Предание утверждает, что еще задолго до крещения Руси Андрей Первозванный побывал на днепровских холмах, где стоит сейчас Киев, а потом, проплыв на Север, попал на Ладогу и установил на месте языческого капища на Валааме крест, дабы свет православия озарил и северные края.
Разумеется, можно доказывать, что нет никаких прямых доказательств этого события, но при этом не надо забывать, что не так уж много документальных свидетельств сохранилось и о других апостолах, и о самом Спасителе…
В основном это предания, и мы беспрекословно верим в них и, кстати сказать, это касается и пребывания апостола Андрея Первозванного на днепровских холмах, где стоит сейчас Киев.
А вот насчет Валаама сразу начинаются возражения…
Простодушные историки девятнадцатого века обыкновенно опровергали факт посещения апостолом Валаама на том основании, дескать, очень уж удален Валаам, и, следовательно, никак не мог Андрей Первозванный попасть на остров.
«Дикость, малоизвестность страны — дальность, трудность путешествия — не могут быть достаточною, даже сколько-нибудь сильною причиною, чтобы отвергнуть это предание… — резонно возражал на это святитель Игнатий (Брянчанинов). — Немного позже времен апостольских ходили путями этими целые воинства, почему же не пройти ими Апостолу, водимому десницею Божиею и ревностью апостольскою?»
Казалось бы, этот аргумент святителя должен был развеять сомнения, но мы приехали снимать фильм об апостоле Андрее Первозванном и снова столкнулись теперь уже здесь, на острове, с активным неприятием этого предания.
И благо бы, это были люди посторонние Валааму, так нет же…
Стремясь показать свою ученость, не жалея сил, доказывали нам, что Андрея Первозванного никак не могло быть на Валааме, и женщина, работающая архивариусом монастыря, и экскурсоводы, водящие паломников по монастырю…
Особую пикантность этой ситуации придавало то обстоятельство, что большинство участников нашей группы были выходцами со студии Леннаучфильм, занимавшейся в советские времена пропагандой строго научных знаний.
Я и сам сотрудничал в советские времена с Леннаучфильмом и, конечно, просто и представить тогда не мог, что поеду с сотрудниками этой студии собирать свидетельства пребывания апостола Андрея Первозванного на Валааме…
Но так получилось…
И если уж говорить строго с научной точки зрения, то необходимо признать, что опровергнуть факт пребывания апостола Андрея Первозванного на Валааме так же невозможно, как и доказать его.
Другое дело, что здесь, на Валааме, не сразу и разберешь, где развалины старинных фундаментов, а где выходы валаамских камней — того апостольского фундамента, на котором и был воздвигнут Валаам…
Где решаются вопросы
Два дня, проведенные на Валааме, исчерпали нашу программу.
Во всяком случае, так объявил нам сегодня наш поводырь — пресс-секретарь монастыря Михаил.
Он сказал, что владыка Панкратий сорвал голос и не сможет принять участия в съемках…
Что отца Савватия, на помощь которого мы так рассчитывали, тоже нет на острове и, когда он вернется в монастырь, не известно…
Что на Емельянов остров, где находился скит Авраамия Ростовского, мы скорее всего не попадем — надо договариваться с кораблем, а это непросто…
И вообще… Мы уже все сняли…
Ну что ж… Уезжать, так уезжать. На всенощную пошли мы, уже расставаясь с Валаамом…
Но Валаамские службы неторопливые, долгие…
Час прошел, другой…
И вот неведомо откуда, из сумерек, в которые погружен храм, возник отец Савватий…
Потом, когда я уже пошел на исповедь к владыке Панкратию, выяснилось, что от съемок он не отказывается, другое дело, когда… Если в четверг, например, это устроит нас? Отчего же не устроит… Конечно, устроит… Подождем…
Исповедавшись, я подошел к жене в церкви и сказал, что никуда мы не уезжаем, все очень даже хорошо устраивается со съемками.
Жена удивленно посмотрела на меня и спросила, а почему мне вообще пришла в голову мысль об отъезде, если отец Савватий собирается нас повезти на Емельянов остров, где на месте скита Авраамия Ростовского послезавтра будут устанавливать Поклонный Крест.
Я подивился было, что так удачно все наши киношные дела устроились, а потом подумал, что и нечему тут удивляться…
На Валааме только в церкви на службе и могут решаться, как говорят теперь, вопросы.
