Гневные проклятья через пару секунд стали слышны всем гостям, которые как по команде повернули головы сначала на нее, а уже потом наверх, туда, откуда только что вылетел Лион. Музыка оборвалась, и на этот раз это не было финальным торжественным аккордом, а скорее угасающим растерянным плачем и писком.
— Держите ее! — Вскричал Лион не своим голосом. — Быстро схватите эту суку.
Странно то, что его приказ немедленно выполнили. Подбежавшие мужчины из числа гостей грубо схватили Мишу за предплечья, вырывая жалкий болезненный вскрик.
— Боги милосердные, сын, что с тобой?! — Послышался шокированный голос судьи. — Что с твоим лицом?
Только теперь Миша подняла взгляд, находя Лиона, который прикрывал рукой правый глаз.
— Что в ее руке? Что это? — Вскричал старший Доу, подходя к Мише и поднимая оброненное ей оружие — нож для конвертов. — Поверить не могу… ты?! Это ты сделала? Что ты сделала с моим сыном, что ты сделала с Лионом?! О, Боги!..
— Я лишь отобразила его пороки. — Пробормотала сдавлено Миша, превозмогая боль и страх.
Гости столпились вокруг нее и судьи, который остервенело сжимал маленький нож, продолжая испепелять ее совершенно диким взглядом. Шепот и возмущенные вздохи назойливо пробирались через грохот пульса.
— Простите, дамы и господа! — Громко вскрикнул старший Доу. — Сегодняшний… праздник безвозвратно испорчен… Вам придется покинуть это место. — Он опять резко перевел взгляд на Михаэль. — Ты… это возмутительно… Ты пришла под эту крышу, в мой дом и напала на моего сына… В этот светлый праздник осквернить наш дом преступлением.
— Да как она могла?
— Какой кошмар…
— Что там… ты видешь?..
— Посмотрите на его лицо.
— Как подло…
Голоса и возмущение гостей разлетелись по залу мгновенно, словно языки пламени по залитому маслом полу.
— Милый! Что с тобой? — Вскричала Талида, которая неловко пробралась через толпу гостей, подбегая к своему мужу. — Твое лицо… Боги! Твой глаз… — Она закрыла ладонью рот, подавляя жалкий вскрик. — Кто это сделал?
— Твоя дражайшая подружка. — Прошипел мужчина, кривясь от гнева и боли.
— Врача, срочно. — Вскричал отец, вновь начиная что-то громко говорить и размахивать руками.
Миша его уже не слышала, ее внимание было приковано к лицу подруги.
— Ты?! — Талида смотрела в ее глаза, когда подошла к ней стремительно, словно с каким-то намерением, а ее лицо, умытое слезами, уже окрасила злость. — Зачем? Миша… почему ты это сделала?
— Потому что твой муж кобель и просто ублюдок, Тали.
— Он бы не стал трогать тебя. — Покачала головой Талида. — Ему это не нужно. Ты ведь…
— Она пришла и напала на меня. Потребовала денег, а когда я отказался, то схватила нож. — Проговорил во всеуслышание Лион. — Отец, разве такое преступление может остаться безнаказанным?
— Конечно, нет, сын мой. Она будет наказана. Клянусь. Завтра же состоится суд. — Проорал Доу старший на весь зал. — Завтра она будет осуждена, и я хочу, чтобы вы все, дамы и господа, пришли как свидетели ее преступления.
— Правильно…
— Как она посмела…
— Нет, ну вы видели…
— Немыслимо…
— Наказать…
— Отведите ее в участок. До завтрашнего дня она будет находиться там. — Перекрыл все голоса голос верховного судьи, который бросился к своему сыну, над которым уже суетился лекарь. — Это серьезно? Доктор, она не задела ничего жизненно важного? Мне нужно, чтобы вы завтра пришли на заседание. Непременно. Вы должны составить эпикриз…
Отчаянье накрыло подобно волне, подавляя, ударяя в грудь, выбивая воздух из легких, лишая зрения. Перед ее глазами все плыло, когда Мишу буквально тащили к выходу из дома выволакивая на ночной холод. Последнее, что она увидела четко — глаза бывшей подруги.
Боги… неужели любовь лишает напрочь зрения и разума? Если так, то к черту такую любовь.
Среди мира, теряющего свои очертания, пропахшего кровью, болью и на вкус, как слезы, Миша думала над тем, что будет теперь. Что будет завтра?
Определенно то, что изменит ее жизни круто и не в лучшую сторону.
2 глава
Верховный хранитель знаний Лаудин.
— Тишина! — Прозвучал громовой голос верховного судьи, заставивший всех присутствующих в зале умолкнуть. — Сегодня проходит слушание по делу Михаэль Джелли, которая вчерашним вечером, то есть пятнадцатого дня Зары, нанесла телесные повреждение Лиону Доу. Вы отвергаете то, что нанесли серьезные раны моему сыну?
— Нет, но… — Начала было Миша, стоящая около трибуны, потирая запястья, закованные в тяжелые кандалы.
— Вы признаете, что нанесли травму, в связи с которой мой сын потерял левый глаз?
