – сказала Гвенда и добавила: – Это тот самый дом, в котором мы жили много лет назад.
Доктор Кеннеди нахмурился.
– «Хиллсайд»? Ну, конечно, я слышал, что они назвали его по-другому. Прежде он назывался в честь какого-то святого. Думаю, это тот самый дом, на Лихемптон-роуд, ведущей к центру города, по правой стороне?
– Да.
– Это он и есть. Забавно, как выветриваются из памяти названия. Подождите минутку. «Сан-Кэтрин» – вот как он назывался прежде.
– И я там жила, верно? – уточнила Гвенда.
– Да, конечно, вы там жили. – Он удивленно на нее посмотрел. – А почему вы решили снова там поселиться? Уж наверняка не из ностальгических побуждений.
– Нет. Но почему-то, едва ступив на его порог, я почувствовала себя как дома.
– Почувствовала себя как дома, – повторил доктор. Сказано это было невыразительным, безразличным тоном, но Джайлсу было бы интересно узнать, о чем доктор думал при этом.
– Видите ли, – продолжала Гвенда, – я так надеялась, что вы о многом расскажете мне… о моем отце, и Элен, и… – добавила она, запинаясь, – обо всем…
Он задумчиво посмотрел на нее.
– Полагаю, вашим родственникам в Новой Зеландии мало что было известно о том, что происходит здесь, в Англии. Да и мне известно не так уж много. Элен, моя сестра, возвращалась из Индии на одном пароходе с вашим отцом. Он был вдовец с маленькой дочерью. Элен пожалела его или влюбилась в него. А он был одинок или тоже влюбился в нее. Трудно сказать, как все это произошло. Они поженились в Лондоне, по прибытии, и приехали в Дилмут, ко мне. Тогда у меня там была практика. Келвин Холидей казался хорошим парнем, хотя был довольно раздражительным и порой впадал в депрессию… но тем не менее они казались счастливой парой… тогда. – Он немного помолчал, прежде чем сказать: – И все-таки менее чем через год она сбежала куда-то с другим. Вы, может быть, знаете об этом?
– А с кем она сбежала? – спросила Гвенда.
– Она не сказала мне. Я не пользовался ее доверием. Я видел… просто не мог не видеть, что между ней и Келвином возникли трения. Я не знал почему. Я всегда был пуританином в вопросах морали и верил в супружескую верность. Элен не желала посвящать меня в свои семейные дела. До меня доходили слухи, но без упоминания каких-то конкретных лиц. У них постоянно гостил кто-нибудь из Лондона или из других частей Англии. Думаю, она сбежала с кем-нибудь из них.
– Они были уже в разводе?
– Элен не хотела развода. Так мне сказал Келвин. Вот почему я предположил, возможно ошибочно, что мужчина был женат. И к тому же на католичке.
– А мой отец?
– Он тоже не хотел развода.
Доктор Кеннеди отвечал довольно сдержанно.
– Расскажите о моем отце, – попросила Гвенда. – Почему он внезапно решил отправить меня в Новую Зеландию?
Кеннеди ненадолго задумался, прежде чем ответить.
– Мне кажется, что на этом настаивали ваши родственники. После крушения брака с Элен он, наверное, решил, что так будет лучше для всех.
– Почему он не отвез меня туда сам?
Доктор Кеннеди оглядел каминную полку в поисках ершика для трубки.
– О, я не знаю… У него резко ухудшилось здоровье.
– А что такое с ним было? От чего он умер?
Открылась дверь, и появилась суровая экономка с подносом, на котором были тосты с маслом и варенье, но никаких кексов. Рассеянным жестом доктор Кеннеди предложил Гвенде разливать чай. Когда чашки были наполнены и розданы, а Гвенда взяла кусочек тоста, доктор Кеннеди с напускной живостью осведомился:
– Ну и как вы обустроили свой дом? Наверное, я и не узнаю его после проведенных вами усовершенствований.
– Мы очень гордимся своими ванными, – ответил Джайлс.
Гвенда, глядя на доктора в упор, повторила свой вопрос:
– От чего же умер мой отец?
– Затрудняюсь вам сказать, дорогая. Как я уже говорил, у него возникли сложности со здоровьем, и в конце концов он отправился в клинику где-то на восточном побережье. Спустя два года он умер.
