— Найджел… Как ты думаешь, мне надо заявить в полицию?
— О черт! В полицию! — схватился за голову Найджел. — Не знаю. Наверное, надо. И теперь во всем обвинят меня!
— Ах, нет! Найджел, миленький! Это я виновата.., я…
— Я украл эту дрянь, будь она проклята, — сказал Найджел. — Тогда мне это казалось забавной проделкой. Но теперь.., я уже слышу язвительный голос обвинителя.
— Прости меня. Ведь я убрала морфий, потому что хотела сделать как…
— Ну да, как лучше. Я знаю. Знаю! Послушай, Пат, и все-таки я не верю, что он исчез. Ты засунула его куда-то и забыла. С тобой это бывает…
— Да, но…
Она колебалась, на ее напряженном лице промелькнула тень сомнения.
Найджел резко встал.
— Пойдем к тебе и перероем все ящики.
— Найджел, но там мое нижнее белье!
— Ну, Пат, ты даешь! Нашла время изображать оскорбленную невинность! Лучше скажи, ты не могла засунуть пузырек в ящик с трусиками?
— Могла, но я точно уверена, что я не…
— Мы ни за что не можем ручаться, пока не обыщем весь дом. И я не отступлюсь, пока этого не сделаю.
Раздался легкий стук в дверь, и вошла Салли Финч. Глаза ее округлились от удивления. Пат сидела на кровати, сжимая в руках носки Найджела, ящики комода были выдвинуты. Найджел, как почуявший дичь терьер, зарылся с головой в груду свитеров, а вокруг в беспорядке валялись трусики, лифчики, чулки и прочие предметы женского туалета.
— Ради всего святого, что здесь происходит? — спросила Салли.
— Соду ищем, — бросил через плечо Найджел.
— Соду? Зачем?
— У меня боли, — ухмыльнулся Найджел. — Страшные боли. — Он похлопал себя по животу. — И облегчить мои страдания может только сода.
— У меня, по-моему, где-то есть.
— Увы, Салли, твоя сода мне как мертвому припарки. Мои колики может утихомирить только сода нашей драгоценной Пат.
— Сумасшедший, — сказала Салли. — Слушай, чего ему надо, Пат?
Патрисия уныло покачала головой.
— Салли, может, ты видела мою соду? — спросила она. — Там оставалось совсем на донышке.
— Нет. — Салли с любопытством поглядела на нее. Потом наморщила лоб. — Хотя постой… Кажется, кто-то.., впрочем, нет… Пат, у тебя есть марка? Мне нужно отправить письмо, а у меня марки кончились.
— Вон там, в ящике.
Салли выдвинула неглубокий ящик письменного стола, взяла блок марок, оторвала одну, приклеила ее к конверту, который держала в руках, сунула остальные обратно и положила на стол пару монет.
— Спасибо. Слушай, там у тебя письмо, хочешь, я его заодно отправлю?
— Отправь.., хотя, нет, не надо.., я потом сама…
Салли кивнула и вышла из комнаты.
Пат выронила носки и нервно переплела пальцы.
— Найджел!
— Да? — Найджел уже кончил рыться в ящиках и теперь, стоя перед платяным шкафом, выворачивал карманы пальто.
— Я тебе еще не все рассказала.
— Пат, ты меня решила доконать? Что ты еще натворила?
— Я боюсь, ты будешь сердиться.
— Сердиться я уже не в состоянии. Я себе места не нахожу от страха. Если Силию отравили ядом, который я имел дурость украсть, мне придется просидеть за решеткой ой-ой-ой сколько лет, если меня, конечно, не повесят…
— Нет, Найджел, я о другом. Я хотела поговорить с тобой об отце.
— О ком? — Найджел повернулся к Пат и оторопело уставился на нее.
— Ты знаешь, что он серьезно болен?
— Меня это не волнует.
— Вчера по радио передавали: «Сэр Артур Стэнли, выдающийся исследователь-химик, находится в очень тяжелом состоянии».
— Вот что значит быть знаменитым! О твоих болячках трезвонят по всему миру!
— Найджел, если он при смерти, ты должен с ним помириться.
— Еще чего не хватало!
— Но он умирает…
— Подыхающая свинья не лучше здорового борова.
— Ну зачем ты, Найджел… Нельзя же быть таким жестоким.., надо уметь прощать.