— Да, но если бы…
— Уважаемые господа и дамы города Кристар, эта девушка подтверждает свою вину полностью. Она подтвердила и то, что является главной причиной, по которой мой сын, Лион Доу, теперь останется калекой. Михаэль Джелли объявляется виновной, на этом и закончим.
Миша опешила.
— Минуточку. Прошло чуть больше трех минут, а вы уже выносите приговор? Вы ведь не выслушали меня!
— Почему же? Очень даже выслушали. Вы признали свою вину, этого достаточно.
— Но я ударила его потому, что в этом была необходимость.
— Необходимость в убийстве? Вы убить его хотели?
— Я защищалась, поэтому нанесла удар.
— Вы хотите обвинить моего сына в том, что он бандит и разбойник? — Взъярился Доу.
— Но если это действительно так, что же тут поделаешь…
— Довольно! — Четко, морщась от гнева, произнес судья. — Вы воспользовались гостеприимством моего дома, проникли в него под видом благородного гостя, решили обокрасть меня, нанесли увечье моему сыну, а теперь еще клевещите на нас. Хватит! Вы заслужили достойное наказание!
— Но разве вы не служите справедливости? Почему вы не хотите выслушать меня? — Не унималась Миша. — Ведь вы знаете далеко не все! На самом деле…
— Молчи! — Вскричала Талида со слезами на глазах, вскакивая со своего места. — Миша, как ты могла?! Ведь я доверяла тебе… Я слышала как ты говорила с Джиной о том, что хочешь уехать в Амб. Тебе нужны были деньги, которые у твоей семьи никогда и не водились! Ты бы сбежала уже на следующий день! Все знают твое отношение к жизни… эту твою политику… тебе же ни до чего нет дела!.. Не нужно оправдываться теперь, ты могла хотя бы принять свою вину достойно человека, которого я когда-то называла своим… другом.
Михаэль перевела взгляд на подругу, которая, шмыгая носом, вновь упала на скамью, пряча лицо в ладонях. Здесь же находилась половина города, ее родители в том числе: мама тихо рыдала, уткнувшись в плечо отца, смотрел сурово и строго прямо перед собой, в пустоту. Все остальные с презрением и ненавистью исключительно на нее. Казалось, среди присутствующих нет ни одного лица, которое бы хоть немного осветилось сочувствием, если уж не верой в ее правоту.
Конечно, верховный судья здесь авторитет, в отличие от дочери фермера. Теперь ее родной город превратился в сборище ненавистников. И как ей жить дальше с осознанием того, что всю оставшуюся жизнь ее будет ненавидеть и презирать каждый человек, все те, кого она раньше называла соседями, друзьями? Боги, если так подумать, то эти люди — все что она видела в этой жизни, все что знала… Кристар был не просто ее домом, он был ее миром.
Потому, когда Михаэль вновь повернулась лицом к судье, в ее глазах не было той былой решимости сражаться за себя и свою честь до конца.
— Кто за то, чтобы признать ее виновной? — Прозвучал голос судьи, обращенный к присяжным. Девять человек, сидящие за отдельной трибуной, как один подняли правую руку. — Единогласно! Приговор, который получит обвиняемая… Кто предложит?
Хорошая тут система действует, ничего не скажешь. Сейчас, ее участь будут обсуждать, словно она была тем испорченным овощем, который надо было либо выбросить, либо положить в сарай подальше, чтоб не портил общего вида урожая.
— Ваша честь. — Прозвучал голос высокой дамы из присяжных. От этого обращения Миша невесело фыркнула. — Я предлагаю отрубить ей правую руку. Во-первых, это увечие сарозмерно тому, которое было нанесено давеча этой… девушкой. Во-вторых, рука именно за то, что она осмелилась ее поднять на представителя благородного дома Доу.
— Спасибо, Левра. Кто еще?
— Предлагаю десять лет в тюрьме Танд. — Раздался тяжелый мужской бас. Кто-то в зале сдавленно всхлипнул. «Мама» — догадалась Михаэль.
— Мистер Накдау, эта тюрьма для убийц и бродяг. — Напомнил Доу старший недовольным бормотанием. — Мы не можем ее туда поместить, потому что она имеет какой-никакой род.
— Штраф в размере двадцати тысяч греней. — Проговорил костлявый старичок, пощипывая свою редкую бороду.
— В таком случае ее можно сразу продавать в рабство. — Ответил на это судья. — Я же предлагаю другой выход. — Все обратились в слух, кажется, даже тишина застыла в ожидании. Миша же приняла почти скучающее выражение, хотя внутри уже молилась всем мыслимым богам. — Вчера, дамы и господа, когда я слегка оправился от потрясения… я решил рассудить здраво. Я всерьез задумался над причинами такого скверного поступка этой юной девушки. В самом деле, уважаемые, почему Михаэль Джелли совершила это вопиющее преступление? Может из недостатка денег? Нет, господа, все идет от воспитания! Из-за отвратительной дисциплины. — Послышалось одобрительное мычание. — Джелли нельзя оставлять в этом городе, потому что она нанесла оскорбление высшему дому, и с этим каждый согласиться. Она является опасной для общества. Для каждого. Разве вы захотите жить рядом с преступницей, держать рядом с ней своих детей? Михаэль Джелли не может остаться здесь, именно поэтому я предлагаю отправить ее в Амб.
