- Мне и в голову не приходит усматривать тут недоразумение, - сказал Дидерих.
- И если бы, - продолжал Ядассон, - семья Циллих предпочла меня другим и пожелала вступить со мной в родственные отношения, сегодняшний эпизод меня нисколько не смутил бы. Долгом своим почитаю сказать об этом.
- Уверяю вас, - ответил Дидерих, - что сумею оценить ваш корректный образ действий.
И оба, щелкнув каблуками, обменялись крепким рукопожатием и расстались.
Прощаясь, Кетхен и Ядассон подмигнули друг другу, и Дидерих нисколько не сомневался, что оба сейчас же вернутся в "Зеленый ангел". Он расстегнул пальто и выпятил грудь, чувствуя прилив гордости: ему удалось вовремя заметить коварную западню и избежать ее, не нарушая кодекса приличий. Ядассон вызывал у него теперь некоторое уважение и даже симпатию. Он и сам вел бы себя точно так же. Мужчинам нетрудно понять друг друга. Но она! Пасторская дочь, преобразившаяся в распутную женщину, это второе обличье Кетхен, эта опасная двойственность, столь далекая от простодушной честности, которую Дидерих ощущал в глубине собственного сердца, потрясли его, будто он заглянул в омут. Дидерих застегнул пальто. Значит, кроме бюргерского мира, в котором живет теперь господин Лауэр, есть еще и другие миры...
Громко сопя, он сел за стол. Он был так мрачен, что все три женщины ужинали в полном молчании. Фрау Геслинг набралась храбрости и спросила:
- Тебе сегодня ужин не по вкусу, дорогой мой сын?
Вместо того чтобы ответить, Дидерих напустился на сестер.
- К Кетхен Циллих извольте забыть дорогу! - Сестры с изумлением посмотрели на него, а он покраснел и выпалил в сердцах: - Это погибшее создание!
Но они только скривили губы, и как ни шумел он, как ни старался пронять их страшными намеками, сестры не очень-то пугались.
- Ты, вероятно, говоришь о Ядассоне? - равнодушно спросила Магда.
Дидерих отпрянул. Видно, все женщины одним миром мазаны, одной ниточкой связаны... И Густа Даймхен тоже! Она уже однажды заводила об этом разговор. Он вытер взмокший лоб.
- Если у тебя были серьезные намерения насчет Кетхен, ты напрасно нас раньше не спросил.
Дидерих, защищая свое мужское достоинство, с такой силой оттолкнул от себя стол, что мать и сестры взвизгнули. Он не допустит, чтобы его подозревали в чем-либо подобном, кричал он. Еще не перевелись, надо надеяться, порядочные девушки. Фрау Геслинг дрожащим голосом уговаривала его:
- Стоит лишь взглянуть на твоих сестер, дорогой мой сын.
И Дидерих в самом деле взглянул на них; прищурился и впервые, не без страха в душе, подумал, что, в сущности, ничего не знает о жизни этих двух созданий, своих сестер...
- Что там говорить! - решительно отмахнулся он. - Вас просто нужно покрепче держать в руках. Своей жене я спуску не дам.
Девушки, улыбаясь, переглянулись, и Дидерих испугался - он подумал о Густе Даймхен: не ее ли они имеют в виду? Ни одной нельзя верить. Он видел перед собой Густу, ее белокурые волосы, ее полное, розовое лицо. Вот она раскрывает пухлые губы и высовывает ему язык. Совсем как Кетхен Циллих, когда она крикнула ему: "Прощай, овечка!" Густа, которая так похожа на Кетхен, с высунутым языком и полупьяная, ничем бы от нее не отличалась!
- Кетхен круглая дура, - сказала Магда, - но если без конца приходится ждать и никто не является, то ее можно понять.
- Ты на кого это намекаешь? - немедленно отреагировала Эмми. - Если бы Кетхен захотела удовольствоваться каким-нибудь Кинастом, она давно уже не ждала бы.
Магда, гордая сознанием своего успеха, выпрямилась и промолчала.
- Да и вообще! - Эмми отбросила салфетку и встала. - Не понимаю, как ты можешь сразу же поверить тому, что болтают насчет Кетхен мужчины? Это отвратительно! Неужели нам нигде нет защиты от безобразных мужских сплетен?
Кипя негодованием, она забилась в угол дивана и раскрыла книгу. Магда только плечами пожала. А испуганный Дидерих тщетно искал повода спросить: может быть, и Густа Даймхен тоже?.. Ведь свадьба ее все откладывается...
