Пелам Гренвилл Вудхаус
Глава I
1
Городок Сен-Рок находился на побережье Франции. Шато «Блиссак» находилось рядом с Сен-Роком. А Дж. Веллингтон Гедж находился рядом с шато «Блиссак», читая на террасе письма.
Предоставь прохожему выбор, кем ему любоваться – Геджем или видом ниже, он выбрал бы вид, и поступил бы правильно, потому что этот пузатенький коротышка сидел единственной кляксой на роскошном ландшафте. Шато стояло на холме, и от его террасы склон резко сбегал вниз многоцветными садами и кустарниками к самому озеру. За озером волнились песчаные дюны, а за дюнами посверкивала гладь гавани, усеянная стоящими на якоре яхтами.
Сам городок притулился слева: беспорядочное скопление красных крыш и белых стен, а в центре гордо вздымался в небо золотой купол здания, благодаря которому местечко и превратилось в популярный летний курорт – казино «Мунисипаль». Бывший всего несколько лет назад захудалой деревушкой, Сен-Рок превратился в Мекку для любого, кому приятно любоваться, как сгребают лопаточкой их деньги грустноглазые крупье.
Гедж не замечал, углубившись в корреспонденцию, расстилавшегося вокруг пейзажа, да и замечать не желал. Он не любил Сен-Рок, а уж нынешним утром городишко и вовсе потерял для него всякую привлекательность – на всех трех полученных письмах были наклеены калифорнийские марки, и содержание их лишь обостряло тоску по родине. С первого дня своей женитьбы, случившейся два года назад, и последующего отъезда в Европу Гедж чахнул в тоске по Калифорнии.
Поэт поведал нам о человеке, чье сердце было в горах, среди оленей. Сердце Геджа пребывало в Глендейле, штат Калифорния, скитаясь между хот-догами и бензоколонками.
Перед этим снедаемым тоской джентльменом возникла стройненькая прехорошенькая девушка, в которой, проморгавшись, он признал Мэдвей, горничную своей жены.
– Мадам желает видеть вас, сэр.
– Э? – удивился Гедж. Он же уже наведывался с утренним визитом к Большому Шефу. – Зачем это?
– Думаю, мадам решила отплыть сегодня на дневном пароходе в Англию.
– Что?! – вздрогнул Гедж.
– Да, сэр.
– А надолго?
– Не могу сказать, сэр.
Информацию по этому пункту Геджу не терпелось получить как можно скорее и достовернее, от этого многое зависело. Обычно Сен-Рок представлялся ему прескучным местечком, но выпадал один день в году, когда городок, поднатужившись, встряхивался и показывал себя во всей красе. Случалось это в день рождения его покровителя, и отмечался этот праздник карнавалом, шумным и разгульным. Празднество Святого Рока предстояло на следующей неделе, и до этой минуты у Геджа не теплилось ни искорки надежды внести и свою лепту в веселье. Но теперь впервые забрезжил лучик: а пожалуй что, и выпадет шанс поучаствовать! И, затолкав письма в карман, он поспешил домой.
Шато любителя старины и эксцентричности восхитило бы: дату его постройки он определил бы как конец XIV – начало XV века. У Геджа же впечатление возникало неизменно одно: строил шато не иначе как косоглазый архитектор. Надо же! Возвести дом из облицовочного камня да еще понатыкать всюду остроконечных башенок. И хотя интерьер модернизировали – во всяком случае, как модернизация представляется французам: провели электрический свет и встроили две ванные комнаты, – но все равно не к таким домам привык Гедж в Глендейле, штат Калифорния.
Жену Гедж нашел в венецианском зале, просторной комнате с потолком обильной лепки, при одном взгляде на который так и чудилось: вот сейчас рухнет и зашибет вас. Миссис Гедж сидела на кровати, диктуя письма мисс Путнэм, своей личной секретарше, худенькой особе в весе пера, бесцветной и респектабельной тихоне в роговых очках.
Сама миссис Гедж выступала бы в тяжелом весе. Сложения она была плотного, дама статная и красивая, несколькими годами моложе мужа. С первого взгляда на нее становилось понятно, почему он послушно выполняет все ее приказания. Даже в состоянии покоя она источала силу и волю. До их брака она была вдовой нефтяного мультимиллионера по имени Брустер, завещавшего все свои мультимиллионы ей. А больше о прошлой жизни жены Геджу неведомо было ничего, так что порой закрадывалась мыслишка – а уж не служила ли она укротительницей львов?
