Входит Л ю б о в ь.
Ф и л я. С праздничком.
Л ю б о в ь. Здравствуйте, дедушка. (Уходит в кухню.)
А н ю т а. Дедушка! Вы у нее сегодня не берите денег. Не надо.
Ф и л я. Да я, Анюточка, разве беру, она сама дает...
А н ю т а. А вы отказывайтесь. Она уже сколько дней обед не варит, только чай с баранками пьет. Третьего дня хорошее платье татарину за два рубля продала.
Ф и л я. Чай с баранками тоже, Анюточка, хорошая пища... Я не возьму денег. Бог с ней.
Входит С е р г е й.
С е р г е й (на Ксению). Пришла?.. Эх! Глаза бы не смотрели...
М а р ь я А л е к с е е в н а. Ну, ну. Тебе что? Ты молодой еще ее ругать.
С е р г е й. Досадно: из-за кого мучается человек?
М а р ь я А л е к с е е в н а. Мало ли что. Каждому мука своя... Скажи ему, Анюта, про билетик.
А н ю т а. Отец велел написать билетик, наклеить на ворота. А то снег пошел и отмочил. Про комнату.
С е р г е й. Не нужно билетика. Я уже нашел жильца.
М а р ь я А л е к с е е в н а. Ой, Серега, как же ты без отца распоряжаешься...
С е р г е й. Ничем я не распоряжаюсь. Указали мне хорошего человека, я сказал, чтобы он зашел. Только и дела.
М а р ь я А л е к с е е в н а. А вдруг он отцу не понравится.
С е р г е й. Я с него задатка не брал. Не понравится - уйдет. Что вы, на самом деле, ступить боитесь без отцовского указу! Хоть домой не приходи: не дом, а гроб, ложись и умирай!
Входит Л ю б о в ь.
Л ю б о в ь. Знаете что? Идемте все ко мне чай пить! Марья Алексеевна! Баранками угощу.
М а р ь я А л е к с е е в н а. Не хочется, Любовь Андреевна!
Л ю б о в ь. Вы же ничего сегодня не ели. Ведь не ели? Выпейте. Горяченького. Жить-то надо? Сережа, зажгите у меня, пожалуйста, лампу, спички на тумбочке. Дедушка, идите ко мне...
Сергей и Филя уходят.
Жить надо, пить-есть надо...
М а р ь я А л е к с е е в н а. Что-то уж очень трудно становится жить, Любовь Андреевна, голубушка...
Л ю б о в ь. Налью вам покрепче, как вы любите.
М а р ь я А л е к с е е в н а. Только как хотите - я сахар и хлеб свой возьму... (Достает из шкафа.)
Л ю б о в ь. Ксеня! Выпейте чаю.
Ксения молчит.
Я вам сюда принесу... Заснула.
М а р ь я А л е к с е е в н а. Я, может, с нею побуду.
Л ю б о в ь. Дадим ей покой, это самое лучшее.
Марья Алексеевна уходит.
Анюта!
А н ю т а. Я не хочу чаю. Любовь Андреевна, какой сегодня день...
Л ю б о в ь. Воскресенье.
А н ю т а. Я знаю. Я не про то. Какой-то он не такой, как все дни. Все не так. Там (показывает наверх) танцуют, а у нас... Ксеня одетая лежит на кровати, и мама ничего... Чай пьют у вас... И что-то еще обязательно случится, вот увидите...
С е р г е й (в дверях). Хозяйка! Гостей зазвали, а сами не идете гости стесняются...
Л ю б о в ь. Иду, Сережа. (Уходит с Сергеем, закрывает дверь.)
Анюта зажигает лампу над столом.
К с е н и я (вдруг обернувшись). Анютка!
А н ю т а. А?
К с е н и я. Анютка... (Садится, спускает ноги с кровати.) Позови мне Николая.
А н ю т а. С ума сошла!
К с е н и я. Войди потихоньку, через кухню. Будто хочешь на свадьбу поглядеть... Там девчонки со всей улицы... Софья тебя не увидит...
А н ю т а. Кухарка увидит. Отец, не дай бог, увидит...
К с е н и я. Никто не увидит. Анюточка! Ты умненькая, ты сумеешь... Скажи ему, пусть на одну минутку спустится...
А н ю т а. Ксеничка... Ложись лучше. Я все равно не пойду. Отец узнает - все косы оборвет.
К с е н и я. Тебе не оборвет. Я бы сама пошла...
А н ю т а. Этого еще не хватало!
К с е н и я. Так силы у меня нет... Вот села - так и закружилось все... Ты еще маленькая, ты не можешь понять, что я вынесла... Анюточка! Тошно мне!.. (Падает на подушку.) Позови мне его. Позови. Ну позови. В последний раз...
А н ю т а. Ей-богу, не позову. Ну как я позову? Он и не пойдет.
К с е н и я. Скажи: если не пойдет, я сама туда приду.
А н ю т а. Вот наказанье!
К с е н и я. Анюточка! Пожалей меня, я, может, умру скоро. Я чувствую - не жить мне...
А н ю т а. Ладно. Лежи. Пойду уж. Может, я до него и не доберусь.
К с е н и я. Пусть в кухню к нам придет. Я выйду.
А н ю т а. Не очень надейся, знаешь.
К с е н и я. Ты постарайся.
А н ю т а (смотрит в окно). Еще на дворе светло совсем. Сумасшедшая я дура, больше ничего. (Снимает с гвоздя платок, уходит.)
М а р ь я А л е к с е е в н а заглядывает в дверь.
М а р ь я А л е к с е е в н а. Не спишь?
К с е н и я. Нет.
М а р ь я А л е к с е е в н а. Ничего тебе?
К с е н и я (сквозь зубы). Ничего.
М а р ь я А л е к с е е в н а. Чайку не выпьешь?
К с е н и я. Не надо. Идите, ради бога. Я спать хочу.
М а р ь я А л е к с е е в н а. А Анютка где?
К с е н и я. Ну... вышла Анютка. Сейчас придет.
Марья Алексеевна уходит. Входит А н ю т а.
К с е н и я (приподнявшись). Что?
А н ю т а (вешает платок на гвоздь). Сказал - сейчас.
К с е н и я. Милый мой! Придет!
А н ю т а. Очень надо было.
К с е н и я. Милый!.. (Встает.) Как же ты залучила его?
А н ю т а. Он на лестницу вышел. Ксеничка, он пьяный!
Входит Н и к о л а й.
Н и к о л а й. Кому чего от меня надо? (Садится.) Объявляйте вашу претензию. Ну? Что же вы молчите? Позвали - и молчите?
К с е н и я (тихо). Ты - вон какой... Как же с тобой говорить?
Н и к о л а й. Объясниться желаете? Я объяснюсь. Я поступил благородно. Я не какой-нибудь прощелыга: шасть в кусты - и поминай как звали... Я пришел к вашему папаше, так и так. Спрашиваю по-благородному как насчет приданого? А он говорит - шиш. Ну что ж. Мне нельзя жениться очертя голову. У меня мамаша в деревне, сестры - их надо прилично выдать... Но я, вот святой крест, Ксеничка (растроганно), я бы на тебе женился... Если бы Иван Степаныч меня не оскорбил...
Входят С е р г е й, М а р ь я А л е к с е е в н а, Ф и л я.
М а р ь я А л е к с е е в н а. Матушки...
Н и к о л а й. Шиш, говорит. Я же не могу. Я, знаешь, из какой бедности выбивался? Только через привлекательную наружность... Софья Павловна - благородная, чудная женщина, я за нею как за каменной стеной буду. Человеком с нею сделаюсь, это надо понять... Ты не сердись, Ксеничка. Я тебя, ей-богу, очень любил...
С е р г е й. Так. (Ксении.) Мало тебе было сраму... (Николаю.) Уходи отсюда!
Н и к о л а й. Позвольте. Она меня пригласила объясниться. Я пришел и вот... объясняюсь. Я хочу, чтобы все было благородно.
С е р г е й. Вон, мышиная душа!
Н и к о л а й. Но, но! Не очень! Я владелец этого дома! Ты не можешь меня гнать!
Входит С о ф ь я в венчальном наряде, за нею С у ш к о в.
М а р ь я А л е к с е е в н а (в ужасе). Степаныч!..
С о ф ь я. Вот, Иван Степаныч, ваше слово! Еще свадьба не кончилась, а ваша дочь моего мужа принимает! (Ксении.) Подлая!..
С у ш к о в (он трезв, говорит негромко и веско). Тише, Павловна, не кричи. (Николаю.) Зачем пожаловал?
Н и к о л а й (показывает на Ксению). Она меня пригласила объясниться...
С у ш к о в. Я сам с нею объяснюсь. Иди. Иди, иди. Уведи его, Павловна, не смущайся: больше этого не будет.
С о ф ь я (в дверях). Если она не уймется, я в полицию на нее заявлю! (Уходит с Николаем.)
С у ш к о в (садится к столу). Ну, К с е н и я...
Входит Л ю б о в ь.
Л ю б о в ь. Иван Степаныч, она больна, посмотрите на нее! Не надо ничего говорить!
С у ш к о в (слегка ударив ладонью по столу). Любовь Андреевна, иди в свою комнату. У нас тут семейное дело.
Любовь уходит.
Ну, Ксения? Как же мы теперь будем? Воспитал я вас в строгости и честности, обучил грамоте, с малых лет определил на работу. На весь околоток наше семейство известно - и уважали. Уважа-ли! А знаешь, как про меня теперь на улице говорят? Вон мастер Сушков, у которого дочь гулящая... А я, Ксения, у Хлебникова работаю тридцать лет, я в этом доме живу двадцать лет, вы все тут и родились, кроме Павла... Ты знаешь, как трудно рабочему человеку достойное место удержать? Это богачам все можно, а нам - каждое лыко в строку... Я твоего позора на себя не приму. А Павловну сегодня твердой рукой благословил, она свою судьбу заработала, она всю жизнь трудилась - иголкой ковыряла, раньше чем амуры заводить, не то что ты: наблудила, а потом к отцу - пожалуйте, папаша, приданое!.. Нет, милые. Я свой кусок потом покупаю, я свою копейку держу, чтобы нам с матерью хоть на старости лет отдохнуть. Вы, что ли, нашу старость обеспечите? Аль в богадельню нам идти, как Филе?.. Я тебя простил... ради Павла: знаю, что он бы за тебя хлопотал передо мной... Простил и денег дал, чтоб след заместь, а ты опять за свое? Совсем стыд потеряла, при всех людях чужого мужа к себе увела... Записку, что ль, передавала?.. Анютка! Ты ходила?
А н ю т а. Я...
С у ш к о в (Ксении). Подлая! И верно, что подлая! Анютку не пощадила, Анютку в свое распутство завлекла! Не позволю! Анютку - не дам!.. Собирай свои тряпки... и чтоб ноги твоей тут не было!
М а р ь я А л е к с е е в н а. Степаныч!
С у ш к о в. Молчи! Она и тебя не пожалела! Ты, честная, из-за нее заплевана теперь! Тебя хорошие люди в дом не зовут из-за этой твари!..
С е р г е й. Папаша, обождите!
С у ш к о в. Молчи, молчи! Знаешь, как говорят про тебя? Шлюхин брат, вот как! Все ее благодарите! Все!
А н ю т а (закатывается истерическим плачем). Довольно! Довольно! Довольно!
Ксения, стоявшая до сих пор почти неподвижно, вздрагивает, хватает платок и выбегает.
С у ш к о в. Цыц, Анютка, ну? (Ксении вслед.) Пошла, пошла! И не показывайся - убью!
Филя садится в изнеможении.
А н ю т а. Нельзя! Ксеня! Ксеня! Нельзя! Папаша, воротите ее... Она помрет, она сказала, что помрет... Ксеня! (Убегает.)
С у ш к о в. Анютка!.. Ну ничего, побегаешь - вернешься.
С е р г е й. А, собственно, чего это вы так разошлись? Не чересчур ли круто?
С у ш к о в. Ты мне указываешь?
С е р г е й. Я спрашиваю. Сами же в приданом отказали.
С у ш к о в. Ты давно на собственные ноги стал?
С е р г е й. А что? Давненько уже...
С у ш к о в. Сперва сам скопи хоть сколько-нибудь, а потом моими деньгами распоряжайся.
Через комнату быстро проходит Л ю б о в ь, на ходу надевая пальто. Входит Б у т о в. Его не замечают.
С у ш к о в. А ты куда, Андреевна?
Л ю б о в ь. За вашей дочерью! (Выходит, почти столкнувшись с Бутовым.)
С е р г е й. Это кто?.. Вам что?..
Б у т о в. Я стучал - никто не отозвался... Мне сказали, что здесь комната сдается.
С е р г е й. Ага. Кто вам сказал?
Б у т о в. Высоцкий.
С е р г е й. Ага. Так. Высоцкий, папаша, - это у нас на заводе, чертежник.
С у ш к о в. Чертежник?..
Марья Алексеевна плачет.
Не вовремя зашел ты, молодой человек...
С е р г е й. Может, я покажу комнату?
С у ш к о в. Покажи. Про условия сказать не забудь.
Сергей и Бутов уходят.
С у ш к о в. Пока не придет шелковая, не приму... Не плачь, мать. Такие поступки надо карать без жалости. У нас еще дочь: какой пример она видит? И не заслужила Ксения, чтобы плакать о ней: у нас за Павла душа болит; а у нее только скверность на уме... (Загораясь горем и гневом.) Чтоб я о ней и не слышал больше! Имени ее чтоб не слышал - поняла?!
Ф и л я (в оцепенении). Господи, господи, что же это делается, что делается...
Б у т о в и С е р г е й возвращаются.
Б у т о в. Комната подходящая. Завтра, с вашего разрешения, перееду. Простите, что некстати зашел. До свидания. (Идет к выходу.)
С у ш к о в. Погоди! Ты хоть кто будешь-то?
Б у т о в (приостановился). Б у т о в. Родион Николаевич Б у т о в.
3. НА МОСКВЕ-РЕКЕ
Набережная. Москворецкий мост. Еще светло, но по ту сторону Москвы-реки уже зажигаются огоньки в домах. Малиново садится солнце. Река еще не стала. В этот день выпал первый снег; на земле он растаял, но на крышах и парапете набережной лежит кое-где, тонкий и пушистый. У л и ч н ы й ф о т о г р а ф расположился на набережной со своим треножником, передвижной декорацией и гардеробом: черкеской с газырями, мундиром с эполетами и т. д. Фотограф снимает сидящего перед ним и з в о з ч и к а. Извозчик в толстом армяке, башлыке и рукавицах снимается на фоне декорации, изображающей пальмовую рощу.
Х л е б н и к о в-с ы н и М и ш а идут по набережной.
Х л е б н и к о в. Такими вещами не шутят! (Перегибается через парапет.)
Миша. Шура, ну пожалуйста, уйдемте отсюда! Шура, ну я вас прошу!
Х л е б н и к о в. Брысь. Посмотри, Миша, какая вода. Течет водичка, течет, течет... Давай вместе, а? Я тебя брошу, хочешь?
М и ш а. Опять шутите. Вы меня не поднимете даже.
Х л е б н и к о в. Нет, тебя я не возьму с собой. Будешь ты существовать или нет, от этого ничего не изменится.
М и ш а. Ошибаетесь, изменится. Тогда наша фирма будет называться не "Тропов и сын", а просто "Тропов".
Х л е б н и к о в. Это ты остришь?
М и ш а. Почему острю?
Х л е б н и к о в. Значит, серьезно?
М и ш а. Серьезно... (Смущаясь.) Я же не виноват, что я не такой образованный, как вы, Шура.
Х л е б н и к о в (смотрит вниз). Глубина здесь достаточная, не знаешь?
М и ш а. Смотрите - хорошенькая!
Х л е б н и к о в. Беги за нею!
М и ш а. Бежим вместе!
Х л е б н и к о в. Брысь. Как ты думаешь: хватит у меня характера не кричать и не шлепать конечностями по воде, когда меня до костей пронижет этот холод, когда он вольется в носоглотку, в пищевод, в мозг, в душу...
М и ш а. Просто ужас, до чего вы допились. Я не могу это слышать!
Х л е б н и к о в. На моей могиле... Тело мое, разумеется, вытащат... Отец об этом позаботится... "И в распухнувшее тело раки черные впились..." А зимой раки есть?
М и ш а. Вы не утонете, а только простудитесь насмерть.
Х л е б н и к о в. На моей могиле - да слушай же, черт тебя побери, это моя последняя воля! - на могиле поставить памятник, изображающий вход в туннель. Вход в туннель. Усваиваешь?
М и ш а (сквозь слезы). Усваиваю.
Х л е б н и к о в. И на цоколе надпись: "Здесь покоится Александр Александрович Хлебников. Он оставил своему родному городу вечную благодарную память о себе..." Черт, надо бы еще что-нибудь присочинить, да некогда. В общем, в этом духе, понимаешь?
М и ш а. Понимаю.
Х л е б н и к о в. Что ты понимаешь. Разве ты можешь понять, как я люблю вот это все?.. Когда я жил в Париже, я только и мечтал, что вот возвращаюсь, живу в Москве, дышу московским воздухом... Честное слово, когда я работал над моим проектом, я радовался - за Москву!.. Смотри, огоньки. Малиновое небо. Снежок. Милый снежок, милое небо. Милая девушка, русская девушка в сером платочке - оглянулась, дорогая моя!.. Милый фотограф, как он заботливо складывает свои тряпки... Давай его осчастливим: снимемся. Вдвоем. Ты будешь поливать слезами карточку, когда меня не станет: тебе это будет приятно. Утри нос, Миша, не надо... (Подводит Мишу к фотографу.) Здравствуйте, фотограф. Снимите нас, будьте добры.
Ф о т о г р а ф. Темно уже. Ничего не выйдет.
Х л е б н и к о в (радостно). Что это? Какая прелесть, Миша, смотри! (Вытаскивает из-за декорации деревянный макет всадника без головы, на могучем коне без ног. В одной руке у всадника обнаженная сабля, в другой пистолет, из которого выходят клубы картонного дыма.) Понятно: сюда подставляется голова. Желаю увековечиться в таком виде. Да, мы хотели вдвоем? Так что ж - подставим две головы. Существует же двуглавый орел! Подставляй голову, Миша.
Ф о т о г р а ф. Поздно. И вы, кроме того, крепко выпивши, выдержки не получится.
Х л е б н и к о в. Фотограф, вы безумец. Вы не понимаете, от чего отказываетесь. Завтра-послезавтра вы разбогатеете, продавая мой портрет. Подтверди, Миша.
М и ш а. Да, я подтверждаю. Разбогатеете.
Ф о т о г р а ф. Какой может быть портрет, когда солнце село. Давайте сюда лошадь. (Уходит со своим скарбом.)
Х л е б н и к о в. Неудача. Последнее желание - и не сбылось... А, да ладно. Все равно уж. (Снимает шапку, отдает Мише.) Не сочти за труд... (Снимает пальто.) Хочешь - возьми на память. Ну, прощай. Ты был верным другом: ходил за мной всюду и развлекал меня как умел. Спасибо. Спасибо. Не поминай лихом. (Целует Мишу и лезет на парапет.) Убирайся, ну?!
М и ш а (держа в руках пальто). Шура! Шура! Я закричу! Разве может такой человек - и вдруг утопиться! (Кричит.) Спасите!!!
Х л е б н и к о в (хохочет, сидя на парапете). Поверил! Поверил! Честное слово, поверил! Какого черта мне топиться, ты подумай! Когда я сейчас, можно сказать, кум королю?! Я просто развлекаюсь, почему не развлечься немножко... До чего хорошо, боже мой! Вон фонарщик идет, сейчас фонарь зажжет, огонек заструится в воде... Накинь мне пальто.