- Бывают положения, - изрек он, - когда утверждать что-либо не значит сплетничать.
Тут Эмми отшвырнула от себя книгу.
- А хотя бы и так! Кетхен делает, что ей вздумается! Мы, девушки, тоже вправе пожить в свое удовольствие. И пусть радуются мужчины, если после этого им еще удается жениться на нас.
Дидерих встал.
- Таких разговоров я в своем доме не потерплю, - сказал он серьезно и до тех пор сверлил глазами Магду, пока та не перестала смеяться.
Фрау Геслинг принесла ему сигару.
- Я уверена, что мой Дидель на такой девушке не женился бы. - И она, как бы успокаивая, погладила его.
Подчеркивая каждое слово, он сказал:
- Я не могу себе представить, мама, чтобы немец, истинный немец, когда-либо согласился на нечто подобное.
- О, далеко не все такие идеалисты, как мой дорогой сын, - польстила она ему. - Для многих материальный интерес превыше всего, и в придачу к деньгам они готовы взять и многое другое, о чем болтают люди. - Под повелительным взглядом Дидериха она продолжала боязливо лопотать: - Взять, к примеру, Даймхена. Господи боже, он умер, и теперь ему все это безразлично, но в свое время толков было много. - Сейчас уже все трое не сводили с нее настойчиво-вопрошающих глаз. - Ну да, - пояснила она робко, - я говорю об истории с фрау Даймхен и господином Буком. Ведь Густа родилась раньше времени.
После этих слов фрау Геслинг пришлось поспешно ретироваться за экран перед камином, так как брат и сестры одновременно ринулись к ней.
- Вот так новость! - воскликнули Эмми и Магда. - Расскажи поподробней!
Но Дидерих расшумелся. Он требует немедленно прекратить эти бабьи сплетни.
- Мы же слушали твои мужские сплетни! - кричали сестры, пытаясь оттащить его от экрана.
Мать, ломая руки, смотрела на эту рукопашную схватку.
- Я же ничего не сказала, дети! Но только тогда все кругом это говорили, да и господин Бук ведь подарил приданое фрау Даймхен.
- Значит, вот откуда все берется! - воскликнула Магда. - Вот они, дядюшки, оставляющие наследство! Вот откуда позолоченные сумочки!
Дидерих взял под защиту наследство, полученное Густой.
- Оно из Магдебурга!
- А жених? - спросила Эмми. - Жених тоже из Магдебурга?
Внезапно все умолкли и, точно оглушенные, переглянулись. Эмми притихла, вернулась на диван и снова взяла в руки книгу. Магда принялась убирать со стола. Дидерих подошел к экрану, за которым пряталась фрау Геслинг.
- Видишь, мама, что получается, когда распускают язык? Ты ведь не хочешь сказать, что Вольфганг женится на собственной сестре?
Из-за ширмы, словно из бездны, донесся плаксивый голос:
- Я тут ни при чем, мой дорогой сын! Я и думать забыла об этой старой истории, да и кто знает, сколько тут правды. Теперь уже ни одна живая душа не помнит об этом.
- Но старик Бук помнит! - не отрываясь от книги, бросила Эмми. - Он-то знает, откуда берет теперь деньги для сына.
А Магда сказала, заслоняясь скатертью, которую складывала:
- Всякое бывает.
Тут Дидерих воздел руки, точно взывая к небу о помощи. Но он вовремя подавил одолевавший его ужас.
- Куда я попал? В разбойничий вертеп? - деловито осведомился он и, выпрямившись, твердым шагом направился к двери. На пороге он обернулся. Конечно, не в моих силах помешать вам растрезвонить по городу вашу очаровательную новость. Что до меня, то я всем объявлю, что не имею с вами ничего общего. В газетах напечатаю. - И он вышел.
Ему не хотелось в погребок, и он, сидя в одиночестве у Клапша, задумался о мире, в котором происходят такие ужасы. В белых перчатках, разумеется, их не одолеть. Для того, кто захочет вырвать у Буков их позорную добычу, любые средства хороши.
