Я еще раз быстро окинула взглядом яркие красные буквы на асфальте и побежала прочь. Мне еще нужно затереть надпись перед своим домом. Для этого я купила аж два баллончика с белой краской.
Во второй раз послание мне показалось даже хуже, чем в первый. Весь подъезд его видел. Какой срам! Вот уж повеселились соседи, когда шли сегодня на работу.
Раздумывая, как лучше все это безобразие закрасить, я пришла к гениальному решению. Первую часть про «Прости» я оставила, а снизу два других предложения превратила в три больших сердечка. Еще и красным баллончиком их обвела для красоты.
Очень довольная собой, я пошла домой.
И как переступила порог, сразу все рассказала маме. Это чтобы она вечером с папой поговорила и успокоила его.
— Какой ужас. Даша! Какое безобразие! — не уставала восклицать мама, глядя в окно.
Я делаю несчастное выражение лица, горестно вздыхаю.
Мама сразу же ко мне, обнимает, целует.
— Ну не нужно огорчаться, солнышко! Да мы этого мальчика… Да я не знаю, что с ним сделаю!
— Не нужно ничего. Я ведь тоже ему отвечала. Все нормально. Не беспокойся.
С этой историей мама даже не заметила, что я в школе не была.
А я пошла к себе в комнату, улеглась на кровати и принялась читать «Сумерки».
Через несколько часов от этого увлекательного занятия меня оторвала Галя. Она ворвалась в мою комнату, села на кровать и воскликнула:
— Ну, слушай! Выходим с Миркой из школы. Стоят трое парней! Один из них сама понимаешь кто. Подваливают к нам, и Рома говорит:
— Передай подружке, что если не уберет то, что сотворила, до завтрашнего утра, ей крупно не повезет! — Галя сделала большие глаза. — Что ты там еще натворила? И что за надпись у твоего подъезда?
Я откладываю айфон.
— Значит, говорит, мне не повезет…
— Даша, — строго сказала подруга, — прекращай. Видела бы ты его лицо. Я думала, он сейчас нас с Миркой вместо тебя грохнет. Бо-о-оже, ну и влипла ты! Удали, к черту, его страницу — и дело с концом!
— Страницу? — протянула я. — Не-ет, все уже куда серьезнее…
Я ей рассказала и категорично объявила:
— Его мазню я сама затирала, вот пусть и он займется!
Подруга легла рядом со мной на кровать и обняла.
А если он тебя побьет?
— Хм… не побьет.
Как же я ошибалась. Тогда, лежа дома, рядом с подругой, мамой в соседней комнате, я была слишком самоуверенна.
* * *
Пронеслась неделя. На моей странице по-прежнему жила овца Долли, клон Ромы на аватаре все так же мечтал о женских грудях. Я прочитала «Сумерки» и «Новолуние», взялась за «Затмение» и еще два раза пересмотрела фильм.
Новых надписей у моего подъезда не появилось, сообщений от вампира тоже не было. Мирка со своей матерью ездила в магазин одежды и, проходя мимо института, видела, что надпись все еще не закрашена.
Я помирилась с Гришкой и Барановым. А вышло так.
Отменили историю, все сидели за партами, занимались своими делами. И тут от Баранова приходит записка:
«Сегодня в кино прикольный ужастик. Может, это повод уже помириться? Пойдемте?»
Я показала Гальке. Та одобрительно кивнула. И я в ответ написала:
«Ок :-)».
Вечером мы вчетвером встретились у комплекса. Парни накупили еды, напитков, и мы прошли в зал.
Во время сеанса Гришка сидел рядом и держал меня за руку. Все стало как прежде. О ссоре мы даже не вспоминали. И Гришка снова мне нравился.
Фильм оказался прикольным. После парни повели нас по домам.
У подъезда Гриша сказал:
— Ну… рад был видеть.
— Я тоже.
Это правда. Все-таки с ними замечательно дружить. Весело.
Я подождала, решится ли он меня чмокнуть. Не решился. Ну и ладно. Он торопливо пошел вдоль моего дома, а я вошла в подъезд.
Темно. Лампочка перегорела.
Осторожно поднимаюсь по лестнице. Позади послышался шорох, я замерла. И даже крикнуть не успела, как чья-то ладонь зажала мне рот. Я лягалась, брыкалась, но их было трое.
Ромин голос я сразу узнала:
Тише-тише, забияка.
