Карел Чапек
Итак, когда мне стало совсем невмоготу, когда в три часа ночи я вскочил с постели и, схватившись за голову, забегал кругами по комнате, пища, как перепуганная насмерть мышь, я сказал себе: «Нет, так этого оставить нельзя, нельзя молчать о муках человеческих; с ними надо бороться».
И вот, исполняя клятву, данную в ту страшную минуту, я пишу рассказ о воспалении надкостницы.
Нормальное течение болезни таково: поначалу страдалец с деланной легкостью сообщает своим ближним, что у него, кажется, побаливают зубы. На что ближние, желая его успокоить, отвечают, что это, мол, просто так, должно быть, продуло, и лучше всего прикладывать сливовицу, уксус, настойку йода, холодный компресс, нагретый шерстяной платок, перекись водорода, свинцовую примочку и прочее, то есть все, что в данный момент взбредет им в голову. Применение всех этих средств приводит к тому, что боль, до сих пор неопределенная, обостряется и начинает долбить, сверлить, драть, колоть, палить, разбухать, расти и подниматься. Значит, достигнута вторая стадия заболевания, когда несчастный решает, что больше терпеть нельзя, и начинает поглощать всевозможные порошки: аспирин, амидопирин, новомидон, родин, тригемин, верамон и множество других. Порошки действительно помогают: сверлящая боль утихает, но человек вдруг начинает опухать.
Дрожащими пальцами ощупывает он свою припухлость, и ему кажется, что она больше всего, к чему он когда-либо в жизни прикасался. Ближние тем временем разбиваются на два лагеря; одни утверждают, будто необходимо делать холодные примочки, чтоб припухлость не увеличивалась и опала, на что другие возражают, заявляя, что опухоль необходимо распарить, чтоб она быстрее созрела. Страдалец предпринимает попеременно и то и другое, в результате чего опухоль, созрев, затвердевает, она чуть ли не лоснится от буйной силы, а боль, бодрая и посвежевшая, вырывается на свободу, предпринимая штыковые атаки направо и налево. Больной зуб при этом почему-то становится огромным, он вылезает из ряда прочих зубов и то и дело цепляется за них, что дает ему возможность испытывать ослепительную, как молния, боль. На этой стадии, буркнув что-то ужасное, страдалец нахлобучивает шляпу и мчится к своему дантисту. Бывают в жизни минуты, когда человек способен и на такие героические решения.
Вопреки всем ожиданиям, ваш врач не проявляет бурного сочувствия; он лишь бормочет себе под нос:
— Нуте-ка, поглядим, что там у вас, — и, не обращая внимания на протесты, стучит каким-то инструментом по вашим зубам, после чего впадает в легкую задумчивость. — Дело в том, — произносит он мрачно, — что этот зуб надо вырвать.
И тут вдруг у вас просыпается какое-то исключительное благородство, и вы уподобляетесь родному отцу, проявляющему ангельское терпение к нерадивому потомку, прежде чем от него отречься.
— Лучше пока подождать, — с горячностью заявляете вы, — вдруг он образумится и нам удастся спасти его, как вы считаете?
Представьте себе — сейчас этот негодник действительно болит немного меньше.
— Ладно, — ворчит дантист, — денек подождем.
Он отпускает вас, прописав какие-то притирания, мази и примочки.
Но уже по дороге обратно зуб вдруг передумывает и снова ведет себя как обезумевший: вы мчитесь домой, набив карманы аптечными склянками и банками, горя нетерпением поскорее приняться за спасательные работы. С нечеловеческой самоотверженностью вы пытаетесь сберечь несчастный зуб (ибо делаете это в
Со слезами на глазах я говорю себе: «Я так их пестовал, и вот благодарность!»
В подобных сновидениях больной доживает до рассвета.
Конец короток и ущербен. С трясущимися коленками добирается страдалец до своего дантиста.
— Пан доктор, — заикается он.
— Садитесь, — приказывает тот.
— А больно не будет?
— Не будет, — говорит врач, лязгая какими-то инструментами.
— А… его обязательно рвать?
— Обязательно, — ледяным тоном произносит врач и приближается к больному.
Великомученик вцепляется в ручки кресла.
— А… больно не будет?
— Откройте рот!
Несчастный наносит несколько ударов ногами и руками в живот и грудь дантиста; прижатый к спинке кресла, он пытается кричать, но в это мгновенье ему делают инъекцию.
— Было больно? — спрашивает врач.
— Н-н-нет, — мямлит страдалец неуверенно. — А до завтра подождать нельзя?
— Нет, — буркает доктор и задумчиво смотрит в окно.
По улице ходят люди, как будто здесь, у этого окошка, не разыгрывается одна из величайших трагедий.
— Ну, теперь пора, — удовлетворенно сообщает доктор. — Откройте рот!
Пациент закрывает глаза, чтобы не видеть орудие пытки.
— Но…
— Шире!
Во рту что-то хрупает, видимо, это соскользнули щипцы.
— Больно не будет?
— Прополощите, — откуда-то издалека басит доктор и показывает что-то белое.
О, боже, разве этот зуб был такой маленький?
* * *
Через три дня бывший страдалец ходит от одного к другому и рассказывает, что у него было воспаление надкостницы.
Но люди так бесчувственны. В лучшем случае, они говорят:
— Это еще что! Вот когда у