Н и н к а. Косточка, это не фокусы, вот чем хочешь тебе клянусь!
К о с т я. Не хочу слушать! Иди объясняйся в комитет комсомола.
Н и н к а. Я ходила... Костя, ведь я же неплохо работала, даже в многотиражке писали... А они даже не хотят разговаривать!
Через проходную проходят рабочие.
К о с т я. Пошли на улицу.
Они вышли в сквер перед заводом. Огромный щит высится над сквером, на щите портреты - молодые лица, над ними надпись: "Они поехали на новостройки коммунизма". Один из портретов снят, черный квадрат зияет на его месте.
А ты рассчитывала, что можешь безнаказанно проделывать такие штуки? Что тебя, после всего, примут с распростертыми объятиями?
Н и н к а. Ничего я не рассчитывала.
К о с т я. Хорошенькое дело - дать обязательство и сбежать. Тебе это игрушки?
Н и н к а. Косточка, я знаю, это ужас, ужас, что я сделала! Просто невыносимо думать!
К о с т я. Теперь невыносимо? А тогда почему не подумала?
Н и н к а. А что я могла сделать? Если бы ты полюбил очень сильно, ты бы поверил, что я ничего не могла сделать! (Схватившись за голову.) Как я только не умерла в тот час, когда уходил эшелон!
К о с т я. Когда уходил эшелон... Я приволок твои вещи на вокзал. Загулялась, думаю; примчится из Це-пе-ка-о прямо к поезду. Все глаза проглядел - ждал. И не один я... Ребята ходили звонить в милицию - решили, несчастный случай. А я ничего даже не слышал, не видел, что делалось... Поезд ушел - я все стою, как идиот, на перроне. Ребята уговорили - едем домой, может, она там... Где мы не были! По всем больницам ездили. С милицией разругались, что плохо работает - не знает, куда ты девалась... Пока не пришло твое письмо из этого, из Ушкова. (Долго закуривает.) Не в том дело, что о тебе писали в многотиражке, и не в том дело, что была ты на этой доске, а в том дело, что была перед тобой жизнь ясная и прямая... а сейчас и не разберешь, что ты с собой наделала.
Н и н к а (печально и кротко). Я догадалась, что здесь был мой портрет.
К о с т я. Нетрудно догадаться.
Н и н к а. Почему ты не приходишь домой? Я пришла, Катерина Ивановна говорит - он в общежитии ночует, только за бельем заходил. Катерина Ивановна говорит - я тебя выжила.
К о с т я. Я приду... когда мне будет не так неприятно видеть тебя... находиться с тобой в одной комнате.
Н и н к а (вдруг посветлев). Вот разница между тобой и Валериком: Валерик рад, что я не поехала. А ты сердишься - родной брат! (Счастливо улыбнулась.) И опять разница между тобой и Валериком: Валерику на меня смотреть приятно.
К о с т я. Я ничего не желаю слышать об этом прохвосте!
Н и н к а. Почему он прохвост?
К о с т я. Шпана!
Н и н к а. Что ты о нем знаешь, чтобы так называть его?!
К о с т я. Потому что хороший парень не будет так сбивать с пути другого человека, как он тебя сбил!
Н и н к а. Он полюбил меня. Он захотел, чтобы я была с ним. Почему это нехорошо?
К о с т я. Когда он успел полюбить? С первого взгляда?
Н и н к а. Разве не бывает с первого взгляда? Ах, ты смеешься! Зачем ты смеешься? Мало понимаешь в этих вещах, вот и смеешься. Если бы ты его видел! Даже не верится, что такой, такой - и полюбил - меня... И что еще удивительно: он высококультурный, а я ведь не очень культурная, я среднекультурная, я считаю, - но сколько у нас, ты бы знал, общих интересов, и вкусов, и мыслей, и слов...
К о с т я. Ну и ехал бы вслед за тобой, на здоровье, а зачем же твою жизнь ломать, это любовь называется?
Н и н к а. Как же он поедет, если он здесь на работу устраивается? Он будет работать в редакции "Смены" Он любит Ленинград. Что, у него нет права жить в Ленинграде?
К о с т я. Пускай пожертвует Ленинградом, когда такое дело. Если человек любит, он связывает свою жизнь с жизнью другого человека. Сплошь и рядом чем-то жертвуя, да. Так я привык считать.
Н и н к а. Я тоже так привыкла считать. Но почему ты ставишь вопрос однобоко? А моя судьба - не привязана к его судьбе? Я не должна, что ли, быть с ним, когда он этого хочет и я хочу?
К о с т я. Ты мне скажи: ты замуж за него выходишь? Он тебе это предлагал или так обойдетесь?
Н и н к а. Просто у нас еще не было об этом разговора. Мы поженимся. Не волнуйся.
К о с т я. В голове не укладывается... Это ты или не ты? Какая была... как стеклышко чистая! Как к тебе люди относились, - а ты, оказывается, вот что такое! Под спудом где-то, значит, таилось - и вот оно, обнаружилось... Любовь! Какая к черту любовь! Познакомились, станцевали там что-то в обнимку...
Н и н к а. Мы не танцевали!
К о с т я. ...и вот вам любовь. И все пустить по ветру - честь, долг... Что ты о нем знаешь? Тебе есть за что его уважать? Распущенность это, а не любовь!
Н и н к а. Ты все это говоришь напрасно. Это неправда. Я не обижаюсь: ты за меня переживаешь, потому и говоришь. Познакомишься с Валериком и увидишь, что нечего тебе переживать. Где угодно я могу сказать о нашей любви и буду гордиться.
Костя делает движение уйти.
Постой! Костя! Значит, ты считаешь - меня не примут обратно на завод?
К о с т я. Смеешься? Я первый буду против.
Н и н к а. Что же мне делать?
К о с т я. Найдешь какую-нибудь работу.
Н и н к а. Мне хочется на наш завод!
К о с т я. Тебя кто-нибудь за язык тянул, когда ты давала обязательство? Кто-нибудь тебя специально агитировал? Я уговаривал подумай хорошенько! Обдумай все! Не торопись! Нет, выскочила, целую речь на собрании сказала... как та синица, что хвалилась море сжечь. Так было или не так?
Н и н к а (тихо). Я не хвалилась. Я искренно... Но ведь, Косточка, что-то в жизни меняется, и планы у человека меняются...
К о с т я. Планы могут меняться. Но изменить человек не имеет права. И нам не нужны дезертиры.
Н и н к а. Никогда! Ни к кому ты не был таким безжалостным! А я ведь сестра тебе!
К о с т я. Да? Ты считаешь, мне легче, когда нашу фамилию склоняют по всему заводу?
Н и н к а (опять схватывается за голову). Не говори!
К о с т я. Ты вот тут мне вкручивала разное. А ведь нет, чтоб подумать - как это загладить.
Н и н к а. Косточка, я что хочешь сделаю, ты скажи - что!
К о с т я. В два счета все можно исправить. Побеседуют с тобой по душам, и утрясется. Мало чего бывает: заболела, не могла выехать со всеми... Укладывай чемодан, хватит валять дурака.
Н и н к а. Это - чтоб я ехала?
К о с т я. А как иначе?
Н и н к а. Но мне нельзя. Я ведь тебе объяснила. Я хочу обратно на завод. Сначала, конечно, ужасно будет трудно: будут возмущаться, спрашивать... Но это недолго. Вот увидишь, недолго. Люди не злые, и у каждого своих забот хватает, не станут они долго сердиться. Поймут, что я не трудностей побоялась или там чего-то; что просто мне никак, ну никак не уехать... от счастья.
К о с т я. Твое так называемое счастье - для тебя единственно важное. Выше нашей цели, выше всего, чем живет народ.
Н и н к а. Что ты! Зачем ты это ставишь рядом! Наша цель такая громадная, - а мое счастье даже не заметно никому. Я постараюсь как можно, как можно лучше работать! - чтобы вы скорей забыли... Мне не хочется на другой завод... Косточка! Здесь я всех знаю, и так мне было легко со всеми. Пускай здесь на меня и посердятся, ничего не поделаешь, заработала... Помоги мне вернуться! Я согласна хоть не на станок, я согласна разнорабочей...
К о с т я. Чего ради мы будем принимать людей, которых мы же сами исключили из комсомола?
Н и н к а. Меня исключили из комсомола?
К о с т я. В ближайшие дни исключим, если не одумаешься. (Уходит.)
Н и н к а. Костя! Подожди! Костя! Ну подумай, как же я могу...
3
Сентябрь, вечер, туман. Ленинградские улицы: скрещение Невского и канала Грибоедова. Огни светофора сквозь туман. Давно кончились белые ночи.
Вдоль канала идет В а л е р и к. Его окликает М а х р о в ы й: "Валерочка!"
Валерик вздрогнул. Приостановился было, но сейчас же сделал вид, что не слышал, что торопится, что крайне чем-то озабочен... Тихо, без суеты Махровый преграждает ему дорогу: "Здравствуй, Валерочка!"
Валерик останавливается. "А! - говорит он приветливо, словно не удирал только что от Махрового, как заяц. - Добрый вечер". - И пожимает Махровому руку.
Махровый обладает счастливой наружностью, внушающей людям доверие и симпатию. На его худощавом, правильном, уже немолодом лице с мужественными морщинами вдоль щек - выражение открытости и спокойствия. У него такая выправка, будто он всю жизнь занимался главным образом тем, что воевал; будто дисциплина и организованность вошли ему в плоть и кровь. Эта выправка подчеркнута костюмом: на Махровом высокие ладные сапоги и серый, аккуратно застегнутый плащ. Голова ничем не покрыта. У него приятный, мягкий и в то же время мужественный баритон. Он добродушен, Махровый, что бы он ни говорил, добродушное спокойствие ему не изменяет. И зорко поблескивают холодные, ко всему готовые глаза.
М а х р о в ы й. Куда бежишь, Валерочка?
В а л е р и к. Да по делу тут одному.
М а х р о в ы й. Да ну? По делу? И как, в гору идут делишки?
В а л е р и к. Да так себе...
М а х р о в ы й. Я тебя поздравляю.
В а л е р и к. С чем это?
М а х р о в ы й. Статейку твою читал в "Смене". Твоя ведь была статейка?
В а л е р и к. Моя, увы.
М а х р о в ы й. Почему же увы? Нормальная статейка. Бывают лучше ну, впоследствии достигнешь... Ты что, постоянно там устроился? В штате?
В а л е р и к. Да нет еще пока...
М а х р о в ы й. Как вообще жизнь молодая?..
В а л е р и к. Понемножку.
М а х р о в ы й. Течет?
В а л е р и к. Течет.
М а х р о в ы й. Упиваешься блаженством после Сахалина?
В а л е р и к. Ну, насчет того, чтобы упиваться блаженством...
М а х р о в ы й. А что? Я бы с твоими данными только и делал, что упивался блаженством.
В а л е р и к. Чтобы упиваться блаженством, Алексей Аркадьич, кроме этих данных нужны еще другие данные.
М а х р о в ы й. Это какие же?
В а л е р и к. Ну, как будто вы не знаете.
М а х р о в ы й. Деньги, что ли? Да ну? Это материализм. Это даже, по-моему, называется - вульгарный материализм?
В а л е р и к (его слегка передернуло). Не слышал, чтобы это так называлось.
М а х р о в ы й (не обратил внимания на его слова). С чего это ты такой вульгарный материалист? В твоем возрасте еще рано. В твоем возрасте я был, как говорится, гол и бос, и морда не такая была, как у тебя, и тем не менее, однако, неплохо проводил время... Да, гол и бос, ни туфелек таких, ни плащика, ничего не было... (Щупает плащ на Валерике.) Где достал?
В а л е р и к (небрежно). Не помню, кто-то из ребят купил у иностранца, уступил мне.
М а х р о в ы й. Фе-ер-ге. Западная Германия.
В а л е р и к. Возможно.
М а х р о в ы й. Фе-ер-ге, точно. А сколько дал, не помнишь?
В а л е р и к. Ерунду какую-то...
М а х р о в ы й. Оно все ерунда. Туда ерунда, сюда ерунда, а рублишек расшвыриваешь порядочно, а, Валерочка? Прожиточный-то минимум твой - на культурном уровне все же?
В а л е р и к. Алексей Аркадьич, я вам буквально завтра-послезавтра, скорей всего даже завтра, вы не беспокойтесь...
М а х р о в ы й. Это ты о чем?
В а л е р и к. Отдам вам еще часть долга.
М а х р о в ы й. Верно, ты же мне должен что-то, я и забыл. Где-то у меня и расписка твоя лежит, верно?
В а л е р и к (нервничая). Очевидно, где-то лежит.
М а х р о в ы й. Да-да-да. Должна где-то лежать.
В а л е р и к. Я вам уже два раза вносил. Вы... помните?
М а х р о в ы й. Да-да-да. Вспоминаю. Только не помню, какие суммы. Незначительные как будто были суммы?
В а л е р и к. Алексей Аркадьич, в этот раз я постараюсь...
М а х р о в ы й. Ты отмечай где-нибудь, сколько вносишь. На мою память особенно не полагайся. Дырявая стала память: вот знаю ведь, что где-то должна быть твоя расписка, а где - хоть убей... А в общем пустяки, Валерочка. Пускай это тебя не беспокоит. Я могу подождать. Это ведь не бюджетные мои деньги. Это - я тебе говорил, кажется, - жена в прошлом году домик продала.
