— Почему ты не остановился на семидесяти семи?
— Потому что я не смог.
— Почему?
— Чем больше денег я делал, тем больше я чувствовал себя, имеющим право делать все, что захочу.
Того подростка уже нет. Передо мной мужчина не поддающийся никакому воздействию. Он трахает. Он кончает. Он ничего не чувствует. Он бросает. И все же он другой со мной так же, как и я другая с ним. Я молча киваю. Да, деньги заставляют мир вращаться. Все мы немного марионетки в их плену.
— Я нашел тебе работу, — мягко говорит он.
Я ощущаю себя такой уставшей.
— Да? И где?
— Ты будешь работать в моей организации.
— Как наркокурьер?
Его лицо становится жестким.
— У меня законный бизнес.
— Что я буду делать?
Он пожимает плечами.
— Алисия, мой персональный помощник, расскажет тебе.
— Ты хочешь сказать, что создал для меня работу.
— Лили, Лили, — шепчет он.
13.
— Друзья, к нам присоединился сегодня еще один человек. Давайте поприветствуем Лили, — объявляет Уильям, лидер группы RSSSG (Группа поддержки лиц, переживших суицид своих близких).
Его представление заставило всех повернуться и посмотреть на меня, поскольку я была единственной новенькой в группе, я чувствовала себя очень неуютно от их взглядов, мое тело одеревенело и в голове не было ни единой мысли. Я просто тупо уставилась в одну точку, не в силах смотреть в лица людей, которые хотели встретиться со мной взглядом, я даже не смогла вымолвить и слова.
Мое горе было настолько глубоким и так глубоко отпечаталось у меня на сердце, что оно опять начало кровоточить. Может быть, это ошибка с моей стороны — слишком рано пришла сюда (хотя это просто смешно), или возможно я просто не готова говорить на эту тему.
Просто веди себя как обычно.
Неважно, чтобы не произошло в этом месте, я делаю глубокий вдох и вывожу себя из ступора, заставляя произнести общее приветствие. Какая-то девушка поднимается и направляется к составленным стульям в углу комнаты. Все ее движения настолько громкие в этом пустом, с непокрытым ковром полом, пространстве, что мне приходится сдерживаться, чтобы не рвануть отсюда стремглав. Другие участники группы переставляют свои стулья размыкая круг, чтобы я смогла присоединиться к ним. Рядом сидящая девушка переползает на рядом стоящий свободный стул, они все молча передвигаются.
— Садись, Лили, — твердым голосом говорит Уильям, но в его голосе слышатся какие-то обнадеживающие и гипнотические нотки, которые смогли меня поразить даже по телефону. Я направляюсь к освобожденному месту и осторожно опускаюсь на краешек стула. Женщина, сидящая рядом со мной, поворачивает голову в мою сторону и тепло улыбается.
— Расслабься — мы все здесь друзья, — говорит она и накрывает своей рукой мою.
— Привет, — отвечаю я, сопротивляясь сама себе, чтобы вытянуть руку.
Я впервые услышала об этом центре четыре года назад, когда подруга рассказала мне о нем. Она запомнила адрес, когда ее отец покончил жизнь самоубийством. Но она никогда не хотела прийти сюда, и я так же не хотела, желание пришло несколько дней назад. Каждый раз, как только у меня возникала сама мысль прийти в этот центр, я повторяла сама себе, что абстрагируюсь и просто буду наблюдать за происходящим. Но теперь, когда я все же пришла сюда, даже не понимаю, зачем я это сделала.
— Так, кто хочет начать сеанс?
Наступает именно то время, когда кто-то встает и обнажает свою душу!
Уильям смотрит прямо на меня. О, нет, я буду здесь только наблюдать за остальными. Я не готова ничего рассказывать, и уж точно не в комнате полной незнакомых людей. Я понимаю, что мне потребуется много времени, чтобы перестать класть цветы на могилу моих воспоминаний. Я не хочу говорить об этом сейчас. Возможно, когда-нибудь я смогу. Я опускаю глаза и наклоняю голову, надеясь, что он примет мой откровенный жест в качестве подсказки, и пропустит меня.
— Как ты, Лили? Не хочешь поделиться с нами?
Почти все головы поворачиваются в мою сторону. Я смотрю на него с укором.
— Расскажите нам немного о том, почему ты пришла сюда. — мягко просит он.
— Я предпочла бы ничего не говорить, не сейчас, во всяком случае.
Он по-доброму улыбается.
— О’кэй, тебе не обязательно участвовать во всем этом, только когда почувствуешь, что готова.
Я чувствую легкость во всем теле от его успокаивающих слов, и осторожно расслабляюсь на своем стуле. Этот человек каким-то образом успокаивает и расслабляет меня. Я слышу, как начинает кто-то другой рассказывать свою историю. Его голос что-то гундосит, напоминая второстепенный шум, я даже не прислушиваюсь, просто теряя чувство реальности.
Потом меня мягко будит легкое, но настойчивое прикосновение к плечу. Я невольно вздрагиваю, надо мной возвышается Уильям. Из-за того, что я ошарашенно спросонья смотрю на него и вздрагиваю, он отступает с поднятыми руками.
— Прости. Мне жаль, — извинюсь я, черты его лица освещаются доброй улыбкой.
— Не хотела бы ты поговорить пару минут, Лили?
— Все ушли, — констатирую я, оглядываясь.
— Да, сессия закончилась. Ты сразу же уснула и выглядела настолько изможденной, поскольку не хотела пока участвовать в полную силу в работе группы, я разрешил тебе поспать.
Внутри я чувствую себя ужасно — какого черта, стоило приходить на психотерапию и засыпать на первой же сессии?
— Спасибо, — говорю я, смущаясь.
— Эй, мы все приходим сюда, Лили, чтобы «поплакаться в жилетку». Никто не собирается судить тебя здесь. Видно, что ты очень встревожена, и если я могу чем-то...
— Нет, — отрицательно говорю я, мгновенно переходя в оборону, закрыв тем самым дверь для жалости. Я поднимаюсь. — На самом деле, я действительно в порядке, — добавляю я, избегая смотреть ему в глаза.
— Закрываться от всех, не принесет тебе никакой пользы.
— Да, возможно не принесет, но мне кажется было ошибкой приезжать сюда, — резко отвечаю я, и пытаюсь отойти от него подальше, но он наоборот придвигается ко мне.
— Искать помощи не ошибка, Лили. Тебе нужно найти способ справиться со своей болью и яростью, или, скорее всего, чувством вины. Если ты будешь их запихивать в себя еще глубже и не высказываться, все будет только хуже, и поверь мне, я говорю это не понаслышке, я говорю тебе как человек, который прошел через это.
Несмотря на то, что я стараюсь не воспринимать его слова всерьез, хотя понимаю, что он полностью прав, особенно знание и ту глубину, которую я вижу в его серых глазах, но я все равно неохотно внимаю ему.
— Люди приходят сюда, потому что они потеряли контроль над своей жизнью и хотят исцелиться — они устали от горя, слез и от того, что застыли как бы в той точке. Пообещай мне, даже если ты никогда не вернешься сюда снова, что ты сфокусируешься на чем-то положительном и вернешь себе контроль, который ты потеряла, Лили.
Странно, как только я встречаюсь с его глазами, чувствую спокойствие. Я ничего еще не рассказывала ему о своей проблеме, но удивительно, несмотря на это, я чувствую связь с ним. Он сам прошел через это ад, понятно, что он не придумывает ничего.
— Я постараюсь.
Он отходит на шаг в сторону и кивает с одобрением. Я направляюсь к выходу.
— Береги себя, — его слова так отчетливо раздаются в пустой комнате и окутывающей тишине.
Позади меня слышится гулкое эхо, когда я выхожу из грустного здания и вступаю в суету реального мира, но теперь все вокруг отличается от того, какой я стала сейчас. На самом деле я рада, что пришла сюда, да, рада.
Я больше никогда не вернусь. Боль не стоит запихивать глубоко в себя, ее действительно стоит изгнать прочь. Те, разрушающие эмоции, похороненные глубоко внутри, вызывают близкие слезы, словно рука, торчащая из могилы.
Я начинаю быстро двигаться, кровь пульсирует, заставляя работать мои сильные мускулы в бедрах, движения забытые, но уверенные. Шаг ускоряется, стуча по асфальту, превращаясь в более равномерный и быстрый. Ветер свистит в ушах. Капли пота виднеются у меня на коже, одежда прилипает к спине. Мышцы горят и болят, грудь вздымается, как будто сейчас лопнет, но я не могу остановиться, не могу перестать не бежать.
Возможно, я никогда не перестану убегать.
14.
Моя новая работа теперь — в фирме Джека, занимающейся импортом и экспортом. Меня сбагрили в департамент администрации. Работа ужасно законная и ужасно, ужасно скучная, но по крайней мере мне оставили те деньги, на которые я могу покупать себе одежду и вообще иметь хоть какие-то наличные — это, конечно, гораздо лучше, чем я могла надеяться. Все очень добры ко мне, в том числе и Энн, моя коллега, которая подвозит меня по утрам и закидывает домой после работы. Так что мне явно не стоит жаловаться.
В этот день я работаю допоздна, выхожу из ее машины уже поздно вечером у дома, воздух теплый, густой, наполненной неминуемой грозой.
— Увидимся завтра, — восклицаю я, взмахнув Энн рукой напоследок.
Я выуживаю свои ключи из сумочки и двигаюсь по дорожке в сторону входной двери. Клянусь, у меня даже не было ни малейшего предчувствия. Вдруг мужские руки хватают меня, застав врасплох. Сердце останавливается, но мозг работает отлично. У меня возникает мимолетное, но ясно впечатление — кавказец. Его кожа темная, поэтому чуть-чуть лишь поблескивает от дневного освещения из соседнего здания и чувствуется запах сигарет. Его руки все в темных волосах. Неживые глаза: пустые, при пустые, как у пресмыкающегося. На нем черная рубашка и темно-синие джинсы, рост всего лишь пять и девять футов, вес, наверное, сто девяносто фунтов.
Я его знаю.
Он был в клубе. Он хотел, чтобы я прикоснулась к нему. Я ответила нет и ушла, но увидела вспышку ненависти в его глазах.
Мои нервы натянуты, как струна и кричат — бежать, но элемент неожиданности сейчас на его стороне. Он дергает меня к себе и тащит в кусты. Я пытаюсь отбиться от него, но он грубо толкает меня на землю. Я не в состоянии устоять от его удара и падаю прямо задом на кусты. Ветви царапают мне лицо и шею.
Он падает на меня сверху, впившись пальцами в плечи. Я лежу под тяжестью его веса, словно пришпиленная, не в силах пошевелиться.
— Отказалась от меня? Ты распутная высокомерная дешевая шлюха, — шипит он, его челюсти дрожат от ярости. Неподвижно я смотрю в его глаза. Кем бы он ни был, но в нем чувствуется жестокость. Мое сердце бухает дико от страха. В ужасе я понимаю, что не могу убежать.
Он с ненавистью усмехается.
— По-прежнему считаешь, что ты слишком хороша для меня, шлюха?
— Нет, — говорю я, отрицательно качая головой, и он ударяет меня по лицу.
Удар оглушает, игры начинают плясать перед глазами, ослепляя, голова сама по себе дергается в сторону, прежде чем в мозгу отдается взрыв дикой боли. Кровь фонтаном брызжет у меня из носа, льется вниз по лицу. Страх от такой боли сковывает и распространяется внизу живота. Я хочу вырваться или убежать.
Он надавливает коленом мне на грудь и достав мобильный из кармана, начинает фотографировать, как у меня из носа идет кровь, и я пришпилена его коленом! Жуткий страх ползет по мне от замерших холодных листьев, лежащих на земле. Этот парень хочет меня убить. Но хорошо, что он отвлекся, потому что тем самым дает мне возможность немного восстановить свои силы. Мой мозг начинает усиленно работать. Он слишком большой и тяжелый для меня, я не смогу с ним справиться и оттолкнуть, я не могу дать ему коленом или как-то сдвинуть его своими руками.
У меня есть единственный вариант — притвориться, что я потеряла сознание и найти способ открыть сумочку, которая находится у моего правого локтя. Я без чувств отклоняю голову набок, мне необходимо залезть к себе в сумочку. Он убирает свое колено с моей груди и начинает расстегивать ширинку. Я не реагирую. Я почти не дышу, наконец, пальцы медленно забираются внутрь сумочки. Вдруг он падает на меня и, как бешеный пес, сильно кусает за шею. От такой адской боли, я больше не в состоянии притворяться.
Я кричу, что есть мочи, рука судорожно продолжает искать в сумочке. Он опять жестко бьет меня, у горла я чувствую лезвие ножа. Я перестаю орать. Мне удается найти баллончик. Украдкой я вытаскиваю его наружу и направляю прямо ему в лицо. От неожиданности он падает на спину, обхватив лицо руками. Я мгновенно вскакиваю и с криком несусь в сторону здания. Мужчина (я видела его раньше, должно быть он живет в этом же доме) бежит ко мне. Он предлагает вызвать полицию, но я категорически отвечаю «нет». Я говорю, что слишком напугана, чтобы звонить в полицию и определенно не хочу, чтобы он тоже звонил в полицию.
— На тебя напали. Ты должна вызвать полицию.
Я смотрю на него.
— Я знаю его. Бывший. Я не хочу звонить в полицию, хорошо?
Он не понимающе качает головой. Вместе мы возвращаемся в те кусты, и я забираю сумочку, благодарю его за помощь, достаю ключи и захожу в квартиру.
Мелани сидит на телефоне, заказывая китайскую еду на вынос.
— Черт! Что с тобой случилось?
— Один из клиентов клуба. Помнишь, тот урод, про которого я тебе говорила?
— Тот извращенец Симон?
Я киваю.
— Он сфотографировал меня на свой мобильный.
— Что за кусок дерьма?
Я направляюсь к зеркалу. У меня обильно идет кровь из носа и одна сторона лица сильно опухла.
Я запрокидываю голову, Мелани прикладывает пакеты со льдом, которые она иногда кладет себе на ноги, теперь же кладет мне на лицо.
— Возможно, они немного воняют, но ты выживешь, — говорит она мне. Затем берет в руки свой телефон. — Я должна сообщить Брианне. Его забанят и предупредят других девочек. Тебе стоит вызвать полицию.
— Нет полицию, нет. Но да, предупреди Брианну.
Она садится рядом со мной, на ее лице отражается беспокойство.
— Почему ты не хочешь вызвать полицию, Джуэл?
— Потому что у меня есть история, так незначительная, но я не могу светиться в полиции.
— О’кэй. Без проблем. Нет полиции, так нет.
— Спасибо, Мэл.
Буквально через минуту, как только Мелани закончила свой разговор с Брианной, звонит мой мобильный.
— Джек, — нахмурившись говорю я.
— Вау! Брианна быстра, — комментирует Мелани.
— Ты в порядке? — рычит Джек моментально мне в ухо.
— Да, незначительные синяки.
— Ты уверена, что это он?
— Да, я отлично его разглядела.
— Хорошо. Я буду у тебя в ближайшее время, но сначала кое-о-чем позабочусь. И, Лили...
— Да?
— Никуда не уходи, пока я не приеду, хорошо?
— Хорошо.
15.
Джек
Я нажимаю на эту маленькую дрянную кнопку и жду, у меня крутит все внутренности от тошноты. Он положил свои грязные лапы на мою женщину.
Его бестелесный голос раздается в домофоне.
— Да?
— Ты причинил ущерб одному из моих сотрудников сегодня вечером. Я хотел бы войти и поговорить с тобой об этом. Обсудить компенсацию, — Господи, я нервничаю.
— Что? Ты обознался, приятель. Я работал весь день, — в его голосе не слышится не обиды, не возмущения, и это очень хорошо.
— Возможно, мне стоит отправиться в полицию и пусть там разбираются. Решать тебе, — говорю я вполне вразумительно, и как мне кажется, вполне убедительно.
Наступает тишина, и в какой-то момент мне кажется, что этот трус собирается рискнуть и все-таки встретиться с полицией, но затем звучит зуммер, дверь открывается. Это — первая ошибка, ублюдок. Я толкаю дверь вперед и бегу вверх через два лестничных пролета к его двери, прислоняю к стене с бейсбольной битой, звоню в звонок, и встаю перед дверью совершенно в расслабленной позе. Он смотрит на меня в глазок, затем начинает открывать дверь.
— Я говорю вам, вы обознались, — решительно говорит он мне.
Я со всего маха толкаю его в грудь, и он летит задом, распластавшись в коридоре. Его глаза расширяются от ужаса, как только он видит меня с совершенно не понятно откуда взявшейся бейсбольной битой. Я ударяю по двери, и она закрывается. Ужас. У него в квартире кремовые ковры.
Он начинает ползти на заднице в сторону комнат.
— Это был не я. Вы совершаете большую ошибку, — скулит он, как гребанный щенок, поднимаясь на ноги.