– А где точно находилась эта клиника?
– Мне очень жаль, но теперь я не могу вспомнить. Как я уже сказал, мне кажется, она находилась где-то на восточном побережье.
Доктор Кеннеди явно уклонялся от прямого ответа. Джайлс и Гвенда обменялись короткими взглядами.
– По крайней мере, сэр, вы можете сказать, где он похоронен? – спросил Джайлс. – Гвенда, естественно, очень хотела бы посетить его могилу.
Доктор Кеннеди придвинулся к камину и принялся чистить чубук трубки перочинным ножом.
– Знаете, – сказал он как-то невнятно, – не думаю, что я должен так много говорить о прошлом. Все это почитание предков – глупость. Важно только будущее. Вот вы двое, молодые, полные сил, перед вами открыт весь мир. Думайте о будущем. Какой смысл возлагать цветы на могилу того, кого вы практически и не знали?
Гвенда упрямо повторила:
– Я хотела бы видеть могилу отца.
– Боюсь, что я не смогу вам помочь. – Тон доктора Кеннеди был учтивым, но холодным. – Это произошло так давно, и я уже не помню. Я утратил связь с вашим отцом после его отъезда из Дилмута. Кажется, он написал мне из клиники, и потому у меня отложилось в памяти, что он находился где-то на восточном побережье… но на самом деле я не уверен даже в этом. И я не имею ни малейшего представления о том, где ваш отец похоронен.
– Это очень странно, – заметил Джайлс.
– Отнюдь. Как вы понимаете, нас связывала Элен. Я всегда очень гордился ею. Она моя единокровная сестра и намного моложе меня, но я старался всячески заботиться о ней. Хорошие школы и все такое. Но нельзя отрицать и того, что Элен всегда отличалась неуравновешенным характером. Будучи совсем юной, она влюбилась в весьма сомнительного молодого человека. Мне удалось благополучно вытащить ее из этой истории. Тогда она решила уехать в Индию и выйти замуж за Уолтера Фейна. Ну, я не возражал, хороший парень, сын адвоката из Дилмута, но если говорить откровенно, тупой, как бревно. Он всегда обожал ее, но она даже не смотрела в его сторону. А тут вдруг решает ехать в Индию, чтобы выйти за него замуж. Но когда приехала туда, то сразу же передумала, телеграфировала мне с просьбой прислать денег, чтобы вернуться домой. Я послал. По пути домой она встретила Келвина. Они поженились, я об этом узнал постфактум. Я, скажем так, обиделся на нее за это. Вот почему я не поддерживал отношений с Келвином после ее побега. – И он вдруг спросил: – А где теперь Элен? Можете вы сказать мне? Я хотел бы связаться с ней.
– Но мы ничего не знаем, – ответила Гвенда. – Совсем ничего.
– О! Из вашего объявления я понял… – Он посмотрел на них с внезапным любопытством. – Скажите, зачем тогда вы давали объявление?
– Мы хотели связаться… – начала было Гвенда и умолкла на полуслове.
– И не можете вспомнить, с кем именно? – Доктор Кеннеди выглядел озадаченным.
Гвенда поспешно ответила:
– Я думала… если я смогу связаться с ней… она расскажет мне… о моем отце.
– Да… да… я понимаю. Жаль, что не могу ничем помочь вам. Память изменяет мне. Это было так давно.
– Но по крайней мере, – спросил Джайлс, – вы знаете, какая это была клиника? Туберкулезная?
Лицо доктора Кеннеди снова стало непроницаемым.
– Да, да, скорее всего, так и есть.
– Ну, тогда нам не составит труда все выяснить, – заявил Джайлс. – Весьма признательны вам, сэр, за все, что вы нам рассказали.
Они поднялись.
– Благодарю вас, – сказала Гвенда. – Непременно приезжайте к нам в «Хиллсайд».
Прежде чем выйти из комнаты, Гвенда обернулась. Доктор Кеннеди стоял у камина, обеспокоенный, машинально теребя свой ус.
– Он знает что-то, чего никогда нам не скажет, – сказала Гвенда, когда они садились в автомобиль. – Что-то такое… о, Джайлс! И зачем только мы занялись всем этим…
Они переглянулись, и у каждого из них, независимо от другого, возник тот же самый страх.