- Бронированным кулаком!{252} - сурово произнес он и так застучал крышкой, требуя четвертую кружку, словно мечом бряцал... Но понемногу он потерял свой грозно-воинственный вид: начались колебания. Если сейчас поднять возню вокруг этого дела, весь город будет пальцем показывать на Густу Даймхен. И тогда ни один мужчина, если у него осталась хоть капля уважения к правилам чести и приличия, не позволит себе жениться на Густе. Это подсказывал Дидериху собственный внутренний голос, привитые ему принципы мужественности и идеализма, которые вошли в его плоть и кровь. Жаль! Жаль триста пятьдесят тысяч марок Густы, они пропадают без хозяйской руки, без разумного применения. А у Дидериха теперь, пожалуй, есть полная возможность найти им применение. Но он возмущенно отогнал от себя эту мысль. Он лишь выполнит свой долг! Необходимо помешать преступлению. А что принесет женщине поединок двух мужчин - это ее дело. Стоит ли думать о судьбе этого существа, одного из тех, которые способны на любое предательство, в чем Дидерих лично убедился. На пятой кружке пива у него созрело твердое решение.
За утренним кофе он проявил большой интерес к туалетам сестер для бала в "Гармонии". Осталось всего-навсего два дня, а еще ничего не готово! Домашнюю портниху рвали, что называется, на части, она шила теперь повсюду: у Буков, у Тицев, у Гарнишей. Дидерих вошел в раж. Он вызвался самолично пойти к ней и, чего бы это ни стоило, притащить сюда девушку. Ему удалось выполнить свое обещание, правда, не без труда. Ко второму завтраку он так бесшумно вошел в дом, что шагов его не услышали и разговор в соседней комнате не прервался. Как раз в эту минуту портниха намеками рассказывала какую-то скандальную историю, перед которой бледнело решительно все. Сестры делали вид, что ничего не понимают, и когда наконец портниха назвала имена, они пришли в ужас и ничему не хотели верить. Громче всех ужасалась фрау Геслинг: неужели фрейлейн Гериц может допустить такую мысль! А портниха уверяла, что эта новость уже облетела весь город. Не далее как вчера она работала у бургомистерши, ее мать решительно требовала, чтобы зять вмешался в это дело! И все же портнихе лишь с трудом удалось убедить фрау Геслинг и ее дочерей. Дидерих ожидал скорее обратного. Он остался доволен своими. Но неужто у стен и вправду есть уши? Выходит, что слух, родившийся в запертой комнате, уносится вместе с дымом из печи на улицу и проникает во все углы и закоулки города.
Однако ему было мало этого. Он сказал себе, что здоровый инстинкт труженика при известных обстоятельствах является положительным фактором и на нем можно сыграть. До самого обеда он увивался вокруг Наполеона Фишера, но вдруг - уже раздался звонок! - возле сатинировальной машины{253} раздался душераздирающий вопль. Дидерих и механик, вместе ринувшиеся на крик, извлекли из машины руку молодой работницы, затянутую стальным валом. С руки стекала черная кровь. Дидерих распорядился немедленно позвонить в городскую больницу. Как ни дурно ему было от вида изувеченной руки, он не отходил от работницы, пока ей делали временную перевязку. Девушка, жалобно всхлипывая, смотрела на свою руку, и в ее кротких глазах светился ужас, точно у молодого раненого животного. Она не слышала человеколюбивых расспросов Дидериха о ее домашних условиях, вместо нее отвечал Фишер. Отец сбежал, мать прикована к постели болезнью: девушка кормит себя и двоих малышей. А самой всего четырнадцать лет.
- По ней этого не скажешь, - заметил Дидерих. - Работниц не раз предупреждали, что эта машина требует осторожности в обращении. Девчонка сама виновата, я ответственности не несу. Впрочем, - добавил он мягче, пойдемте ко мне, Фишер.
В конторе он достал две рюмки и налил коньяку.
- Не вредно и подкрепиться после таких волнений. Скажите честно, Фишер, вы считаете, что я обязан платить? Разве предохранительные приспособления на машине действуют? - Механик пожал плечами. - Вы хотите сказать, что все зависит от суда? Но я судиться не буду, я заплачу без всякого суда...
Наполеон Фишер в недоумении оскалил крупные желтые зубы, а Дидерих продолжал:
- Да, а вы как думали? Вы, верно, считаете, что на подобный поступок способен только Лауэр? Что касается этого господина, то ваша собственная партийная газета разъяснила, чего стоят его заигрывания с рабочими. Со мной, конечно, такого не случится, чтоб засесть в тюрьму за оскорбление величества и оставить своих рабочих без куска хлеба. Я выбираю более практические средства для выражения своих социальных взглядов. - Он сделал торжественную паузу. - Вот почему я решил выплачивать девушке заработную плату, пока ей придется лежать в больнице. Кстати, сколько она получает? - быстро спросил он.