Мне заклеили рот. Руки и ноги держали со всех сторон, куда-то понесли. Вынесли из подъезда и затолкали в машину. На заднем сиденье Рома сел мне на ноги и держал ладонь у меня на лице. Второй держал руки. Третий прыгнул за руль.
Они не разговаривали и ехали недолго. Когда я увидела, куда меня привезли, у меня сердце сжалось.
Это было маленькое кладбище за парком, в который мы ходили с Ромой.
Вокруг царила темень, ее рассеивал лишь свет полной луны. В ее бледных лучах кресты выглядели огромными и кривыми.
Меня принесли на старую могилу с большим каменным крестом. Я продолжала сопротивляться, но только больше обессилела. Каждый из них сильнее меня в десять раз.
Рома поставил меня у креста и опустил ладонь со рта на шею.
Я же предупреждал тебя, — тихо сказал он. Резким движением отодрал скотч с моего рта.
— Тряпка! Слабак! — крикнула я ему в лицо. — Дружков позвал, сам побоялся не справиться со школьницей?
Я понимала, что мне следует просить пощады и извиняться, но я испытывала такую ненависть, что просто не могла себя контролировать.
Один из его дружков хохотнул.
— Борзая, ничего не скажешь.
— Да-а, очень, — подтвердил Рома. — Но мы ее перевоспитаем.
У меня побежали мурашки, но одновременно было и очень жарко.
Я молча смотрела в его лицо.
Он смотрел на меня и едва заметно улыбался.
Я ждала, что он ударит, но он сказал дружкам:
— Мы, конечно, не бьем девочек, не так ли… мы любим девочек.
Те засмеялись.
Рука парня легла мне на затылок и спустилась на шею.
— Мы проучим, малышка, тебя по-другому…
Мои руки по-прежнему держали его друзья, а Рома наклонился, прижался к моим губам. Поцелуй длился недолго. Я не сразу поняла, что парень задумал, а когда до меня дошло, меня охватил парализующий ужас.
Ко мне подошел второй и тоже полез целоваться. Я вертела головой, брыкалась, пытаясь увернуться от его губ. Укусила его за губу, но того это лишь распалило. Он больно прижал мою голову к кресту, а другой парень начал толкать его:
— Моя очередь, моя!
И они засмеялись.
А когда третий потянулся к моему лицу, у меня из глаз хлынули слезы, я всхлипнула.
— Ну-ну, — погладил меня по щеке парень, — мы разве обижаем тебя? Мы просто целуем…
Я плюнула ему в лицо и разрыдалась.
Тот вытер лицо и замахнулся на меня, но Рома перехватил его руку.
— Не надо, — глухо сказал он.
Его друг выругался и, схватив меня за лицо, впился в губы. Однако Рома его оттащил и сказал:
— Думаю, она все поняла.
Его друзья разочарованно переглянулись.
— Ну и валим отсюда, — сказал самый высоченный и двинулся по аллейке между могилами. Другой последовал за ним.
Рома продолжал стоять, глядя на меня.
Я закрыла лицо руками, чтобы не видеть его. Конечно, они не изнасиловать меня собирались, а лишь зацеловать по очереди. Но большего унижения я в жизни не испытывала. Это чем-то похоже на игру в бутылочку, только… Только иначе.
Ярость внутри утихла, мне просто больно, и вздыхать больно, и дышать, как будто меня ударили под дых.
Я медленно съехала спиной по кресту и уткнулась головой в колени.
Пахло землей и гнилыми листьями.
Рома все не уходил.
А я думала о том, как все началось казалось бы, с невинной шутки. А еще вдруг поняла, как тупо себя вела. Дура! Я ведь его совсем не знаю, в «ВКонтакте» в его интересах не указано, насколько он психически здоров. Я могла нарваться на кого-то покруче, изнасиловали бы и бросили среди могил. Эти только пошутили, унизили.
— Слушай. — парень присел рядом со мной на корточки, похоже, мы перегнули палку.
Я плакала и на него не смотрела.
— Из-за той надписи на асфальте меня вызывали в деканат и чуть не исключили. — Он помолчал. — Просто это не первая проблема с девчонками. Очень трудно было объяснить, что это всего лишь ответ на мою глупую шутку, ту надпись под твоим домом.
Он погладил мою косичку.
— По-дурацки все вышло. Не плачь. Не знаю, просто… ты меня зацепила.
Я его почти не слушаю, все мои мысли о том, как безрассудно я себя вела, ни о чем вообще не думая.
Я поднялась на дрожащих ногах и пробормотала:
— Извини. Я удалю ту страницу, и вообще…
Придерживаясь за ограду, я пошла по кладбищу.
Он шел за мной, а у меня из глаз продолжали течь слезы.
И когда мы вышли в парк, на освещенную фонарями аллею, Рома увидел влажные дорожки на моих щеках и сказал:
— Мне жаль.
Я лишь кивнула.
Так мы и шли до моего дома. Проходя по надписи с пририсованными сердечками, я увидела, что парень улыбнулся.
У дверей подъезда я обернулась и посмотрела на него.
Слезы высохли. Я ничего не сказала, и он ничего не сказал.
Дома я удалила созданную мною страницу. А где-то ближе к десяти вечера обнаружила, что с моей страницы — с аватарки — исчезла овца и вернулось прежнее фото. Вместо «Долли» на законном месте была «Дарья», и я наконец смогла зайти по своему паролю.
Меня ждало много сообщений, всяких картинок, приколов, фоток с любимыми актерами «Сумерек» от друзей и знакомых, но меня ничего не радовало.
На страницу вампира я зайти отчего-то не решилась. Сама не знаю почему. Я выключила ноут, легла в постель, накрылась одеялом и заплакала.
У меня в носу точно застрял запах земли и гнилых листьев, а на губах как будто сохранились следы от нежеланных поцелуев. Я вытирала их, но все тщетно. Внутри остался неприятный осадок, от которого никак не удавалось избавиться. А еще возникло незнакомое ранее чувство беспомощности.
* * *
И наутро я проснулась с ним же и с памятью о вчерашних событиях. Мне снова хотелось плакать. Но я постаралась взять себя в руки. Позавтракала, через силу улыбаясь маме, собралась в школу и вышла из дома.
На улице выпал снег, дороги покрыло первым тонким-тонким слоем, похожим на белый пушистый и прозрачный тюль.
У надписи я остановилась, разглядывая ее. На сердцах — поверх — было что-то написано синим цветом. Я разгребла ногой снег и смогла прочесть:
«ДАША КАНАРЕЙКИНА, ПРОСТИ МЕНЯ!
ТЫ САМАЯ ОЧАРОВАТЕЛЬНАЯ ДЕВОЧКА НА СВЕТЕ!»
Мое собственное сердце застучало громко и гулко: тук-тук-тук…
Губы неуверенно разъехались в улыбке.
Комок в горле от наворачивающихся слез исчез. Дышать даже как будто стало легче.
Я пошла в школу и всю дорогу до подруг улыбалась.
Ночью я о многом думала и кое-что решила. Гахе с Мирной говорить о вчерашнем я ничего не стала. Не смогла. На вопрос, почему я не вышла в «ВКонтакте», как только вернулась из кино, я соврала, что смотрела телик и читала «Затмение».
На самом же деле я думала, очень долго и много. Обо всем. О себе и своем поведении, о Роме и его друзьях, о Гришке и моих подругах.
Ни одна из них меня бы не поняла. Галька бы попыталась, но это не то же самое, что понять.
В школе я немного отвлеклась от гнетущих мыслей. А повод был. Одна из одноклассниц пришла с потрясным черным рюкзачком с изображением героев «Сумерек». Каждая девчонка по десять раз посмотрела его, и каждая в классе захотела себе такой же. И я, конечно.
Я решила обязательно выпросить такой у папы. Не знаю, получится ли, все-таки та надпись от Ромы ему не понравилась, хоть мама все и объяснила. Со мной он на эту тему не разговаривал, но по его мрачному лицу за ужином я и сама все поняла.
Папа никогда на меня не кричит и никогда не ругает. Наверно, потому я такая бесстрашная и безрассудная. Всегда уверена, что мне любая провинность сойдет с рук.
Но рюкзак будет моим — это точно!
Гришка провожал меня домой. И вот, когда мы остановились у дверей подъезда, я собралась с духом и сказала ему то, что решила сегодня ночью.
— Гриша, ты мне нравишься, — промолвила я и, видя, как его лицо озарилось улыбкой, поспешила продолжить: — Нравишься, но не настолько, чтобы начать встречаться. Но все-таки ты мне нравишься настолько, что я не могу больше морочить тебе голову и давать надежду.