– Мисс Марпл была права, – продолжала Гвенда. – Нам не следовало делать этого.
– Но нас никто не принуждает продолжать, – неуверенно заметил Джайлс. – Я думаю, Гвенда, дорогая, нам лучше остановиться на этом.
Гвенда покачала головой:
– Нет, Джайлс, теперь мы не можем остановиться. Мы будем постоянно думать об этом и строить всевозможные предположения. Нет, мы должны продолжать… Доктор Кеннеди не сказал нам, потому что хотел быть добрым… но такой подход к делу нехорош. Мы должны продолжать и выяснить, что случилось на самом деле. Даже если… даже если… это был мой отец, тот, кто…
Но она не смогла продолжать.
Глава 8
Иллюзии Келвина Холидея
Следующим утром, когда Джайлс с Гвендой беседовали в саду со старым Фостером, миссис Коккер сообщила, что звонит некий доктор Кеннеди.
Оставив Гвенду с садовником, Джайлс поспешил в дом.
– Джайлс Рид слушает.
– Это доктор Кеннеди. Я все обдумываю наш вчерашний разговор, мистер Рид. Есть некоторые факты, которые, как я думаю, вы и ваша жена должны были бы знать. Застану ли я вас дома, если заеду к вам во второй половине дня?
– Конечно. Мы будем дома. В какое время?
– В три часа.
– Прекрасно.
А старик Фостер тем временем осведомился у Гвенды:
– Это тот самый доктор Кеннеди, который жил здесь в «Уэст-Клифф»?
– Думаю, да. Вы знали его?
– Я всегда считал его лучшим доктором здесь, не в пример доктору Лезенбаю. Но доктор Лезенбай пользовался всеобщей симпатией, потому что всегда умел подбодрить человека, а доктор Кеннеди мил, сдержан и немного суховат, но зато знал свое дело.
– Когда он прекратил здесь практику?
– Уже давно. Может быть, лет пятнадцать назад или около того. Говорили, что у него пошатнулось здоровье.
Джайлс вскоре вернулся и в ответ на вопросительный взгляд Гвенды сообщил:
– Он будет здесь сегодня во второй половине дня.
– Вот как! – И Гвенда продолжила прерванный разговор с Фостером: – А вы знали сестру доктора Кеннеди?
– Сестру? Можно сказать, нет. Она была тогда совсем девчонкой. Ее отправили в школу, а потом за границу, хотя я слышал, будто она вернулась сюда сразу же после того, как вышла замуж. Но, кажется, вскоре удрала с каким-то парнем, говорили, что она всегда была сумасбродная. По-моему, я и не видел ее никогда. В то время я работал в Плимуте.
Прогуливаясь потом по саду вдвоем с мужем, Гвенда спросила Джайлса:
– Зачем он приезжает?
– Мы узнаем об этом в три часа.
Доктор Кеннеди прибыл точно в назначенное время. Оглядывая гостиную, он признался:
– Как странно снова оказаться здесь. – Потом без всяких предисловий перешел к делу: – Как я понял, вы намерены отыскать клинику, где умер Келвин Холидей, и выяснить все подробности о его болезни и смерти?
– Совершенно верно, – ответила Гвенда.
– Разумеется, вы вполне можете осуществить свое намерение. Поэтому я решил облегчить вашу задачу и сообщить все, что мне известно. Я сожалею, что вынужден поведать вам об этом; то, что вы узнаете, не способно принести кому бы то ни было ничего хорошего и, скорее всего, причинит вам, Гвенда, боль. Так вот. У вашего отца не было туберкулеза, и находился он не в туберкулезной, а в психиатрической клинике.
– В психиатрической клинике? Что же, он сошел с ума?
Гвенда сделалась мертвенно-бледной.
– Врачи не считали его невменяемым. И по моему мнению, он не был сумасшедшим в общепринятом смысле этого слова. Он пережил сильное нервное потрясение и страдал навязчивой идеей. Он оказался в клинике по своей собственной воле и мог, разумеется, покинуть ее в любой момент. Однако лечение не принесло желаемых результатов, и в конце концов он там умер.
– Навязчивая идея? – спросил Джайлс. – Какая навязчивая идея?