Легкий взмах ее руки, и мисс Путнэм растаяла в воздухе.
– Что такое насчет этой твоей поездки? – поинтересовался Гедж, опускаясь на освободившееся место. – Мэдвей сказала, ты отплываешь с дневным пароходом?
– Я получила из Англии письмо от своего юриста. Возникло недоразумение с английским подоходным налогом. Он говорит, нам необходимо встретиться.
– А билет как же?
– Мисс Путнэм все организует. А ты сбегай в аптеку и купи мне что-нибудь от морской болезни. Лучше всего «Маль-де-мэр» Филипсона.
Пауза.
– А надолго уезжаешь? – Гедж небрежно кашлянул.
– Так, на неделю где-то.
– А-а…
Выпуклые его глаза загорелись целеустремленным блеском. Он мигом решил, что непременно пойдет на праздник святого; мало того, еще и поучаствует активно. Если кто-то воображает, будто он не сообразит натянуть пижамные брюки и блузку жены, а вокруг головы накрутить шарф тюрбаном и предстать на карнавале в виде восточного монарха, то человек этот здорово ошибается!
– Н-да, – протянул он, – мне, конечно, будет без тебя очень одиноко. Да-с, сэр, очень, ну очень одиноко. Ладно уж, вытерплю как-нибудь, – мужественно прибавил он. – Геджи из Глендейла парни крепкие!
– Ничего не одиноко! Я тебе разве не сказала?
– Про что?
– Я пригласила пару-тройку гостей. Приедут завтра днем.
Долька тихого счастья улетучилась. Не из тех он был, чтобы наслаждаться ролью хозяина. А кроме того, толпа любопытных гостей в доме пожалуй что и помешает его замыслу.
– Компания приедет совсем небольшая. Сенатор Опэл с дочкой…
– Старик Опэл!
– …и виконт де Блиссак.
– Что!
– Я с ним незнакома, но полагаю, что это весьма обаятельный молодой человек.
– Обаятельный молодой хам! – скорректировал ее мнение Гедж. – Трезвым не бывает ни денечка!
– Про это мне все известно. Я уже распорядилась, чтобы в шато, пока он гостит, спиртного не подавали. Главная причина, почему его мать присылает его к нам, – она желает, чтобы он несколько недель провел в полном воздержании.
– Послушай-ка, у нас тут что, институт излечивания алкоголиков?
– Лично я очень рада, что виконт согласился приехать. Мне кое-что хотелось бы обсудить с членами их семьи. Виконтесса уверила меня, будто сантехника тут в хорошем состоянии. Но это совсем не так! В состоянии она никудышном! Бачок наверху протекает.
– Так что, когда виконт приедет, – угрюмо пробурчал Гедж, – мне его прямо на крыльце встретить? И сразу сказать: «Давайте, виконт, входите. На выпивку не рассчитывайте, а вот ступайте-ка наверх да взгляните на протекающий бачок». От радости он прям обалдеет!
Он еще пробубнил что-то себе под нос, но тут его стукнула мысль внезапная и вовсе уж неприятная.
– Однако в чем все-таки дело? – подозрительно осведомился Гедж. – Что за великая идея кроется за всем этим? Наводнять дом виконтами, сенаторами… что-то тут кроется, но что – непонятно. Почему – виконт? Откуда – сенатор?
С минуту миссис Гедж молчала. В манеру ее вкрался оттенок напряженной настороженности, как у леопарда, изготовившегося к прыжку.
– О, ну все просто… У матери виконта большое влияние на французское правительство.
– И что из того?
– Любого ее друга встретят в правительстве с распростертыми объятиями.
Гедж, в планы которого не входило проводить уик-энд с французским правительством, так и сказал.
– А сенатор Опэл настолько влиятелен в Вашингтоне, что буквально диктует назначения на посты.
– Какие еще назначения?
– Ну, к примеру, кого назначить послом Америки во Франции…
– И кого ж это, интересно, назначить на такой пост? – в полном недоумении полюбопытствовал Гедж.
Вопроса более уместного задать он не мог, давая возможность миссис Гедж решительно и без дальнейших обиняков выложить факты, просто лезущие в глаза.
– Тебя, разумеется! – отрубила она.
2
Зрелище человеческих терзаний никогда не доставляет удовольствия. А значит, мы постараемся не слишком задерживаться на том, как у Веллингтона Геджа сначала отвалилась челюсть, потом забулькало в горле, перехватило дыхание и, наконец, он пулей сорвался со стула, будто мисс Путнэм воткнула в сиденье булавку. Конечно же, повествователю лучше лишь пунктирно пройтись по его вскрикам, начиная с первого придушенного вопля «Черт его все раздери!» до завершающего страдальческого «Будь же человеком!».
А о его метаниях по залу, кульминацией которых стало громоподобное столкновение с низеньким столиком, заставленным стеклянной и фарфоровой посудой, мы, следуя нашему курсу сдержанности, умолчим и вовсе.
Обойдемся лишь намеком: переполошился Гедж не на шутку. Есть люди, всей душой алчущие почестей, какими может даровать их страна, но Гедж в их рядах не числился. Честолюбцем он не был никогда. При мысли, что его могут сделать послом во Франции, тошнотворный ужас обуял его. Если эта кошмарная затея удастся, это будет означать, что ему еще долгие, долгие годы не видать Калифорнии. Годы эти он проведет в городишке, который невзлюбил сразу, в обществе людей того сорта, от которых его мурашки пробирают. Выскочило у Геджа и еще одно, совсем уж страшное соображение: ведь послам как будто полагается носить форму и атласные бриджи?
– Не желаю я быть послом!
Крик этот миссис Гедж восприняла как вопль зверя, существа из диких лесов, зализывающего раны.
– Ну что тут особенного, стать послом? – умиротворяюще проговорила она. – Были б деньги. Если у тебя есть деньги, а влиятельные особы вроде виконтессы де Блиссак и сенатора Опэла поддерживают тебя…
В густых потемках для Геджа забрезжил робкий лучик надежды.
– Тебе ведь известно, что старик Опэл ненавидит меня всем нутром! Как-то раз мы повздорили, играя в гольф, и он этого не забыл.
– Слышала, слышала. Но, думаю, ты сам убедишься, что он пустит в ход все свое влияние.
– Почему?!
– Сегодня утром я получила от него письмо, и у меня сложилось такое впечатление.
– Что же он пишет?
– Видишь ли, суть не в конкретном содержании. А так… общий тон.
Гедж остро взглянул на жену. На лице у нее играла опасная полуулыбка – верный признак, что в рукаве припрятан какой-то козырь.
– Про что ты?
– Ах да ни про что! – Миссис Гедж, как часто замечал ее муж, была женщиной скрытной. – Встречусь с ним завтра, когда приеду в Лондон, и, думаю, все будет в порядке. Увидишь сам!
– Но, Господи, зачем тебе приспичило делать из меня посла?
– Объясню. Когда я выходила за тебя замуж, сестра моего покойного мужа, Мейбл, повела себя просто отвратительно. По ее мнению, женщина, бывшая когда-то миссис Уилмот Брустер, этим должна и удовольствоваться до конца дней. Мне даже показалось, она была бы не прочь, когда Уилмот умер, чтобы я совершила сати.
– Что еще за сати?
– Я пошутила, конечно. Когда умирает индус, его жена сжигает себя на его могиле. В Индии это называется «сати».
Тень тоскливого томления затуманила лицо Геджа. Видимо, у него промелькнула мыслишка – ах ты, как не повезло, что по воле недоброй судьбы Уилмот Брустер был не индусом, а калифорнийцем!
– Вот я и решила, твердо и бесповоротно, что новым послом во Франции станешь ты. Желала бы я увидеть физиономию Мейбл, когда она прочитает в газете объявление! «Мистер Ничтожество», – обозвала она тебя. Да уж, посол во Франции – это вам не ничтожество!
Хотя подбородок у Веллингтона Геджа был скошен внутрь, а глаза выпучены наружу, определенной неотшлифованной мудростью он обладал. Возможно, существовали вещи, в которых он не смыслил ничего, но уж про это-то ему было доподлинно известно – если мужчина становится пешкой в ссоре между женщинами, то бороться – пустая затея. Несколько напряженных минут он просидел, пощипывая покрывало, молча воззрившись в свое беспросветное будущее, и, наконец, тяжко поднялся со стула.
– Ладно, пойду куплю тебе «Маль-де-мэр»…
3
Приблизительно в то же время, когда Гедж побрел в аптеку, человек гангстерского вида в облегающем костюме, какие почему-то наводят на мысль о сомнительной нравственности его обладателя, вошел в коктейль-бар отеля «Дез Этранжэ».
Отель этот находился неподалеку от казино «Мунисипаль», в общем-то настолько близко, что хорошему бегуну ничего не стоило, проигравшись подчистую за столом, сбегать пополнить запасы у стойки, рвануть обратно, проиграть и эти деньги, все в десяток минут. Сен-Рок вполне справедливо гордился своим отелем «Дез Этранжэ»: там имелись все самые современные удобства, включая и сад для гостей, пожелавших покончить самоубийством, первоклассный оркестр, отличную кухню, телефоны в спальнях, а на нижнем этаже – современнейший коктейль-бар под началом Постава, прибывшего прямиком из Парижа, из бара «У Джимми».
Когда там появился человек гангстерского обличья, бар был пуст. Единственным его посетителем был темноволосый стройный элегантный молодой человек утонченной красивой наружности, читавший европейское издание «Нью-Йорк гералд» за стойкой. А когда он на минутку опустил газету, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, то пришелец гангстерского вида издал радостный вопль человека, узревшего знакомое лицо.
– Втируша! – завопил он.
– Суп! – откликнулся молодой человек.
И они обменялись теплыми рукопожатиями. В родной Америке они ходили скорее в знакомцах, чем в друзьях, но между изгнанниками, встретившимися в чужой стране, всегда вспыхивает горячая симпатия.
– Ах ты, старый конокрад! – кипел от радости суровый гость. Называя так своего друга, выражался он, разумеется, фигурально. Коней Гордон Карлайл никогда не крал. Крупный мошенник, он счел бы такое занятие вульгарным.
– Ах ты, старый песокрад! – отозвался Гордон, что тоже было шуткой чистейшей воды. Суп Слаттери в жизни не крал псов. Он был экспертом по взлому сейфов.
– Ну надо же! Надо же! – радовался Слаттери. – Наткнуться на тебя здесь!
И он присел за столик. Его лицо, в спокойном состоянии напоминавшее гранитную плиту с подозрительными глазками (ружья он в своем стенном шкафу не прятал, но вид у него был такой, будто припрятан там целый арсенал), смягчилось теплой улыбкой.
– А что ты тут поделываешь, Втируша?
– Да так! Осматриваюсь.
– И я вот тоже.
Они прервали беседу, чтобы посовещаться с официантом на предмет горячительных напитков. Урегулировав этот вопрос, друзья возобновили беседу. Не виделись они давненько, и им было о чем потолковать.
Вспомнили старые денечки и старых друзей, обменялись воспоминаниями о Нескладехе Таком-то и Коротышке Эдаком.
Суп Слаттери продемонстрировал Карлайлу шрам на руке – пару лет назад ранил его чересчур шустрый владелец дома в Де-Мойне, штат Айова, к которому он как-то наведался.
Карлайл показал Слаттери больное местечко на левой ноге: укусил его разочарованный инвестор в австралийские золотые прииски.
Примерно через полчаса этих доверительных рассказов тон беседы смягчился, стал сентиментальным.
– А как твоя подружка? – поинтересовался Слаттери. – С тобой?
– Подружка? Какая?
– Да встретил я тут одного парня, забыл уж кого, и он рассказал мне, вроде бы ты женился на Герти Галошке.
Лицо Гордона, и без того несколько меланхоличное, совсем погрустнело.
– Нет, не женился.
– А тот парень говорил, женился.
– Ну так вот – нет!
Ответ получился резковатым. И, точно бы раскаиваясь в том, что обрезал доброжелательного приятеля, Гордон объяснил:
– Понимаешь, у нас с Герти вышла ссора.
Он ненадолго призадумался, но потребность излить свои беды победила привычную сдержанность.
– Так, знаешь, на пустом месте, – горько добавил он. – Пустячное недоразумение, любой посчитал бы – уладить можно парой слов. Герти пришлось лечь в больницу, она ногу сломала, а я тем временем пару раз встретился с ее подружкой. Исключительно по делу. А она прям взбеленилась. Я твердил ей, что тут все чисто, но она и слушать не желала. Слово за слово, и наконец она огрела меня вазой по голове и слиняла из моей жизни. Случилось это год назад. С тех пор я ни разу ее и не видел. Женщины такие жестокие!