И никакой мистики тут нет.
Здесь в церкви, во время службы, и найдешь всех, кто тебе нужен, здесь и узнаешь все, что нужно узнать, здесь, за молитвой, и вопросы решишь, которые надо решить…
По вере вашей
— На Полтавщине это было… — начал свой рассказ отец Святослав, — я только еще начинал тогда прислуживать в алтаре. Так вот… Дьякон батюшку там из храма выжить пытался. У дьякона сын семинарию заканчивал, он хотел его в наш храм определить, вот и устраивал разные каверзы. Другой настоятель давно бы выгнал такого дьякона, а наш, как ангел небесный был, терпел все… И до чего дело дошло. Отравить дьякон решил батюшку… И ведь вот
— Чем-чем? — переспросили у него.
— Единоборствами… Карате… Дзюдо… Или у вас нет такого?
— Отчего же нет… — не растерялся сопровождавший далай-ламу инок. — Единоборству мы все учимся.
— Какому же, если не секрет?
— Никакого секрета нет… Наше единоборство простое: если тебя по одной щеке ударили — подставь другую…
— И все? А что дальше?!
— А дальше ничего… Дальше — победа…
Деньги на билет
Разным бывает благословение.
Ездил недавно на конференцию, которую проводили в Ярославской епархии, и ездил, конечно, с условием, что билеты оплатят мне.
Из Петербурга до Москвы билеты туда и обратно мне жена купила. Туда — 3 200 рублей за билет заплатила, обратно за 1 900 рублей билет взяла.
На конференции я подошел к руководителю и сказал, что нужно бы с билетами разобраться.
— Ну, разумеется… Игумен сказал мне, что билеты вам оплатят. Сколько вы потратили?
— Чуть больше пяти тысяч! — сказал я.
На этом разговор наш и кончился, а на следующий день, когда мне нужно было уезжать, из монастыря в Москву — меня пригласили попутчиком на легковую машину! — ко мне подошел проститься руководитель конференции.
— Все хорошо? — спросил он. — Получили деньги?
— Какие деньги?
— За билеты… Я соседу вашему Александру отдал.
— Нет… — сказал я. — Мне никто ничего не передавал.
— Подождите минуту… — сказал руководитель и через минуту вернулся с моим соседом.
— Извините! — сказал тот. — Я закрутился. Не думал, что вы уже уезжаете.
Он достал из кармана деньги и протянул мне.
— До встречи… — обнимая меня, сказал руководитель. — Я побегу… Надо конференцию продолжать…
Он убежал.
Я пересчитал деньги. Денег было семь тысяч.
— Вы ошиблись… — сказал я Александру. — Мне нужно за билет пять тысяч…
— Сколько игумен передал, столько я и передаю! — сказал Александр. — Извини, что так получилось…
Он обнял меня на прощание и ушел.
Я думал пойти разыскать игумена или руководителя конференции, но благодетельница, согласившаяся меня подбросить до Московского метро, так посмотрела на часы, что я только вздохнул тяжело.
Мы должны были приехать часа за два до моего поезда, но за разговорами — время в пути промелькнуло незаметно — мы приехали (когда водитель предложил подвезти меня до Ленинградского вокзала, я почти и сопротивляться не стал) вместо одиннадцати часов вечера — без пяти минут семь.
Ждать отправления поезда надобно было долго.
— А как можно поменять билет пораньше? — спросил я в кассе. — Чтобы пораньше уехать…
— Только если на «Сапсан»… — сказала кассирша. — Но вам тысячу девятьсот придется доплатить…
В принципе, тысяча девятьсот рублей для меня вполне ощутимые деньги. И едва ли за ночь, проведенную не в пути, а в своей квартире — это единственное, что я выигрывал от обмена билетов! — я стал бы тратить их, но тут я сложил в уме все суммы, которые уплатил за билеты и которые надо доплатить, и понял, что за дорогу я заплачу ровно столько, сколько и получил от игумена.
И хотя и жалко было денег, но я побоялся оставаться в Москве.
Уехал на «Сапсане».
Молитва, и ничего более
Сидели с отцом Савватием, он сердито говорил, дескать, замолился народ, чудеса всюду мерещатся…
Потом разговор перешел на монастырь, отец Савватий рассказал о вертолетчике, который попал в тяжелейшую аварию, никаких надежд спасти не было, но, — слава Богу! — молились, и все обошлось, снова летать будет…
— Ну вот, а вы, батюшка, на чудеса ругались… — сказал я. — А это разве не чудо?
— Какое это чудо… — сказал отец Савватий. — Это молитва, и ничего более…
В купальне у овечьих ворот
Петр
Подниматься к источнику Петр не хотел.
За неделю, миновавшую после отъезда из Питера, они всего день провели у моря, а остальное время — в паломнических поездках…
Зачем же возвращаться туда, где уже были?
— Я что-то неважно себя чувствую… — сказал утром в столовой Петр, стараясь не смотреть в окно, где так заманчиво синело море, где в разрывах зелени белела пустынная коса пляжа с редкими выцветшими на солнце грибками зонтиков.
— Ой, Петенька! — воскликнула Ольга. — Как же мы без вас поедем?!
— Да, Петр! — сказала ее мать, Тамара Алексеевна. — Это такая святыня… Этот источник чудотворным считается.
И она подтолкнула мужа — Валентина Михайловича Толкунова.
— Надо ехать, Петр… — проговорил тот, хотя сам же и жаловался вчера, что устал от православного экстрима. — Мы ведь сюда не на пляже лежать ехали…
Петр хотел сказать, что он-то как раз на море и ехал, что он устал от этого — храм, пальмы и пошлый экскурсовод — джентльменского набора, но Толкунов встал, его массивная фигура загородила окно с морем и пустынным пляжем, и Петр понял — спорить бесполезно.
И он — такой уж характер у него был, что всегда старался отыскать в сложившейся ситуации положительные стороны! — подумал, что вообще-то и сам хотел подняться к источнику, просто немножко расслабился и захотелось отдохнуть, а так чего же…
Очень даже неплохо побывать на источнике…
1
И вот сейчас они спускались к автобусу с горы, покрытой колючими зарослями кустов. Можно было пройти там, где пошла вся группа, но Тамара Алексеевна выбрала тропу, по которой, как сказала экскурсоводша, святой носил на гору, пока не было источника, воду.
Непонятно было, пользовались ли после святого этой дорогой.
Тропинка то ныряла вниз, то снова карабкалась на скалу. Местами она заросла, и надо было продираться сквозь колючий кустарник, местами превращалась в осыпь, и идти приходилось прижимаясь к скале. То и дело из-под ног летели в пропасть мелкие камешки. Жутковато шелестело над ущельем сдавленное эхо.
И все это на нестерпимой, сорокаградусной жаре.
Наконец выбрались на поляну.
Здесь, возле заброшенного сада, присели отдохнуть. Прямо из-за полуразрушенной ограды, из зарослей кустарников свешивались виноградные кисти.
Внимание Петра привлек камень.
Ему показалось, что это какое-то изделие, но камень оказался простым куском кремния, только отполированным колесами телег и подошвами путников.
Петр взял его в руки, и какая-то смутная, как во сне, горная даль возникла на поверхности камня. И чем дольше Петр вглядывался в нее, тем явственней становилась картина, различимыми становились отдельные уступы, берег моря, какие-то люди. А вот — смутное возникло из кремниевой глубины лицо и, пытаясь разглядеть его, Петр провел ладонью по коричневой поверхности. Лицо пропало, картина изменилась, но морская даль не исчезла…
— Смотри, как красиво… — сказал Петр, обращаясь к Ольге.
— Ага… — продолжая смотреть на крутые склоны, по уступам которых зеленели колючие кусты, откликнулась девушка. — Тут ничего не надо… Только чтобы лачужка была, да еще вот краешек неба.
— Моря… — поправил ее Петр.
— Неба… — повторила Ольга.
— Ага… — вглядываясь в кремневые сумерки найденного камня, повторил Петр. — На море сейчас хорошо…
— Он у нас первый раз в паломничестве… — снисходительно сказала Тамара Алексеевна. — Еще не привык…
Она уже отдышалась и, хотя краснота и не ушла с лица, тяга к назидательному подтруниванию уже вернулась к ней.
Вообще-то Петр мог бы ответить Тамаре Алексеевне, что да, он православный, и хотя и не часто, но ходит в церковь, и паломничества ему нравятся, но тоже — в меру.
Ну, съездили в монастырь, и слава Богу.
А что еще? Еще неплохо бы и в море поплавать.
И можно было и не ездить сегодня к источнику.