— Но в Амб нет тюрьмы. — Недоуменно заявил один из присяжных.
— Я и не говорил о тюрьме, господин Травиц. — Спокойно ответил Доу. — Там находиться штаб армии императора Визириса.
— Вы предлагаете отправить ее в армию?! — Вскочил какой-то мужчина, а вместе с ним еще несколько человек. — Но ведь она женщина не из знатных, она же с фермы! Как вы можете отправить ее туда, где обучаются лишь леди лордов?
— Кто сказал, что она будет обучаться наравне со знатными леди? Она пойдет в пехоту, туда, где принимают всех без исключения, потому что это расходный материал.
— Но в пехоту не берут женщин.
— Да, — Согласился судья. — Не берут. Поэтому ее следует выдать за мужчину.
Мгновение тишины пропиталось негодованием и недоумением.
— Как это?
— Немыслимо…
— Такое, вообще, возможно…
— Абсурд…
— Тишина! — Проорал судья, стуча что есть сил молотком. — Господа. Дамы. Вы не выслушали меня до конца. Это испытание, которое мисс Джелли придется пройти. Наказание достойное, поверьте. Во-первых, там она научиться дисциплине. Во-вторых, судьба сама решит, достойна она прощения или нет. Если Михаэль сможет выжить, прослужив в армии пять лет, столько, сколько и положено служить в пехоте, она будет признана свободной. Если в течение этих пяти лет она ничем не выдаст себя, если все это время будет вести себя примерно, показав себя достойным учеником и подданным Великой Империи, то она сможет вернуться домой через этот срок, заслужив наше прощение. Она покажет своим поведением то, что раскаивается в своем поступке и сможет продолжать вести свою жизнь дальше. Нет… что может начать новую жизнь, лишенную пороков.
— Но, Ваша Честь. — Подала голос какая-то женщина. — Посылать ее туда, где служат исключительно мужчины… разве это допустимо?
— Значит, в ее интересах сохранить свой пол в тайне. — Спокойно ответил судья. — Господа, уверяю вас, такое решение действительно правильно. Вчера помолившись светлым богам перед сном, я ждал помощи от них, мудрейших, в этом нелегком решении. Идея сия — единственно верная. Мы не можем послать ее в тюрьму или отрубить руку, мы же не варвары. Но мы можем передать ее в руки судьбы, которая сама распорядиться ей. Вы согласны?
Послышалось одобрительное бормотание и кивки.
— Мисс Джелли, вы согласны с наказанием? — Обратился к Мише судья.
— А у меня есть выбор? — Грустно усмехнулась девушка.
— Конечно, можете оплатить штраф в размере двадцати тысяч греней.
* * *
Темнота, окутавшая камеру, скрывавшая в себе запах сырости и отчаянья, отлично справлялась со своей главной задачей — довести до того состояния, когда человек будет уже не способен на эмоции. Даже слезы, которые бы могли принести немного облегчения.
В общем, все так, как и должно быть за решеткой.
На лавке, заменявшей кровать, сидела девушка, уткнувшись в колени, которые были подтянуты к груди.
Ее даже домой вещи собрать не отпустили, сказав, что это лишний повод сбежать. Сказав: много чести.
Боги… подумать только… преступница! Это клеймо позора не стереть и за пять лет.
Пять лет, ха! А потом что? И вообще, будет ли это «потом»? Если учесть, куда она отправиться совсем скоро, ответ очевиден. А может так даже лучше, все же жить по уши увязнув в местной «справедливости»… не вариант.
Талида…
Бедная Тали. Естественно, она не поверила ей. Все эта воспеваемая во все времена «любовь», смысл жизни и единственное счастье на земле. Что ж… теперь, обдумав все, Миша пришла к выводу, что не стоило ей даже пытаться в красках расписывать то, какой ее муж ублюдок. Это разобьет ее ранимое сердце, и вместо одной, будут страдать две…
Ее, Мишу, уже все равно ничего не спасет, и эта правда ничего не изменит. Она, собственно, никому и не нужна в этом городе.
Девушка свернулась калачиком на лавке, а за стенами камеры уже занимался рассвет. Начинался новый день, который станет началом ее новой жизни.
* * *
— Равняйсь! — В тренировочном зале раздался ор, от которого каждый из мальчишек, стоящих в ряд, подскочил и вытянулся в струну. — Смирно! Вольно!
Перед рядом из новобранцев прошел здоровенный мужчина. Коротко стриженные волосы добавляли его лицу, изуродованному большим шрамом, еще большую грозность. Только глубокие карие глаза смягчали его образ, отчего мужчину можно было назвать на свой манер красивым. Хотя это слово явно употреблено не по адресу. Бывалый берсеркер теперь был призван воспитывать молодняк, на который с первых же минут произвел однозначно отталкивающее впечатление.