— Не стоит. Все равно пользы от этих сведений нет. Женившись во второй раз, Сигсби Уоддингтон продался в рабство со всеми потрохами. Назвать его нулем, и то будет чересчур-. Он выполняет все, что прикажет жена, и ничего кроме этого. Вот ее расположения добиваться надо.
— А как?
— Никак. Все равно не добьешься.
— Железная дамочка? — тревожно осведомился Джордж.
— Что за выражения! — нахмурился Хамилтон. — Из лексикона Муллета, а мало от чего мыслящий человек содрогается сильнее, чем от его словечек. Тем не менее, в определенном смысле, это вульгарное словцо неплохо передает суть миссис Уоддингтон. На Тибете существует древнее поверье, будто человечество произошло от женщины-демона и обезьяны. Многое в Сигсби и его жене подтверждает эту теорию. Не хотел бы дурно отзываться о женщине, но бесполезно скрывать, что миссис Уоддингтон — особа наглая, высокомерная, злая, и душа у нее похожа на изнанку замшелого камня. Любит она только богатых и знатных. Кстати, я случайно узнал, что некий английский лорд повадился к ним в дом, и за него она прочит выдать Молли.
— Только через мой труп!
— Ну, это она с легкостью организует. Мой бедный Джордж, — Хамилтон ласково погладил друга гантелей, — ты берешься за неподъемную ношу, стараешься прыгнуть выше головы. Ты ведь не из отважных Лохинваров. Ты — мягкий, застенчивый, робкий, неуверенный в себе. Я бы отнес тебя к белым мышам. Женщине вроде миссис Уоддингтон потребуется не более двух минут с четвертушкой, чтобы разжевать тебя и выплюнуть… как выразился бы Муллет, — сконфуженно добавил Хамилтон.
— Ей меня не сжевать! — доблестно вскричал Джордж.
— Хм, не знаю… Она не вегетарианка.
— Я вот подумал, а может, ты введешь меня в дом, представишь?
— И твоя кровь обагрит мои руки? Нет-нет!
— Да что ты, какая кровь? Ты так говоришь, словно это не женщина, а банда головорезов. Не боюсь я ее. Ради того, чтобы познакомиться с Молли, — Джордж сглотнул, — я бы и с бешеным быком сразился!
Хамилтон был тронут. Великим людям не чуждо ничто человеческое.
— Хорошо сказано, Джордж. Да, прекрасно сказано! Правда, твоей безрассудной непродуманной методы я по-прежнему не одобряю. Тебе не помешало бы прочитать мой «Разумный брак», иначе ты не поймешь любви. Но твоим боевым духом я восхищаюсь. Если хочешь — что ж, ладно, введу тебя в дом, представлю миссис Уоддингтон. И Бог тебе в помощь…
— Ой, спасибо! Сегодня вечером, ладно?
— Нет, не сегодня. Сегодня я читаю лекцию о современной драме «Дочерям Минервы». Как-нибудь в другой раз.
— Тогда сегодня я, пожалуй, пойду погуляю по 79-й стрит и… — слабо покраснел Джордж. — Погуляю, в общем.
— Да что толку?
— Могу я хотя бы на дом полюбоваться?
— Молодая кровь! — снисходительно бросил Бимиш. — Молодая кровь!
И, твердо встав на бесшумные подошвы, он мощным рывком вскинул гантели.
5
— Муллет! — окликнул Джордж.
— Сэр?
— Вы уже погладили мой костюм?
— Да, сэр.
— А почистили?
— Да, сэр.
— А галстуки разложили?
— Аккуратным рядком, сэр. Джордж кашлянул.
— Муллет!
— Сэр?
— Вы помните наш разговор?
— Сэр?
— О молодой леди, и… э… а…
— Да, сэр.
— Как я понял, вы ее видели?
— Так, сэр, мельком. Джордж кашлянул опять.
— Э… правда, она довольно хорошенькая?
— Весьма, сэр. Настоящий симпампончик.
— Вот именно, Муллет.
— Правда, сэр?
— Симпампончик… очень точное слово!
— Я тоже так считаю, сэр. Джордж кашлянул в третий раз.
— Таблетку от кашля, сэр? — озабоченно осведомился Муллет.
— Нет, спасибо.
— Слушаюсь, сэр.
— Муллет!
— Сэр?
— Знаете, мистер Бимиш — близкий друг этой семьи.
— Подумать только, сэр!
— Он познакомит меня с
1
В половине восьмого, когда Джордж примерял пятый галстук, в византийском будуаре дома № 16 по 79-й стрит стояла женщина, меряя шагами комнату. фраза на первый взгляд представляется противоречивой. «Что такое? — удивится придирчивый критик. — Стояла и одновременно мерила шагами комнату?» Ответим: да, это вполне возможно, если человек взволнован до глубины души. Происходит это так: вы устраиваетесь на облюбованном местечке и перебираете ногами, словно кошка, которая месит лапами каминный коврик. Порой только так сильные женщины и спасаются от истерики.
Миссис Сигсби X. Уоддингтон женщиной была сильной, и настолько, что посторонний мог бы счесть ее тяжелоатлетом. Не то чтобы она была очень высокой, но столь щедро раздалась во все стороны, что на первый взгляд казалась поистине огромной. Ни про один театральный зал нельзя было сказать, что он почти пуст, если туда заглянула эта дама; а ораторы, если она присутствовала на их выступлении, тешились иллюзией, будто обращаются к подавляющему большинству американцев. Когда она прикатывала в Карлсбад или еще куда-нибудь на воды, городские власти нервно сбивались в кучку, гадая, хватит ли этих вод.
Все это было одним из многих огорчений ее мужа. Когда он женился на ней, она была вполне стройной и к тому же — вдовой покойного П. Хомера Хорлика, Сырного Короля, который оставил ей с десяток миллионов долларов. Чуть ли не все проценты она растрачивала на калорийную пищу.
Итак, миссис Уоддингтон стояла и мерила шагами комнату, когда дверь открылась. — Лорд Ханстэнтон, — объявил Феррис, дворецкий.
Образчики мужской красоты, появлявшиеся до сих пор в этой истории, были не очень высокого уровня, но вошедший сейчас джентльмен резко поднял планку. Высокий, стройный, элегантный, с ясным взглядом голубых глаз (один был увеличен моноклем) и с усиками — такими, знаете, тоненько подстриженными, он поистине поражал взоры. Костюм его был сшит мастером, а отглажен гением. Галстук — ну просто воздушная белоснежная бабочка, слетевшая прямиком с небес и парившая над запонками воротничка, словно над экзотическим цветком! (При виде этого Джордж, трудившийся сейчас над галстуком номер восемь и только что сложивший его вчетверо, взвыл бы от зависти!)
— Вот и я! — объявил лорд Ханстэнтон и, выдержав секундную паузу, добавил: — А что? — точно чувствовал, что на такой вопрос рассчитывают.
— Очень любезно, что сумели зайти, — ответила, повернувшись вокруг собственной оси, миссис Уоддингтон и запыхтела, словно загнанный олень, устремившийся к ручью.
— Ах, что вы, что вы!
— Я знала, что могу на вас положиться.
— Вам стоит только приказать.
— Вы такой преданный друг, хотя мы и знакомы совсем недавно.
— Так что же случилось? — осведомился Ханстэнтон.
К немалому своему удивлению, он почему-то очутился в 7.40 там, куда был зван на 8.30. Когда он одевался, позвонил дворецкий миссис Уоддингтон и передал, что хозяйка просит приехать немедленно. Сейчас, отметив ее крайнюю нервозность, лорд понадеялся про себя, что обед не сорвется.
— Все хуже некуда!
Лорд Ханстэнтон неслышно вздохнул. Неужели весь обед сведется к холодному мясу и пикулям?
— У Сигсби приступ!
— То есть он заболел?
— Нет, не заболел. Раскапризничался. И надо же этому случиться в такой вечер! Вы потратили столько сил на его совершенствование! Я сотни раз говорила, с тех пор как вы появились у нас, Сигсби стал совершенно другим человеком. Знает про всякие вилки, умеет порассуждать про суфле…
— Я очень рад, если те маленькие подсказки, какие я сумел…
— А когда я беру его на прогулку, он держится с внешней стороны тротуара. И на тебе! Сорвался! Да еще когда у меня званый обед!
— Он буйствует?
— Нет. Впал в угрюмость.
— Из-за чего же?
Миссис Уоддингтон жестко поджала губы.
— На него опять напала тоска по Западу.
— Да что вы!
— То самое. Затосковал по великим, безбрежным просторам. Твердит, что Восточные штаты — для неженок, а он желает очутиться там, среди молчаливых каньонов, где мужчина — это мужчина. Если хотите знать мое мнение — кто-то опять подсунул ему книжонку.
— И ничего нельзя поделать?
— Можно. Будь у меня время, я б вправила ему мозги. Прекратила б выдавать на карманные расходы, и все. Но — требуется время! А тут остался всего какой-то час до обеда, такого важного! На него приглашены самые богатые и знаменитые люди Нью-Йорка. Гости вот-вот явятся, а Сигсби наотрез отказывается надевать парадный костюм. Он говорит, что настоящему мужчине нужно одно: подстрелить бизона, отрезать бок да и зажарить мясо под ночным небом. А мне, хотела б я знать, что прикажете делать?!
Лорд Ханстэнтон раздумчиво покрутил усики.
— Н-да, тупиковая ситуация…
— Я подумала, вот если б вы пошли поговорили с ним…
— Сомневаюсь, что выйдет толк. А на обеде без него не обойтись?
— Тогда нас за столом будет тринадцать.
— Понятно… — Лорд улыбнулся. — Придумал! Пошлите-ка к нему мисс Уоддингтон!
— Молли? Думаете, ее он послушает?
— Он очень ее любит.
Миссис Уоддингтон призадумалась.
— Что ж, попробовать стоит… Поднимусь наверх, взгляну, одета ли она. Молли очень мила, правда, лорд Ханстэнтон?
— Очаровательна, очаровательна.
— Люблю ее, как родную дочку.
— Это видно!
— Хотя, разумеется, я не потворствую ее глупостям. В наши дни столько девушек испорчены глупым потворством…
— О, как верно!
— Я так хочу, лорд Ханстэнтон, чтоб в один прекрасный день она вышла замуж за хорошего человека!
Английский пэр прикрыл дверь за миссис Уоддингтон и несколько минут стоял, погрузившись в глубокие размышления. Скорее всего, он прикидывал, когда, самое раннее, удастся получить коктейль. А может, размышлял и над чем покрепче. Хотя что крепче коктейля?
2
Миссис Уоддингтон поплыла наверх и остановилась перед дверью на второй площадке.
— Молли!
— Да, мама?
Миссис Уоддингтон нахмурилась. Сколько раз она просила эту девочку называть ее «maman»!
Ну да ладно! Это пустяк, сейчас не до того. Она опустилась в надсадно скрипнувшее кресло. Какой бы сильной миссис Сигсби ни была, она, как и кресло, могла вот-вот сломаться.
— Господи, мама! Что случилось?
— Отошли ее! — шепнула миссис Уоддингтон, кивнув на горничную.
— Хорошо, мама. Джули, вы мне больше не нужны. Я справлюсь сама. Дать воды, мама?
Молли ласково и встревоженно смотрела на мачеху, жалея, что у нее нет ничего покрепче воды. Покойная мать воспитала ее в глупом, ограниченном духе, как раньше все старомодные мамаши воспитывали дочерей: каким бы невероятным ни показалось это в наше просвещенное время, Молли, достигнув двадцатилетнего возраста, не пила крепких напитков. Сейчас, глядя на мачеху, хватавшую ртом воздух, точно лось, на которого свалилась беда, конечно, пожалела, что она не из тех здравомыслящих, современных девушек, которые всегда таскают при себе фляжку, инкрустированную драгоценными камнями.
Хотя ущербное воспитание и не позволило ей стать полезной в нужную минуту, никто не посмел бы отрицать, что вот так, еще не совсем одевшись для обеда, Молли Уоддингтон была на редкость хороша собой. Если б Джордж увидел ее… Если б он ее увидел, то, как и подобает джентльмену, закрыл бы глаза, потому что на этой стадии одевания наряд ее не предназначался для мужского взгляда.
Однако он успел бы заметить, что Муллет еще точнее определил ее, чем ему казалось. Вне всяких сомнений, Молли была именно симпампончиком. Ножки в шелковых чулках сужались к золотистым туфелькам. Розовые пальчики держали синий домашний халатик, отороченный лебяжьим пухом. Короткие кудряшки обрамляли круглое личико с чуть вздернутым носиком. Глаза у нее были большие, а зубки — маленькие, беленькие, ровные. Сзади на шее виднелась коричневая родинка… Короче, доведись Джорджу взглянуть на нее в эту минуту, он, безусловно, совсем ошалел бы от восторга и, свалившись на бок, затявкал по-собачьи.
Миссис Уоддингтон задышала полегче и распрямилась в кресле с тенью былого величия.
— Молли, — спросила она, — ты давала отцу книжки про ковбоев?
— Конечно, нет!
— Ты уверена?
— Абсолютно. Да вряд ли у нас в доме они вообще есть.
— Значит, он опять улизнул в кино и смотрел эти фильмы…
— Вы хотите сказать?..
— Вот именно! У него опять приступ!
— Сильный?
— Настолько, что он не хочет одеваться к обеду. Говорит, что если этим парням, — миссис Уоддингтон передернуло, — если этим парням не нравится, что он во фланелевой рубашке, так он и вообще не спустится. Лорд Ханстэнтон предложил, чтобы я послала к нему тебя…
— Лорд Ханстэнтон? А он уже пришел?
— Я его вызвала. С каждым днем я все больше и больше полагаюсь на лорда Ханстэнтона. До чего же он милый!
— Да-а? — с сомнением протянула Молли. Лично ей этот пэр не очень нравился.
— И красивый!
— Да-а?
— А какой воспитанный!
— Наверное…
— Я была бы просто счастлива, — заключила миссис Уоддингтон, — если бы такой человек предложил тебе стать его женой.
Молли теребила опушку халатика. Не в первый раз тема эта всплывала у них в разговоре. Только что переданная фраза была, в представлении миссис Уоддингтон, тонким намеком, подпущенным невзначай.
— Однако… — замялась Молли.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Вам не кажется, что он немножечко чопорный?
— Чопорный?!
— Ну, капельку напыщенный?
— Если ты имеешь в виду, что его манеры безупречны, я вполне с тобой согласна!
— Не уверена, что мне нравится, когда у мужчины совсем уж безупречные манеры, — раздумчиво проговорила Молли. — Разве вам не кажется, что застенчивый человек гораздо привлекательнее? — Она поцарапала носком золотистой туфельки каблук другой. — Мне куда больше нравится, — мечтательно продолжила она, — чтобы мужчина был… худенький, невысокий, с красивыми карими глазами и золотистыми-презолотистыми волосами. Он любуется девушкой на расстоянии, потому что не смеет заговорить с ней. А когда ему наконец-то подворачивается случай, он давится словами и краснеет, ломает пальцы, издает всякие смешные звуки и спотыкается о собственные ноги… Такой, понимаете, ягненочек…
Миссис Уоддингтон грозовой тучей поднялась из кресла.
— Молли! — закричала она. — Кто этот молодой человек?!
— Да никто. Это я просто фантазирую.
— А-а! — облегченно вздохнула миссис Уоддингтон. — А говоришь так, будто его знаешь.
— Что за идея!
— Если какой молодой человек действительно смотрит на тебя издалека и издает смешные звуки, ты должна окатить его презрением.
— Ну конечно.
Миссис Уоддингтон опомнилась.
— Однако из-за всей этой чепухи я совсем забыла про твоего отца! Ну-ка, живо! Надевай платье и отправляйся к нему. Если он не спустится к обеду, нас за столом будет тринадцать, и весь мой вечер погиб!
— Сейчас, сейчас! А где он?
— В библиотеке.
— Иду.
— А повидаешься с ним, ступай в гостиную и поболтай с лордом Ханстэнтоном. Он там совсем один.
— Хорошо, мама.
— Maman!
— Maman, — послушно повторила Молли. Она была милой, послушной девушкой.
3
Но не только. Молли, к тому же, умела подольщаться и убеждать. Лучшим доказательством служит то, что, когда стрелки часов уткнулись в десять минут девятого, краснолицый человечек с торчащими седыми волосами и насупленным лицом прошаркал по лестнице и, приостановившись в холле, пронзил Ферриса взглядом, полным отвращения. Это и был Сигсби X. Уоддингтон, уже полностью (правда, несколько неряшливо) одетый по моде, принятой в светском
кругу.
Хронология примечательных событий всегда любопытна, и потому опишем подробно, что в библиотеку Молли зашла без семи восемь, подольщаться и уговаривать начала точно без шести минут сорока семи секунд восьмого. В семь пятьдесят четыре Сигсби начал сдаваться, в семь пятьдесят семь оборонял последний окоп, а в семь пятьдесят девять, клянясь и божась, что ни в жизнь не согласится, согласился.