— Знаешь что, Пат! Я тебе, кажется, уже говорил: он убил мою мать!
— Ну да, да. И я знаю, что ты ее очень любил. Но я думаю, Найджел, ты иногда преувеличиваешь. Мужья часто ведут себя плохо по отношению к женам, а те переживают. Но говорить, что отец убил твои мать, нехорошо. Ведь это не правда!
— Я смотрю, ты все знаешь?
— Я знаю, что когда-нибудь ты пожалеешь о том, что не помирился с отцом перед его смертью. И поэтому… — Пат запнулась, но собралась с духом и продолжила:
— поэтому я написала ему письмо.
— Ты ему написала? Так вот, значит, какое письмо предлагала отправить Салли! — Он ринулся к письменному столу. — Ясно!
Он схватил конверт, на котором уже стоял адрес и была наклеена марка, лихорадочно, нервно разорвал его на мелкие клочки и бросил в корзину для бумаг.
— Вот тебе! И не смей больше этого делать!
— Но, право же, Найджел, ты ведешь себя как ребенок. Ты, конечно, можешь разорвать письмо, но я напишу еще!
— Ты неисправимо сентиментальна. А тебе никогда не приходило в голову, что я не преувеличиваю, говоря о том, что он ее убил? Если это так и есть? Мама умерла от слишком большой дозы мединала. При дознании было установлено, что она приняла его по ошибке. Но это не правда. Это он отравил ее. Он хотел жениться на другой женщине, а мама не давала ему развода. История самая что ни на есть банальная. Скажи, как бы ты поступила на моем месте? Выдала бы его полиции? Но мама, наверно, была бы против… У меня был один выход: я сказал этому подлецу все, что о нем думаю, и ушел… Навсегда. Я даже изменил фамилию.
— Найджел!.. Прости меня!.. Я понятия не имела…
— Ну хорошо, теперь ты знаешь. Уважаемый и знаменитый Артур Стэнли, великий исследователь, сделавший потрясающие открытия… Он жил припеваючи… Но его красотка все равно не вышла за него замуж. Она дала ему отставку. Наверное, догадалась, почему умерла его жена…
— Найджел, дорогой, какой ужас! Прости меня!
— Ладно. Не будем об этом. Лучше поговорим о соде, черт бы ее побрал! Ну подумай, куда ты могла засунуть этот пузырек. Сядь, соберись с мыслями и постарайся вспомнить, Пат!
Женевьев вошла в гостиную в крайнем возбуждении. Вошла и дрожащим шепотом заявила, глядя на сидящих в комнате:
— Ну теперь-то я знаю, знаю наверняка, кто убил малышку Силию!
— Кто? Говори, не тяни! — потребовал Рене. — Что ты такого узнала?
Женевьев осторожно оглянулась, желая удостовериться, что дверь в гостиную закрыта. Потом сказала, понизив голос:
— Ее убил Найджел Чэпмен.
— Найджел? Но почему?
— А вот почему. Я сейчас шла по коридору и вдруг услышала голоса в комнате Патрисии. Там был Найджел.
— Найджел? В комнате Патрисии? — осуждающим тоном переспросила Джин.
Но Женевьев торопливо продолжала:
— И он говорил, что его отец убил его мать и что pour са[35] он изменил фамилию. По-моему, все ясно. Отец его — закоренелый преступник, и, значит, на Найджеле от рождения лежит Каинова печать.
— Вполне возможно, — откликнулся мистер Чандра Лал, с явным удовольствием. — Вполне. Он такой необузданный, этот Найджел, такой неуравновешенный. Он совсем не владеет собой. Ведь правда же? — Он с надменным видом обратился к Акибомбо, который с готовностью закивал курчавой черной головой и расплылся в белозубой улыбке.
— Я всегда чувствовала, — сказала Джин, — что у Найджела нет никаких моральных устоев. Он просто чудовище.
— Я думаю, это убийство на почве секса, — сказал мистер Ахмед Али. — Он спал с девушкой, а потом убил ее. Ведь она была хорошая, порядочная и хотела, чтобы он на ней женился…
— Вздор! — вдруг взорвался Леонард Бейтсон.
— Что ты сказал?
— Я сказал: вздор!
Глава 17
Сидя в кабинете Шарпа, Найджел нервно ерзал на стуле под суровым взглядом инспектора. Слегка запинаясь, он закончил свой рассказ.
— Вы отдаете себе отчет, мистер Чэпмен, насколько все серьезно? Я не преувеличиваю.
— Конечно, отдаю. Неужели я пришел бы сюда, если бы не считал, что нужно срочно что-то делать?
— И вы утверждаете, что мисс Лейн не может точно припомнить, когда она в последний раз видела пузырек, в который пересыпала морфий?
— Она совершенно не может собраться с мыслями. Чем больше она думает, тем больше запутывается. Сказала, что она ужасно нервничает, поэтому я и пришел сюда, а она пусть попробует сосредоточиться.
— Нам лучше сразу же поехать на Хикори-роуд. Но не успел инспектор договорить, как телефон на столе зазвонил, и констебль, записывавший показания Найджела, снял трубку.
— Это мисс Лейн, — сказал он. — Просит позвать мистера Чэпмена.
Найджел перегнулся через стол и схватил трубку.
— Пат? Это я, Найджел.
Послышался взволнованный, срывающийся голос девушки, она говорила, глотая слезы:
— Найджел! Кажется, я поняла. Я хочу сказать, мне кажется, я знаю, кто его взял.., ну, из ящика.., понимаешь, его мог взять только один человек…
Она неожиданно умолкла.
— Пат! Алло! Пат, ты слышишь меня? Кто это. Пат?
— Я сейчас не могу говорить. Потом. Ты скоро придешь?
Телефон стоял близко, и констеблю с инспектором было слышно каждое слово. Инспектор кивнул, поймав вопросительный взгляд Найджела.
— Скажите, что мы едем.
— Мы выезжаем, — сказал Найджел. — Прямо сейчас.
— Ага. Хорошо. Я буду ждать вас в комнате.
— Пока, Пат.
За недолгий путь до Хикори-роуд никто не произнес ни слова. «Неужели наконец дело сдвинулось с мертвой точки? — гадал Шарп. — Интересно, Патрисия Лейн действительно что-то знает или это лишь ее домыслы? Но наверняка она вспомнила что-то.., с ее точки зрения, очень важное». Он решил, что она звонила из холла и поэтому не могла говорить свободно — вечером там полно народу.
Найджел открыл дверь своим ключом, и они вошли. Проходя мимо гостиной, Шарп увидел лохматую рыжую голову Леонарда Бейтсона, склоненную над книгами.
Найджел провел их наверх в комнату Пат, постучался и вошел.
— Привет, Пат! Ну, вот и мы…
И осекся, словно внутри у него что-то оборвалось. Шарп заглянул через его плечо в комнату, и перед его глазами предстала страшная картина… Патрисия Лейн лежала на полу.
Инспектор мягко отстранил Найджела, подошел к скорчившемуся телу, встал на колени, поднял голову девушки, несколько мгновений пристально вглядывался в ее лицо, а потом осторожно положил голову на пол. Когда он поднялся с колен, лицо его было мрачным, у губ легла жесткая складка.
— Нет! — воскликнул Найджел высоким неестественным голосом. — Нет! Нет!! Нет!!!
— Увы, мистер Чэпмен. Она мертва.
— Нет! Нет! Только не Пат! Боже мой, Пат, глупышка… Отчего она…
— Вот, посмотрите.
Орудие убийства было весьма простым: мраморное пресс-папье, засунутое в шерстяной чулок.
— Удар пришелся по затылку. Такая штука срабатывает безотказно. Не знаю, утешит ли это вас, мистер Чэпмен, но она даже не успела понять, что произошло.
Найджел, дрожа, опустился на кровать.
— Это мой носок… Она собиралась его заштопать… О господи, она собиралась его заштопать!
Внезапно он разрыдался. Он плакал, как ребенок, отчаянно и безутешно.
Шарп продолжал размышлять вслух:
— Она хорошо знала этого человека. Он взял пресс-папье и тихонько запихнул его в носок. Вам знакома эта вещь, мистер Чэпмен?
Он отогнул край носка и показал пресс-папье Найджелу.
Тот, всхлипывая, ответил:
— Оно всегда стояло на столе у Пат. Это Люцернский лев.
Найджел закрыл лицо руками.
— Пат… О, Пат! Что я буду без тебя делать?
Потом вдруг выпрямился и тряхнул головой, откинув со лба взлохмаченные светлые волосы.
— Я убью того, кто это сделал! Я убью его! Изверг, мерзавец!
— Успокойтесь, мистер Чэпмен, успокойтесь. Конечно, я понимаю ваши чувства. Какая страшная жестокость!
— Пат никому не причиняла зла…
Инспектор Шарп проводил Найджела до дверей, выражая ему свои соболезнования. Потом вернулся в комнату и, наклонившись над мертвой девушкой, осторожно вытащил что-то из ее руки.
Джеронимо, по лбу которого катились капли пота, смотрел на полицейских испуганными черными глазами.
— Я ничего не вижу. Ничего не слышу, верьте мне. Я ничего совсем не знаю. Я с Марией в кухня. Я начинаю готовить минестрони. Я теру сыр…
Шарп прервал его словоизлияния.
— Никто вас не обвиняет. Мы просто хотим кое-что уточнить. Кто был в общежитии после шести часов?
— Я не знаю. Как я могу знать?
— Но вам же из кухонного окна прекрасно видно, кто входит в дом, а кто выходит, не так ли?
— Да-да…
— В таком случае расскажите нам.
— Они все время ходят туда-сюда в это время.
— Кто был в доме с шести вечера до нашего приезда, до без двадцати пяти семь?
— Все, кроме мистер Найджел, миссис Хаббард и мисс Хобхауз.
— Когда они ушли?
— Миссис Хаббард уходила перед чай, она еще на улица.
— Так. Дальше.
— Мистер Найджел уходил полчаса назад, приблизительно. Около шесть часов. Он был очень расстроенный. Он пришел с вами сейчас.
— Ага, хорошо.
— Мисс Вэлери, она выходила ровно в шесть. По радио как раз время: пип-пип-пип. Она одетая для коктейль, очень нарядный. Она еще не пришла.
— А все остальные были здесь?
— Да, сэр. Все.
Шарп заглянул в записную книжку. Он отметил время, когда звонила Патрисия. Это произошло в шесть минут седьмого.
— Значит, все уже были здесь? А может, кто-нибудь пришел в промежутке между шестью и половиной седьмого?
— Только мисс Салли. Она ходила посылать письмо почтовый ящик и возвращался.
— Вы не знаете, когда точно она вернулась?
Джеронимо наморщил лоб.
— Она возвращалась, когда были новости.
— Стало быть, после шести?
— Да, сэр.
— А что именно передавали?
— Не помню, сэр. Но не спортивные новости. Потому что, когда по радио спорт, мы выключаемся.
Шарп мрачно усмехнулся. Весьма широкий простор для деятельности. Исключить можно было только Найджела Чэпмена, Вэлери Хобхауз и миссис Хаббард. Предстоял долгий, утомительный допрос. Кто был в гостиной, кто нет? Кто мог за кого поручиться? Вдобавок ко всему у многих студентов, особенно у азиатов и африканцев, отсутствует чувство времени.
Работенка инспектора ждала незавидная. Но выполнить ее было необходимо.
Обстановка в комнате миссис Хаббард была гнетущей. Сама миссис Хаббард, еще не успевшая переодеться в домашнее платье, сидела на диване; ее милое круглое лицо вытянулось, в глазах застыла тревога. Шарп с сержантом Коббом сели за маленький столик.
— Наверное, она звонила отсюда, — сказал Шарп. — После шести в гостиной было много народу, и все утверждают, что из холла в это время никто не звонил. Конечно, целиком полагаться на этот контингент нельзя, они никогда не следят за временем. И все же скорее всего она звонила отсюда. Вас не было, миссис Хаббард, но ведь вы, наверное, не запираете дверь?
Миссис Хаббард замотала головой.
— Нет… Миссис Николетис всегда запирала, а я — нет…
— Хорошо. Значит, Патрисия Лейн звонила отсюда, она была страшно взволнована тем, что вспомнила. А когда она разговаривала, кто-то сюда заглянул или вошел. И тут Патрисия замолчала, повесила трубку. Почему? Может, потому что именно этого человека она и подозревала? Или же просто решила, что осторожность не помешает? Оба предположения вполне вероятны, но я лично склоняюсь к первому.
Миссис Хаббард закивала, соглашаясь с инспектором.
Тот продолжал: