— Вот, Ахмед, видишь юношу? — сказал Иван Андреевич улыбаясь. — Поработай без скидок, ладно? Один раунд.
— Сам просил? — произнес чернявый с легким узбекским акцентом. — Жалеть не будет?
— Не буду. — Юрке не нравилось, когда его загодя ни в грош не ставили.
Вышли на ринг. Да, этот Ахмед оказался еще тем подарком! Он тоже, как и тот, лобастый, попер без разведки, но у Ахмеда, как говорится, была и амбиция, и амуниция. И подвижности было куда больше. Юркины финты раскалывал легко, должно быть, уже по первому движению чуял, что у партнера на уме. А сам пугал Юрку куда ловчее. Обматывал, раскрывал — и доставал. Причем крепко. Правда, и сам пропустил пару-тройку, но, похоже, только освирепел от этого. На третьей минуте зажал Тарана в угол и стал мотать сериями со средней дистанции. Юрка закрылся вглухую и с трудом выскользнул из угла В общем, этот раунд на ногах удержался, но понимал: продул.
Гонга тут не было, Толя просто развел их по углам, когда три минуты истекли.
— Ну как, Ахмед? — поинтересовался Седых. — Нормальный парень?
— Хороший, — кивнул тот, отдуваясь. — Можно работать. Немножко технику подрихтовать — на первенство России ставить можно Один раз очень сильно попал — если б второй такой же подряд, можно было счет открывать.
— Еще раунд можно? — спросил Юрка. Очень не любил оставаться битым, просто терпеть не мог.
— Нокаут хочешь? — улыбнулся Ахмед — Не выдержишь второй раунд, как друга предупреждаю.
— Посмотрим, — произнес Таран упрямо.
— А что, надо уважить! — поощрил Иван Андреевич.
И опять пошло! Поначалу Юрке показалось, что Ахмед и впрямь его задолбает. Проехала такая серия по корпусу — едва дыхалку не потерял. А потом Ахмед его опять в угол затолкал и стал обрабатывать как мешок, хлесткими боковыми. Жуть! Еле вывернулся, но почти отчетливо понял — еще один такой угол, и чернявый его дожмет. Повертелся немного в середке ринга, подвигался, пятясь, стараясь не приближаться к канатам. Ахмед напирал, но попадал заметно меньше, да и удары стали послабее. Неужели выдыхается? Конечно, он же старый, Ахмед этот, ему около тридцатника, наверное. И Юрка подумал, что шансы у него все-таки есть.
Собрался, еще чуть-чуть подвигался, проверяя бдительность соперника, а потом внезапно провел серию. Почти такую, как утром, когда метелил охранника Леху. Два удара влетело в перчатки, но еще три Ахмед чисто пропустил. Должно быть, очень его эти удары разозлили, восточный характер сказался. И Ахмед сгоряча попер, раскрывшись. Должно быть, хотел Тарана затоптать. Но фиг ему! — Юрка под эту раскрытость его прямым встречным достал. И очень точно, и очень сильно. Ахмед, конечно, устоял, но в его лице что-то резко изменилось.
— Стоп! — сказал Толя и, отодвинув Юрку, глянул Ахмеду в зрачки. Тот повертел шеей и сказал:
— Все понял, Толян. Можешь не считать. Отдыхаю! Теперь все ясно — на пенсию пора.
Среди тех, кто находился в зале, прошел некий недоуменный шепоток. У многих явно морды вытянулись. Иван Андреевич тоже покачал головой в некотором изумлении и, когда Юрка весь мокрый от пота слез с ринга, похлопал его по плечу:
— А ты упрямый! Повезло тебе, конечно, что поймал Ахмеда, но хорошо поймал… Ладно, иди в душ, на сегодня хватит. А завтра приходи на работу.
— Я могу и сегодня прибраться, — сказал Юрка, от приподнятого настроения, должно быть.
— Ради Бога! — усмехнулся Иван Андреевич. — Раз неймется — трудись! Это я могу только приветствовать. Очень неплохо, если завтра утром залы будут чистенькие.
Как раз в это время появились Микита и Пятак, освеженные, причесанные, в костюмчиках, и господин Седых в сопровождении своих телохранителей неторопливыми шагами покинул принадлежащее ему спортивно-оздоровительное учреждение. У него, как и у Тарана, тоже было очень хорошее, приподнятое настроение. Седой был убежден, что задача, поставленная Васей Самолетом, будет решена самым оптимальным образом.
Встреча
Утром следующего дня Таран проснулся рано. Солнышко заглянуло в окно. Батюшки, неужели погода улучшилась?! Вскочил, посмотрел: точно, ни облачка! И уже припекает, несмотря на то, что всего-навсего седьмой час утра. Хорошо-о!
Таран растворил окно, полюбовался небом, вдохнул утреннего воздуха, еще не впитавшего в себя бензино-асфальтовые пары. На душе было легко и весело. Нет, вчера точно был удачный день! Везло от и до. Охранникам на рынке морду начистил? Начистил. С Иваном Андреевичем познакомился? Познакомился. На работу устроился? Устроился. Поразмялся от души на ринге, мастеру спорта технический нокаут залепил. А когда пришел домой в десять вечера, мать и отец, как это ни странно, были трезвы как стеклышко! Во, что значит воспитание! Не повышвыривал бы накануне их «гостей» — глядишь, опять бы ходили-шатались и бормотали хрен знает что, сами не понимая, что мелют. А тут пришел — все подметено, пол вымыт, на кухне порядок, воркуют как голубки и чаек попивают! Он их, конечно, порадовал, сообщив, что пристроился работать в «Атлет».
А сколько покаяний выслушал? У-у! Конечно, неизвестно, надолго ли удержу хватит, не в первый раз мать с отцом божились, что пить завяжут, но если даже недельку смогут выстоять — уже хорошо. В общем, уже этого, вкупе с улучшением погоды, вполне хватило бы, чтоб у Юрки с утра было хорошее настроение. Но мало того. Была еще одна причина, которая приводила Тарана в состояние, близкое к эйфории. Ведь сегодня, через каких-то три часа, должна была Даша приехать!
Конечно, встречать надо. Не зря ведь она в письме еще две недели назад сообщала, что уже взяла билет на поезд, и даже номер вагона указала. Надо бы встретить не просто так, а с букетиком… Дороговаты, конечно, цветочки! А денег по-прежнему нет. Родители тоже пустые сидят — и слава Богу, хоть нажраться не на что. Эх, надо было вчера у Андреича аванс попросить, хотя бы сотню!
Наверное, можно было бы сейчас пробежаться по ребятам, занять малость… Ему все, кто сможет, одолжат — кто по дружбе, кто из страха. Таран все-таки. Но уж больно это тошно, ходить и выпрашивать по десятке. Просто-напросто западло. Хотя, конечно, другой на его месте не стеснялся бы. И не одалживал, а требовал: мол, гони десятку, если не хочешь, чтоб уши к жопе приклеил! Таран знавал таких козлов, которые пользовались своей силушкой, чтоб обирать мелкую пацанву, и от души метелил, когда ему какой-нибудь Хныч или Чубик жаловались.
Продать, может, что-нибудь? Только вот что? Побегал глазами по комнате… Нет, ничего стоящего, кроме старой «Электроники» с наушниками, на глаза не попадалось. Да и кто ее купит? У тех, кто бабки имеет, давно японские плейера есть, а у тех, кто пустой ходит, и на это чудо восемнадцатилетней давности не хватит.
Интересно, когда Иван Андреевич на работу приезжает? Может, сбегать в «Атлет»? Сейчас 6.45, поезд приходит и 11.15. Ежели, допустим, господин Седых рабочий день начинает в 9.00 или там в 9.30 — времени вагон. И даже сели в 10.00 — еще можно успеть попросить аванс, купить цветы и добраться до вокзала. Лишь бы он только вообще на работе оказался!
Таран быстро оделся, глянул в зеркало. Нет, вчерашние бои синяков не оставили. Даже Ахмед, который несколько раз попал, не навел ему синевы. Но вот одежка! Майка нестираная, джинсы обветшали, кроссовки очень уж потерлись. Конечно, Даша говорила, что в Москве все молодые в таком виде ходят. Даже те, кто из богатых семей, на тусовки специально наряжаются в рваное и грязное. Но то на тусовки, а то — девушку встречать, к тому же любимую! Эх, с каким бы удовольствием сейчас Таран надел какой-нибудь костюмчик из тех, что доводилось видеть в витринах на центральных улицах! Рубашечку, галстук, ботинки… Блин, сколько ж это будет стоить-то? Две тыщи? Три? Да-а… Даже если он будет по 500 рублей каждый месяц откладывать, ни на что другое не тратясь, то 3000 наберутся через полгода.
Рубашка, правда, у него была — на выпускной вечер надевал. Штаны тогда брал отцовские, галстук тоже. Хорошо, что тогда жарко было и все в школу без пиджаков пришли, потому что отцовский был ему короток и в плечах узок, да и локти у него при заплатах.
Нет, прикид придется оставить как есть. Но умыться и причесаться надо. Хорошо еще, что покамест с бородой и усами проблем нет — пух один.
К восьми часам Таран привел себя в тот вид, который можно было назвать «максимально приближенный к приличному», а кроме того, успел перекусить. Отец с матерью только-только проснулись, и мать, шаркая шлепанцами на кухню, успела спросить:
— На работу, Юрик?
— Ага! Счастливо! — кивнул Таран и выскочил за дверь.
До «Атлета» он добежал намного быстрее, чем предполагал. Центр, как ни странно, уже вовсю работал, но оказалось, что господин Седых отсутствует и раньше чем после обеда не появится. В боксерском зале с утра работал не Сидоров, а какой-то другой тренер. Впрочем, попросить у него в долг Юрка все равно постеснялся бы.
Выбравшись из «Атлета», Юрка поглядел на часы — девять без малого. Времени на то, чтоб найти деньги, оставалось чуть больше двух часов. Если все-таки пробежаться по друзьям-знакомым, где больше чем на десятку с каждого рассчитывать не приходилось, можно и не успеть. Потом осенило: а не забежать ли на «Тайвань»? Там можно сразу оба дела сделать. И денег занять, и цветы купить.
Через полчаса Юрка прошел через ворота рынка. Как и вчера, направился для начала к Полянину. И опять оказалось, что ларек закрыт. Возможно, хозяин прогорел.
А вот Надька Веретенникова оказалась на месте. Она, оказывается, сегодня заступила в дневную смену. Ее неудачливый кавалер с заклеенными ссадинами на роже при появлении Тарана скромно вышел из ларька покурить.
— Приве-ет! — порадовалась Веретенникова. — Чего хорошего скажешь?
— Бабки нужны, — решив не тянуть кота за хвост, произнес Таран. — Сто рублей не одолжишь?
— Надолго? — ничуть не удивилась Надька.
— Где-то на месяц, — прикинул Юрка. — Могу с накруткой отдать. Скажем, сто двадцать.
— А на что тебе?
— Надо. — Юрке не хотелось говорить, что это на цветочки для Даши.
— Проиграл, что ли? — предположила Надька. — На отыгрыш ни фига не дам.
— Блин, какая тебе разница? — проворчал Юрка. — Ты что, меня не знаешь? Я когда-нибудь не отдавал?
— Это я не знаю, — резонно произнесла Веретенникова. — Ты у меня лично раньше в долг не брал. А других опрашивать я сейчас не побегу, мне работать надо. Ты возьмешь сотню, опять продуешь, на следующий раз скажешь, что тебе двести надо? Не, в такой хоккей я не играю!
Точно, не плюй в колодец, пригодится воды напиться! Юрка вспомнил, как вчера отказался от Надькиного предложения сходить на дискотеку. Вот она и выпендривается теперь. Сволочной народ все-таки эти бабы!
Но высказывать это Надьке не хотелось. Тогда точно деньги не выпросишь. Придется еще какого-то кредитора искать. А время летит, так можно и до одиннадцати впустую пробегать…
— С чего ты взяла, что я на игру беру? — проворчал он. — Я ни в карты не играю, ни даже в шахматы. И лохотрон ваш обхожу, слава Богу.
— Тогда на что? — Надька лукаво прищурила один глаз. — Путанке задолжал?
Пока богатая на фантазию Надька еще чего-нибудь не придумала, Юрка решил правду сказать:
— Да понимаешь, сегодня Даша из Москвы приезжает… Я цветочки купить хотел.
— Даша? — удивилась Веретенникова. — Эта та, что на артистку учится?
— Ну!
— А она разве не приехала еще? По-моему, я ее вчера тут, на рынке, видела…
— Глючит у тебя, Надежда! — в сердцах произнес Юрка. — Она мне письмо прислала, где и число, и поезд, и вагон написала. Сегодня она приезжает, в 11.15, вагон седьмой. Короче, жадничаешь — фиг с тобой. Пошел я…
— Юр, я серьезно. Была она вчера тут… — произнесла было Надька упрямо, но потом, вроде бы спохватившись, изменила тон:
— А может, я и обозналась… Ладно, вот тебе стольник. Можешь без всякой накрутки отдать.
— Спасибо, Надюха! — просиял Таран. — Ты настоящий друг!
И помчался к цветочным рядам, не расслышав, как Веретенникова, поглядев ему вслед, пробормотала:
— Я-то друг… А ты дурак безмозглый!
Таран не поскупился: купил аж целых пять алых роз, завернутых в целлофановый кулек, перевязанный алой ленточкой с бантиком. И поскольку опасался, что букет помнут в автобусе, пешком потопал на вокзал, благо времени было предостаточно. Шел быстро, прямо-таки на крыльях летел. Наверное, многим встречным его вид казался странным. Обтрюханный, весьма хулиганского вида парень — и букет алых роз! Если б с бутылкой пива шел и прикладывался, смотрелся бы более естественно.
Но Юрка всех этих озадаченных взглядов не видел. Он вообще мало что вокруг себя видел, хорошо еще, что на переходах через улицы посматривал по сторонам, а то бы под машину угодил. Все его существо было прямо-таки заполнено одним — ожиданием встречи с Дашей. Каждый шаг, приближавший его к вокзалу, воспринимался им с радостью — потому что расстояние, отделявшее его от любимой, становилось меньше на один шаг.
Таран притопал на вокзал очень вовремя — минут за пять до прибытия московского поезда. Как раз объявили, что он подойдет к первой платформе, расположенной у самого здания вокзала, и Юрке осталось только прикинуть, где остановится седьмой вагон.
Он, конечно, чуточку не угадал — седьмой вагон проехал мимо, а там, где дожидался Юрка, остановился десятый. Впрочем, он еще до полной остановки поезда поспешил вслед за желанным вагоном, нежно прижимая к себе букет.
Когда добежал до седьмого, дверь еще не открыли. Да что она там возится, эта чертова проводница? Но вот дверь открылась, появилась пышноволосая, полная дама в форменной блузке и пилотке. Подняла стальную рубчатую пластину, прикрывавшую лесенку-подножку, протерла тряпкой деревянные ручки… И все так медленно, неторопливо! Будто издевается.
Потом стали выходить пассажиры. Вагон был купейный, народу вылезало существенно меньше, чем из плацкартных и общих, но Юрке казалось, что в нем прикатило несуразно много всякой публики. Солидные дяди в костюмчиках при кейсах и солидных чемоданах, парни со спортивными сумками, девки с рюкзачками, молодухи с младенцами, деды с орденскими планками и в соломенных шляпках а-ля Хрущев, бабки в платочках… Все они, как казалось Тарану, спускались слишком медленно. А Даша все не появлялась.
Очень некстати Таран вдруг вспомнил то, что говорила Надя Веретенникова. А вдруг он и впрямь что-то перепутал? Вдруг Даша действительно приехала вчера или даже позавчера? И он, вместо того чтоб встречать ее, занимался своими делами?! Ужас! Она же ему этого никогда не простит!
У Юрки от этих мыслей аж уши загорелись и одновременно мороз по коже прошел. Сердце застучало! Он впился глазами в проем вагонной двери, из которого один за другим спускались на перрон пассажиры и попадали в объятия встречающих. С каждой секундой надежды оставалось все меньше и меньше… Юрку уже почти трясло. Ситуация, которую любой нормальный человек воспринял бы как досадную, но не более того, в представлении Тарана разрослась до трагической, даже катастрофической. Неужели перепугал?! Неужели Надька не обозналась?! Да как же он жить-то будет, япона мать?!
И вот, когда Юрке показалось, что поток пассажиров иссяк, что он действительно перепугал и вся жизнь дала какую-то страшную трещину, в проеме вагонной двери возникла Даша…
Великолепная, ослепительная, неподражаемая, единственная! В белом брючном костюмчике, в розовой блузке, с трепещущими на ветру золотистыми волосами С черной сумочкой на ремешке и пластиковым пакетом в черную полоску с силуэтом дамы в шляпе с пером и надписью «Marianna. И в солнцезащитных очках, которые придавали ей некую особую таинственность. Но Юрке эти очки вовсе не помешали ее сразу же узнать! Она! Дашенька! Милая!
Солнце словно бы засияло ярче и стало греть теплее. Таран мигом избавился и от жара стыда, и от озноба, и от нервного сердцебиения. Приехала! Ни черта он не перепутал, а Надька Веретенникова пусть к окулисту обращается, если ни хрена не видит, или к психиатру, если глюками страдает!
Он подскочил к вагонной подножке как раз в тот момент, когда Даша сошла на перрон.