В а л е р и к. Да, вы говорили...
М а х р о в ы й (словоохотливо). От тестя в наследство домик остался в Орлине - так, незавидный, хибарка просто. Думали мы, думали - оно бы и неплохо в летнее время в сельской местности свой домик; но - и от Ленинграда все же далековато, - далековато, верно?
В а л е р и к. Далековато.
М а х р о в ы й. И от железной дороги не близко, - и решили продать... на твое счастье.
В а л е р и к. Алексей Аркадьич, я чувствую себя отвратительно, что я...
М а х р о в ы й. А ты не чувствуй себя отвратительно. Ты чувствуй себя как следует. Как следует. Человек человеку должен помогать, верно? На том свет стоит. Все равно мы другого домика не присмотрели, так что я уж и остаток этих дачных деньжат, откровенно говоря, спустил - посмотри, какую оторвал штучку.
Он вынимает левую руку из кармана и протягивает перед собой, и в свете фонаря с руки срывается, как огонь, сверкание крупного брильянта.
Видал когда-нибудь такое, Валерочка?
В а л е р и к. Это что, настоящее?
М а х р о в ы й. А ты думал? Это не то что те побрякушки, что девчата носят. Печатает по Невскому средь бела дня в босоножках, в ситчике, а на шее брильянтовое колье, понимаешь... стоимостью в пятнадцать рублей. Это колечко настоящее, старина-матушка, камушек четыре карата, чистейшей воды.
В а л е р и к. Я в этом совсем не разбираюсь.
М а х р о в ы й. Да, твое поколение не разбирается. Но уж поверь мне, что это вещь.
В а л е р и к. И сколько же это может стоить?
М а х р о в ы й. Видишь, цены на подобные штучки в наше время, в нашем государстве - условные. Колеблются в зависимости от многоразличных причин. Я заплатил дешево... сравнительно с валютной ценностью. Большие-то деньги у меня откуда?
Идет прохожий. Махровый опустил руку в карман и ждет, пока прохожий отойдет подальше.
Подвернулось случайно, по средствам, - а, говорю жене, была не была! Что у нас там на книжке, - двинем на хорошую вещь. (Опять вынул руку из кармана, полюбовался кольцом.) А насчет долга не спеши, экстренности нет. Даже могу еще немножко подкинуть, если у тебя это самое...
В а л е р и к. Спасибо...
М а х р о в ы й. Сотняшки две-три.
В а л е р и к. Нет, сейчас мне...
М а х р о в ы й. Не нужно денег? Да ну? Неужели за статью так дорого заплатили?
В а л е р и к. Я бы все-таки предпочел...
М а х р о в ы й. Все как ты хочешь, Валерочка.
В а л е р и к. Я бы предпочел поскорей расплатиться с долгом.
М а х р о в ы й. Давай так. Тоже неплохо.
В а л е р и к. Вы мне разрешите зайти завтра, самое позднее послезавтра...
М а х р о в ы й. Заходи, когда тебе удобно. Так хорош камушек?
В а л е р и к (напряженно). Хорош камушек.
М а х р о в ы й. Стоило хибарку променять на камушек?
В а л е р и к. Вероятно...
М а х р о в ы й. Ну, бывай! (Помахал на прощание рукой. Разошлись.)
Идут, разговаривая, Г е р м а н и Р э м.
Р э м. Ты прав, безусловно.
Г е р м а н. П-понимаешь: там я сразу - личность. А здесь минимум до тридцати лет буду ходить хвостиком за каким-нибудь п-профессором.
Р э м. В нашем деле иначе нельзя.
Г е р м а н. Понимаю. А в нашем можно. И я хочу в-воспользоваться этой возможностью.
Р э м. Я за моим академиком буду ходить минимум до сорока, это в лучшем случае. И все, что я сделаю в лаборатории, будет приписано ему. Пока у меня не вырастет вот такая седая борода - только тогда поверят, что я тоже что-то могу самостоятельно.
Г е р м а н. В-видишь, у вас это так. Потому что вне института, без всей этой черт его знает какой головоломной техники тебе действительно никак. А мне что надо: маленькую больницу. Чтобы я мог ее п-поставить как мне хочется. Я еще на первом курсе спланировал, как я ее миленько поставлю. Кто мне в Ленинграде даст больницу? Именно - жди до седой бороды, да и то еще б-бабушка надвое гадала...