— И чем же эти выходные отличаются от всех остальных? — дразню ее я, туго запахивая свою легкую куртку. Три года жизни в температурных условиях Майами избаловали меня, отвыкшую от морозного северного воздуха, в котором я выросла. К тому же, сейчас середина утра и мы стоим у реки, и прохлада лишь усиливается.
— Ты о чем? Они полностью отличаются. У нас неделю не будет занятий, а сегодняшняя вечеринка станет грандиозной. — Она возбужденно подпрыгивает. Под глазами у нее появляются очаровательные ямочки, а блондинистый хвостик цвета меда раскачивается из стороны в сторону. — И у меня есть милейший костюм непослушной медсестрички. — Мне остается лишь покачать головой. Видела я его уже. Он точно милый и определенно неприличный. И совершенно нереальный. Грант не знает, что его ожидает. — Ты же оденешься в костюм непослушной школьницы, да?
Вероятно, названия всех женских костюмов должны начинаться со слова «непослушный» — идея Гранта и Тая. К несчастью, я уверена, что буду единственным чудиком, если не послушаюсь.
— Школьницу я выдержу. Но не непослушную.
Рейган увидела мою плиссированную юбку (ту, которая была надета на мне, когда Эштон возил меня в больницу) и решила доделать костюм за меня, притащив домой подтяжки, чулки и красные туфли на шпильке. Я вздыхаю. По правде говоря, не думаю, что вообще хочу идти. Чем скорее закончатся эти выходные, тем скорее я смогу избавиться от этого чувства вины, выдавливающего весь кислород из легких. Но Рейган и слышать ничего об этом не желает.
Она поворачивается ко мне и смотрит щенячьими глазками, обычно припасенными для Гранта.
— Не вздумай меня кинуть, Ливи. Это Хэллоуин!
— Я…не знаю. Это, а потом еще и смена волонтером… — Молчу о том, что едва спала последние четыре ночи. Разум никак не хотел успокаиваться, а внутренности не прекращало скручивать. Благоговейный страх — вот, что разрывало меня на части. Страх перед знакомством с родителями Коннора, страх перед тем, что мне предстоит увидеть Эштона с его милой и ничего не подозревающей подружкой.
Страх перед тем, что я увижу отца Эштона.
Я не знаю точно, будет ли он здесь. Не спрашивала. Но тошно становится от одной только мысли об этом. Лишь несколько вещей пробуждают во мне жестокость. Когда причиняют боль моим любимым, — это первое. Когда причиняют боль детям, — второе. А он сделал и то, и другое. Может, если я нападу на отца Эштона, мне вообще удастся избежать знакомства с родителями Коннора?
— Расслабься! — подталкивает меня Рейган. — Скажешь «Здрасьте, приятно познакомиться, пока-пока». Конец истории.
— А что потом, Рейган? Как мне с ним порвать? Не то чтобы он сделал что-то не так, и я могу это против него использовать.
В отличие от меня. Рот наполняется привкусом горечи. Мне придется смотреть ему в глаза и ранить. Можно ли избежать этой части? Прошло всего лишь два месяца. Как там по этикету? Может, я могу порвать с ним, написав на электронную почту… Правильнее всего было бы спросить Кейси, но, учитывая, что я скрываю все от сестры, это породит кучу вопросов, на которые я не готова ответить, и вещей, в совершении которых я пока не готова признаться.
— Ливи! — Я оборачиваюсь и вижу с широкой улыбкой пробирающегося сквозь толпу Коннора в облегающей оранжево-белой безрукавке и черных шортах — командной форме. Полотенцем он стирает пот со своего блестящего тела.
Я делаю глубокий, успокаивающий вздох. «Ты справишься. Просто будь с ним милой». Пара дней, и я вырву его сердце и растопчу.
— Обнять тебя?
Улыбаюсь, наморщив нос, и отвожу от него свое плечо. На самом деле, я не притворяюсь. Вид взмокшего от пота Коннора далек от привлекательного. Он смеется и целует меня в лоб.
— Ладно, позже, может быть. Как тебе гонка?
— Изумительно. — За парнями я наблюдала со сжатыми кулачками, когда они приплыли к первому месту: их движения были синхронными, мощными, грациозными.
— Все так и было. — Осмотрев море голов вокруг, он говорит: — Скоро вернусь. Оставайся здесь. Ладно? — Коннор слегка хмурит брови. — С тобой все нормально? Ты, последнее время, какая-то не такая.
Я тут же выдавливаю улыбку.
— Все хорошо. Просто…нервничаю. — Я поднимаюсь на цыпочки и легко касаюсь его губ своими.
Его зеленые глаза задорно сверкают.
— Не стоит. Ты им понравишься. Оставайся здесь. — Во многих отношениях, это меня волнует намного больше, чем если бы его мама обвиняющее показала на меня пальцем и перед тысячами людей назвала бы шалавой.
Я наблюдаю за его подтянутым телом, мелькающим в толпе.
А потом отворачиваюсь в поисках своего высокого, красивого мужчины. И практически сразу его вижу. Его невозможно не заметить. Мокрые волосы отброшены назад и под разными углами спадают у лица. Мышцы напряжены из-за недавних усилий. Все тело лоснится от пота, как и у Коннора. И я понимаю, что ни на секунду бы не задумалась и бросилась в руки Эштона.
Повесив полотенце на шею и промокая им лицо, он отходит от воды. Эштон поднимает голову и тут же перехватывает мой взгляд, а вместе с ним крадет и дыхание. Мы не виделись несколько дней, и мое тело на инстинктивном уровне тянется к нему.
Я широко улыбаюсь и одними губами произношу:
— Поздравляю.
Он кивает.
А потом отворачивается и подходит к симпатичной блондинке, вместе в группой людей ожидающей у боковой линии. Я наблюдаю, как Дана сбоку прижимается к нему, широко улыбаясь. Без промедлений Эштон обвивает ее рукой за плечи и одаряет такой улыбкой, словно в мире для него больше никого не существует. Словно я не стою прямо здесь, в шести метрах от них, и за всем этим не наблюдаю.
Настоящие отношения или нет, но это напоминание о том, что Эштон мне не принадлежит. И никогда не принадлежал.
И, скорее всего, никогда не будет.
Какое-то время мне нечем дышать.
Борясь с болью и слезами — слезами, проливать которые я не имею никакого права, — я сглатываю и обращаю внимание на две более взрослые пары рядом с ними. Я быстро делаю вывод, что одна из них — родители Даны. Она слишком сильно похожа с ними чертами лица, чтобы было иначе. Смотрю на другую пару: стильную блондинку возрастом около тридцати. Она пялится в телефон со скучающим выражением лица, которое говорит о том, что сюда ее притащили силком и ей не терпится уйти. Рядом с ней стоит хорошо одетый, привлекательный мужчина с седыми прядями в волосах.
— Это отец Эштона, — шепчет мне Рейган, когда он несколько чопорно протягивает руку Эштону. Эштон тут же пожимает ее, немного склонив голову, как я замечаю. Не уверена, правда, знак ли это уважения или подчинения.
Я изучаю мужчину, разыскивая признаки зла, скрывающегося внутри него, признаки оков, в которые он заковал шею своего сына. И ничего не нахожу. Но я знаю, бессмысленно это делать, ведь я видела доказательства. Видела шрамы, ремень, смирение и боль в голосе Эштона, когда он несколько раз давал им туда просочиться. И улыбка этого мужчины не затрагивает его глаз. Это я замечаю.
Перевожу взгляд от него к отцу Даны и задумываюсь, как проходили те разговоры. Знает ли отец Даны, что его дочку используют, как залог над Эштоном?
Рейган гладит меня по спине.
— Он — сволочь, Ливи. До нелепого сексуальная, притягательная сволочь, которой даже мне было бы сложно отказать, если бы он так меня кричать заставил… — Мне приходится отвести взгляд от Эштона, когда щеки начинают пылать от такого напоминания. Судя по обрывкам подколок, я быстро поняла, что Рейган вошла в комнату прямо в разгар момента. Она вздыхает. — И подо всем этим нет совершенно ничего стоящего. Он просто вот такой. Любит играть.
Права ли она? «Я не могу играть с тобой в эту игру, Айриш».
Повелась ли я на красивые слова Эштона? Сердце говорит «нет». Но разум… Все настолько запутано, хотя и не должно бы быть. Удивительный парень ведет своих родителей со мной знакомиться, а я пытаюсь сдержать слезы по тому, кто заставляет потерять весь контроль, всю восприимчивость. Кто делает мне больно.
— Кнопка! — Громкий крик Гранта на секунду отвлекает меня от смятения, и я вижу, что он захватывает Рейган в крепкие объятия.
Она визжит и оборачивается, обвивая его за шею своими коротенькими руками.
— Прекрати! Папуля где-то тут. — Она целует его в щеку.
Как по команде, сзади нас раздается громогласный голос отца Рейган:
— Грант!
Рейган быстро от него отрывается, а глаза ее на долю секунды округляются.
— Блин, — бормочет она и бочком отходит от Гранта, пока рядом с ним не возникает угрожающая фигура Роберта.
— Хорошая гонка, сынок, — хлопает он Гранта по плечу.
— Спасибо, тренер. — Грант сверкает своей фирменной глупой улыбочкой, но я замечаю, что он не в состоянии удерживать взгляд Роберта, и его внимание быстро смещается на толпу.
Если Роберт и замечает нервозность Гранта, то виду не показывает.
— Тебя ищет Тай. — Показав на воду, он добавляет: — Вот там. — Подальше от его доченьки.
Отсалютовав, Грант исчезает в толпе.
— Молодая леди… — начинает Роберт и хмуро сводит брови, рассматривая свою крошечную дочь.
Она обнимает его внушительный живот.
— Отличная гонка, папочка! Я пойду, найду маму.
Словно ребенок в толпе, она легко проскальзывает между двумя людьми и испаряется, не дав больше ни слова ему сказать. Он лишь качает головой, глядя в ее направлении.
— Интересно, сколько ж времени пройдет, прежде чем она признает, что они встречаются.
У меня распахивается рот, а глаза, не сомневаюсь, округляются от удивления. Он проверяет меня? Хочет увидеть, подтвержу ли я его подозрения?
— Ой, не рассказывай ей, что я в курсе. — Он небрежно качает головой. — Пока она думает, что я не одобряю Гранта, она будет с ним.
Мне приходится плотно сжать губы, чтобы не рассмеяться. Вижу, откуда у Рейган взялись навыки в жульничестве.
— Какие впечатления от гонки, Ливи?
— Было захватывающе, сэр.
Он улыбается.
— Правда? Теперь мне надо до мозга костей загонять этих ребят за зиму, чтобы были готовы к весеннему сезону. — Из толпы раздается крик «Тренер!». Он поднимает руку, дав понять кричащему, что слышал его, и у него вырывается вздох. — Ни минуты покоя в день гонки… — Он поворачивается ко мне, и его улыбку сменяет серьезное выражение лица. — Пока не забыл… — Он лезет в карман и достает маленький, простой конверт. — Надеялся, что столкнусь тут с тобой.
Нахмурившись, я робко открываю его и вытаскиваю фотографию. Совершенно ясно, что снимок старый, судя по качеству. На нем молодая пара стоит, прислонившись к дереву: рука молодого человека обвивает девушку за плечи, а ее черноволосая голова лежит у него на груди, и оба они улыбаются в камеру.
У меня сбивается дыхание.
Это мои родители.
На мгновение у меня пропадает дар речи. Свободную руку я вскидываю ко рту, пристально вглядываясь в два лица: одновременно таких знакомых, но при этом и совершенно новых.
— Где Вы… — Голос у меня срывается.
— На чердаке у меня стоит куча коробок со старыми фотографиями с колледжа. Я много лет собирался в них разобраться.
У меня нет слов.
— Подумал, что у меня там должна быть старая фотография твоих родителей, но уверен не был. Потребовалась целая неделя, чтобы все просмотреть.
— Это Вы сделали? — Я поднимаю глаза на отца Рейган. — В смысле… — Слезы к глазам даже не подкатывали. Они просто сразу полились. — Спасибо. У меня нет ни одной фотографии времен их учебы в колледже.
Он открывает рот. Я вижу, что мгновение он колеблется.
— Я в курсе, Ливи.
Я лишь мгновение хмурюсь, а потом все встает на свои места.
Об этом знал лишь один-единственный человек.
Ему рассказал Эштон.
— И в коробках не я разбирался. — Его голос спокоен, а бровь многозначительно выгнута.
Я прерывисто вздыхаю.
— Эштон?
Через мгновение Роберт кивает.
— Он тут же узнал их. Невозможно не заметить ваше с матерью сходство. — Я снова смотрю на снимок. Там могла сидеть я.
«Это сделал Эштон? Эштон неделю копался в чьих-то пыльных фотографиях, разыскивая эту, и не знал даже точно, существует ли она вообще. Ради меня?»
— Даже за три года я мало что узнал об этом парне. Он не любитель болтать. Но что-то подсказывает мне: с ним не все так, как кажется. — Его губы сжимаются в тонкую линию. — Что я точно знаю, так это то, что вижу. Что он сильно беспокоится о своей команде, подталкивает их, чтобы работали изо всех сил, и что угодно для них сделает. Им всем это известно, и за это его уважают. Он — прирожденный лидер, когда находится на воде. Поэтому Эштон — капитан. Думаю, что однажды он мог бы стать отличным тренером. Если бы хотел этого. — Его взгляд становится задумчивым. — Такое ощущение, словно он…отпускает все то, что удерживает его на земле. В любом случае, — говорит Роберт и снова смотрит на меня, — он просил не говорить тебе об этом. Сказал придумать какую-нибудь смехотворную историю о том, что я на нее наткнулся. — Он задумчиво улыбается. — Но я подумал, было бы важно, чтобы ты знала.
Руками я небрежно стираю слезы, струящиеся по щекам, пока одна не упала и не испортила фотографию.
— Спасибо, — шепчу я.
Роберт подмигивает.
— А теперь, прошу меня извинить, но мне надо найти свою неуправляемую дочурку и пофотографироваться. — Он неторопливо уходит прочь, и толпа расступается для него.
Река, толпа — все вокруг меня исчезает, пока я рассматриваю снимок формата десять на пятнадцать, провожу пальцами по его краям, притрагиваюсь к изображениям людей на нем. Я настолько потерялась в фотографии, что едва замечаю обхватившую меня за талию руку Коннора.
— Ты в порядке? — Мне приходится оторвать взгляд от их лиц и увидеть, что постоянная улыбка Коннора несколько колеблется. — Выглядишь немного бледной.
— Да, просто… — Я глубоко вздыхаю, пытаясь разобраться в интенсивности эмоций, затопивших сердце. «Просто что?»
— Твои родители? — Он наклоняется, чтобы взглянуть на фотографию в моих руках. — Ух ты, посмотри-ка на твою маму! Откуда у тебя этот снимок?
Я откашливаюсь.
— От отца Рейган.
— Ничего себе, любезно с его стороны.
— Да, любезно, — повторяю я.
«Нет, не любезно, Коннор. Удивительно, невероятно, поразительно. Вот так, Коннор. Потрясающе. Я. Потрясена. Все, что я знала или думала, что знала, снесено».
Провел бы Коннор целую неделю, разбирая коробки? Отодвинув в сторону учебу, рискнув своими оценками, и все ради меня? Те слова Эштона о том, что он задерживает работу…о том, что он чем-то занят по вечерам. Вот, чем он занимался.
Сейчас мне хочется лишь подбежать к Эштону, прикоснуться к нему, быть поблизости от него, поблагодарить его. Дать ему знать, как много он для меня значит.
— Пойдем. — Коннор берет меня за руку, быстро выбросив из головы весь разговор. Словно это просто банальность. — Познакомишься с моими родителями.
Теперь я не просто страшусь встречи с родителями Коннора. Это стало последней в этом мире вещью, которую мне хотелось бы делать. Но мне некуда деваться. Запихнув подальше внезапное желание вырвать, я позволяю ему провести себя сквозь толпу, нацепив на лицо свою лучшую фальшивую улыбку и молясь, чтобы любые смешки могли быть списаны на нервы перед знакомством с ними.
Он останавливается перед пожилой парой.
— Мам, пап, это Ливи. — Он нежно опускает руку мне на поясницу.
— Здравствуй, Ливи. Я — Джослин, — говорит мама Коннора с широкой улыбкой.
Я замечаю, что у Коннора ее глаза и цвет волос. Акцента у женщины нет, но я помню его слова о том, что она — американка. Она быстро проходится по мне оценивающим взглядом, протягивая руку. Это оценивание безобидно и совершенно не неприятно, и все же я борюсь с желанием отскочить.
Рядом с ней стоит отец Коннора.
— Здравствуй, Ливи. — Голос у него такой же, как у Коннора и моего отца, только акцент сильнее. Не будь я готова убежать отсюда, словно меня подожгли, я бы, скорее всего, уже растаяла. — Я — Коннор-старший. Мы так рады познакомиться с девушкой, которая, наконец, завладела сердцем нашего сына.