Он растерянно молчал. А потом спросил:
— А эти два месяца?
— Мне просто было хорошо и весело, — созналась я.
— Тебе нравится кто-то другой? — Он обернулся и посмотрел на припорошенную надпись на дороге.
— Нет, тряхнула я косичками, — никто мне не нравится, понимаешь? Никто, чтобы начать встречаться и… и захотеть чего-то большего, помимо кино и коктейлей.
— Понятно, удрученно кивнул он. — Ну ладно, я пойду, пока.
— Пока. Я смотрела ему вслед.
Закрались сомнения. А верно ли я поступила? Мне хотелось перестать обманывать и использовать. Теперь же получается, что я уже жалею. Или не жалею?
Вся в сомнениях, я пришла домой. Поела. Засела в «ВКонтакте».
В статусе написала «ХОЧУ РЮКЗАК С «СУМЕРКАМИ»! УМИРАЮ!»
На стене тут же отозвались другие девчонки из класса и просто знакомые по Сети, писавшие, что и они хотят такой. Одна даже разместила картинку с этим рюкзаком. И все мы принялись, как безумные, им восторгаться.
Через два часа мне позвонила Галя, закричавшая в трубку:
— Что ты сказала Гришке?
— А что такое?
Ощущаю волнение.
— Ну, вообще-то он удалил из друзей и тебя, и меня, и Мирку.
Я молчала, не зная, как объяснить, что после того, как меня чуть не изнасиловали на кладбище, я поняла одну простую вещь: нечестные игры с парнями могут очень плохо кончиться. Конечно, Гришка не из тех, кто бы столь жестоко унизил, как Рома со своими дружками, но все же…
И мое решение — это не страх. Я просто, наверно, впервые почувствовала беспомощность. А ведь то же самое можно чувствовать после того, как долго ухаживаешь за девушкой, а потом узнаешь: все, что ей было нужно, — это весело провести время и ничего более.
— Я так решила. Галь, я не буду с ним встречаться. Ты не будешь с Барановым. Ну чего им мозги пудрить зря?
Галя выдержала длительную паузу. Раздумывала.
— Да, но… раньше ты говорила, что в пятнадцать не может быть никакой любви и все мы пудрим друг другу мозги, и в этом нет ничего страшного!
— А теперь думаю, что есть.
— Ну хорошо, — как-то неуверенно скатала Галя и чуть веселее добавила: — Других найдем.
Я промолчала. И мы попрощались.
Я засела за книгу за айфон точнее, поскольку читаю с него.
А в девять часов раздался звонок в квартиру.
Кто бы это мог быть так поздно?
Я прислушалась к голосам из коридора, даже привстала, повернувшись в сторону двери.
Та распахнулась, и ввалился мой огромный папа. В руках он держал квадратную коричневую посылку.
— Тебе, — говорит.
Я беру коробку, смотрю, штемпелей, марок почтовых нет.
— А от кого?
Отец пожимает своими огромными плечами.
— Мальчик какой-то принес.
Мальчик? — настороженно повторила я, боязливо поглядывая на посылку. Я подкинула ее — легкая.
Папа взял со стола ножик для резки бумаги и протянул мне.
Я не тороплюсь. Характерно смотрю на папу.
Тот нахмурился и двинулся к дверям.
— Если что опять какая-то плохая шутка, Даша, ты мне скажи, и я разберусь.
— Хорошо.
Только дверь закрылась, я вскрыла коробку, а там…
У меня из груди вырвался восторженный вздох. Вытаскиваю черный рюкзачок, оглядываю его.
Неужели Гришка?
От этой мысли к горлу подступил ком, и радость от подарка испарилась. И что же теперь делать? Вернуть?
Я ласково погладила рюкзачок. Кажется, я уже его люблю. В смысле рюкзак. Не Гришку.
Пооткрывала все кармашки, проверяя молнии, и в одном из них нашла небольшой белый листок. На нем было написано, и вовсе не Гришкиным почерком:
«Не умирай! А я и подумать не мог, что тебе так сильно понравился фильм. Ты же весь сеанс на меня смотрела!» И в конце смешная рожица.
Теперь я смеялась. До странного счастливо. Это Рома.
Я зашла на его страницу — его не было в Сети. Хотела поблагодарить, но передумала. Позвонила Гахе и попросила: