- Потому, что это было самое лучшее в моей жизни.
И это было правдой.
Михаил
Я ходил по тёмному городу, размышляя о неожиданных поворотах судьбы. Когда Юрка пришёл ко мне в офис, мне подумалось, что вряд ли кто возьмёт эту выдергу к себе. Помечется он, помечется и будет дома бездельничать, сидеть на шее у матери. В таком возрасте нельзя торчать дома без дела. Нужно знать, прочувствовать на своей шкуре, как зарабатываются деньги. Ох, и погонял я его. Не давал без дела просиживать ни минуты. Парень оказался с мозгами. А пижонистый-то какой! В карман за словом не лезет, балабол. Взгляд нахальный. А ещё глаза эти разноцветные, жизнерадостные. Сразу видно, что мальчишку в этой жизни только по голове гладили и многое позволяли.
Где такие родятся? В какой их оранжерее выращивают? Трясёт своей чёлкой, паршивец эдакий, и улыбается. На щеке при этом проявляется трогательная ямочка, так и хочется к ней прикоснуться губами. Обожаю его улыбку и опасаюсь. Чувствую, как пагубно она на меня влияет, как затягивает своим очарованием и вышибает остатки разума и самообладания. Не могу иной раз сдержаться и срываюсь на нём, качусь по наклонной, цепляясь из последних сил за крохи былой уверенности.
И ведь не боится меня, чертёнок. Глаз своих бесстыжих и бл*дских не отводит. Вижу, что врезать иногда хочет, но сдерживается. И дразнит меня, дразнит каждый день. Где он только рубашки эти берёт из марлёвки? Задницу свою обтянет штанами узкими, ходит у меня в кабинете, как по подиуму, так и хочется его прижать к себе, содрать эти несуразные штаны и стиснуть руками соблазнительную попу.
Сначала я думал, что диплом его хвалёный купленный. Слишком уж мне легкомысленным и ветреным показался, треплом зелёным. Но первое мнение обманчиво, потом смотрю, справляется со всем, что, ни задаю. Дёргается, но делает, и именно так, как мне надо. На встрече меня не подвёл, выдержал проверку с честью. Сергей его тут же переманивать стал. А Юрка-то, каков! «Я предан нашей компании и Михаилу Алексеевичу». Знает, засранец, что сказать. А Серёга смотрит на парня, как будто съесть хочет. Размечтался. Никому не отдам. Мой Юрка, мой.
Когда я на конференцию ехать собрался, то не мог и представить, что целых пять дней не увижу чертёнка. Ну, что ж. Возьму Юрку с собой. Тем более, он вроде и немецкий знает. А вот и проверим эту нахальную задницу, что из себя представляет.
На моё удивление парень очень бойко говорил на немецком, тараторил как на родном. Собирал около себя целую толпу слушателей. Буквально пара дней, и о нём уже многие заговорили. Звезда, чёрт его дери. Красоваться любит.
Не могу смотреть, как на него все пялятся. Хочется разогнать всех на хрен, схватить Юрку и утащить куда-нибудь подальше от посторонних глаз.
Я не заметил, когда он стал вызывать во мне это чувство. Он совершенно не похож на моего Петра – серьёзного, вдумчивого, просчитывающего каждый шаг. Казалось, что он просчитал всё. Только не смог предугадать аварию на дороге.
Петя, Петруша… Как больно было его потерять! Мне иногда снятся его похороны. Плачущая, вмиг постаревшая мать, почерневший отец. Может, это и хорошо, что у меня нет родителей. Им меня точно не хоронить. Хотя, они меня давно похоронили: с тех самых пор, когда сдали в детдом. Я их и не помню, и не знаю. И никогда не возникало желания узнать. Учился жизни сам, не надеясь ни на чью помощь. Скитания по общагам дали уроки самостоятельности. Армия добавила дисциплины и приучила к порядку. Что я в жизни видел и знал? Казармы, сплошные казармы. Мы с Петей даже не успели создать семью. Наше счастье было кратким. Я год не мог прийти в себя, не желал никого видеть в этом проклятом доме. Даже домработницу не нанимал. Не хотел, чтобы к нашим с Петей вещам прикасались чужие руки. Да и зачем платить кому-то за то, что в принципе можешь сделать сам?
И вдруг Юрка. Часто хотелось его просто прибить, размазать по стенке. Но не по-настоящему. А припугнуть, подчинить, поучить жизни. А потом любить долго, с чувством, растягивая удовольствие.
Как же меня бесят его засосы на шее! И это пофигисткое выражение лица.
Когда я увидел его в туалете с мальчишкой, у которого пылали щёки, то чуть не придушил. Нет, не Юрку, а того пацана-немчуру. Еле сдержался. А Юрку готов был трахнуть тут же в туалете. Смотреть на его горящие глаза выше моих сил. Стояк становится железным.
Чем? Чем он меня взял? Я ведь о нём почти ничего не знаю. Вот и повёл в пивную.
Юрка, какой же ты искренний и славный! С такой любовью рассказывал о своей семье. С юмором. По-доброму шутил над мамой, братишку называл лошарой, а сам улыбался при этом, и говорил, что соскучился по веснушчатой мордахе. А бабушка-то оказывается у него лежит.
Только не смей бл*довать, а то запру на семь замков и решётки на окна поставлю.
А потом эта подстава случилась. Знал я всё, чувствовал. Но Юрку надо было проучить, чтобы думал, прежде всего, своей головой, что творит. Мозги иногда полезно включать. Не знаю, как я его ударил. Наверное, хотел прекратить начинающуюся истерику. А получилось наоборот. Врезал мне, не побоялся. Я думал, сейчас драться будем. А он заплакал. Не ожидал я такого, не был готов, растерялся, прижал этого ребёнка к себе. Позволил острым кулакам гулять по своим плечам. Хотелось разделить его боль, чтобы было Юрке легче.
Так горько было. Ненавидит. Дай, тебя поцелую, пока ты в моих руках. Не дашься же потом. Оттолкнёшь.
Жаркий мальчишка. Крышу от него сносит моментально. Никогда контроль над собой не терял, а тут выскочил из номера как угорелый от греха подальше. Ведь пожалею потом. Юрка ни за что не простит насилия.
Как я только нормально доклад прочитал, диву давался. А теперь в отель боюсь идти. В глаза Юре страшусь заглянуть. И вспоминаю, как льнул он ко мне во время поцелуя, отвечал мне с каким-то отчаяньем и жадностью. Нет, так не ненавидят.
Ходил я по городу долго, решил прийти попозже, когда Юрка заснёт.
А когда лёг в кровать, то понял, что не спит этот дьяволёнок. Слишком уж старательно сопит.
- Юрка, давай попробуем начать всё сначала.
- Как? – Я увидел в темноте его силуэт.
- Просто забудем всё, что до этого было.
- Я не хочу забывать.
- Почему? – я растерялся. Неужели не простит?
- Потому, что это было самое лучшее в моей жизни.
Юрка, на что ты сейчас подписался? Я метнулся к нему, обхватил, стиснул в руках, с силой провёл по худощавой спине. Схватил за волосы, потянул, закидывая его голову назад, стал лихорадочно осыпать поцелуями его шею. Уткнулся носом в ключицу. От него так пахнет. Домом, теплом, уютом. Всем тем, чего мне так не хватает. От этого запаха я совсем потерял голову. Повалил Юрку на кровать. Накрыл своим телом. Дёрнул плавки вниз.
Какой же ты невыносимо вкусный. Стони же громче, ещё громче. Вот так. Хочу тебя. Хочу всего. Каждую клеточку тела. Не торопись. Я ещё не закончил. Вот здесь. Кожа у тебя очень нежная в этом месте. Раздвинуть складочку и провести языком. Куда? Тебя не целовали что ли сюда никогда? А ты даже здесь вкусный.
Да ты весь дрожишь. Так открыт и отзывчив на ласки, что страшно становится. Боюсь, не сдержусь. Только бы не порвать. Юрка… Если я и захочу умереть, то только в тебе. Это была бы идеальная смерть. Люблю. Люблю безумно. Увижу с кем, убью. Потому, что вот это всё - моё.
Тише, за стенкой же услышат. Кусай плечо. От тебя всё стерплю, лишь бы тебе было хорошо. Нет, ты не умираешь. Это оргазм, маленький мой. Прости, что не успел за тобой. Но я догоню. Юрка-а-а… Какой же ты… Никому не отдам. Спи. Нет, я никуда не уйду от тебя. Нам здесь места хватит.
Отгул
Мало того, что он маньяк сексуальный, так ещё и извращенец. Его язык побывал во всех моих интимных местах. Я чуть не умер от разрыва сердца и не кончил досрочно. Если бы не этот садист, который намеренно и умело оттягивал оргазм, я бы обкончался в самом начале. Он довёл меня до невменяемого состояния. Я уже считал яркие, слепящие звёздочки, что прыгали перед глазами, и задыхался от нехватки кислорода. Он сделал из меня безвольную пластилиновую куклу, которую вертел как хотел. А когда полез своим горячим скользким языком прямо туда, то я хотел подохнуть от стыда и животного желания. Я испугался новых ощущений, дёрнулся и пополз к краю кровати.
- Куда? – сильная рука сжала мою щиколотку.
Бл*… Стыд я быстро забыл, стоя на коленях и раздвигая ноги ещё шире. Меня трясло от мандража и предвкушения. Давай же, не тяни, трахни, наконец, чтобы искры полетели.
Наверное, он специально так медленно входил, хотел, чтобы я сошёл с ума.
Как у тебя это получается? С каждым новым толчком острая волна наслаждения бьёт беспощадно в пах. Не успевает схлынуть одна волна, как тут же накатывает другая. Мышцы внутри скручиваются в один тугой комок, сплетаются словно змеи, и не дают ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Уже ничего не соображая, я начал кричать.
- Тише, за стенкой услышат.
Как и когда я оказался на спине? У него такие гладкие плечи. Кажется, он разрешил их кусать. Я впился зубами в то, что было поближе, заглушая свои нетерпеливые вопли.
Еть… Хочу, чтобы это длилось как можно дольше, чтобы не отпускать, прижиматься крепче к скользкому потному телу, рвано дышать куда-то в шею, слизывать солёные капельки с разгорячённой кожи. Скулить, подвывать, отдаваться без задних мыслей. Растворяться в тебе.
Какой же ты сильный. Возьми же меня всего. Мне не жалко. Могу быть для тебя всем, чем ты захочешь. Лежать под тобой – это нескончаемое удовольствие. Хочется, чтобы ты проник в меня ещё глубже, насколько это возможно. Я – твой. Бери.
А-а-а! Я умираю? Говоришь, оргазм? Нет, это нечто большее. Это ты. Один единственный. Люблю. Только тебя.
- Юрка! Мы проспали!!! – босс тряс меня за плечо.
- Чего??? – я сел с закрытыми глазами. Чёрт! А почему задница так тупо ноет? И тут я вспомнил, как сегодня ночью бесстыдно подставлял эту самую задницу. В панике зажмурился ещё крепче, боясь увидеть МихалСеича. Как на него теперь смотреть? Как на шефа или как на любовника?
- Юр, ты чего?
Я приоткрыл один глаз. МихалСеич стоял передо мной на коленях и заглядывал мне в лицо. Я ощутил, как запылали мои щёки.
- Какой ты милый, когда смущаешься.
- Я… - Ох, ну что говорить? Может, провалиться сквозь землю? Было бы совсем неплохо и уместно в такой ситуёвине.
- Юрка, ты мне только скажи: ты не жалеешь?
Я замотал головой, ни в силах разжать губы.
А вот их уже разжимают губы шефа, язык раздвигает и заставляет расслабиться. Этот поцелуй намного круче того, чем летать в самолёте. Даже в воздушные ямы попадаешь, и в ушах звенит.
- Мы сильно проспали? – прошептал я, еле отдышавшись. Казалось, что я пробежал стометровку.
- Нет. Но на пленарную секцию я опоздал. Ну, и хрен с ней. Юрка, иди ко мне.
Он меня зовёт к себе. И совсем другой, не такой как раньше. Он улыбается.
Я аккуратно потрогал его шрам на брови. МихалСеич закрыл глаза и что-то пробормотал про лёгкое прикосновение, от которого у него сводит скулы, и вообще, он готов меня снова трахнуть.
- МихалСеич…
- Зови меня Миша.
Я тупо посмотрел на него. Язык не поворачивается так его назвать.
- У меня не получится.
- Получится, - он взял мои руки, повернул ладонями вверх и прижался к ним лицом. – Повторяй за мной по слогам – Ми-ша.
- Ми-ша... – я заставил себя так сказать. – МихалСеич, ой, ну…
Он засмеялся. Я никогда не видел, чтобы человек так счастливо смеялся. Вернее, МихалСеич. Неужели это я делаю его таким счастливым?
- Юрка, как только ты будешь называть меня МихалСеичем, я буду тебя лупить по попе. Понял? Михаил Алексеевич я только в офисе.
Угу, ему легко говорить. Как можно вот так сразу называть своего начальника просто по имени? Тем более, он меня старше. Кстати, а на сколько он меня старше?
- М-м-м.. – промычал я, делая вид, что говорю его имя, - а сколько вам лет?
- Что? Совсем старый? – спросил жёстко шеф, на какое-то мгновение становясь прежним. – Тридцать один год. Устраивает?
Я кивнул головой. Ну, какой же он старый? Мужчина в самом расцвете сил, как говорил великий Карлсон. Подумаешь, разница в семь лет. Всего ничего.
Я встал. Вслед за мной поднялся и шеф. Я облизнул губы, увидев его голышом в полный рост. Умеренной волосатости мощная грудь, крепкий пресс, тёмная дорожка от пупка к лобку, чёрные курчавые волоски. Я опустил взгляд ниже и зарделся, как девственник. Он до сих пор меня хотел.
- МихалСеич, а нам не пора уже идти на конференцию?
- Нет. Пленарную я пропущу, - мой маньяк подошёл ко мне, и опасно встал сзади, поглаживая мои ягодицы.
- А как же наш стенд?
- Считай, что у тебя отгул. До обеда.
А-а-а... Значит, смыться отсюда сейчас не получится. Как будто в доказательство моей внезапной догадке рука босса провела мне между ног снизу вверх, а извращенские пальцы стали поглаживать моё самое сокровенное.
- А сколько сейчас времени? – я попытался отвлечь внимание шефа от моей драгоценной задницы.
- Десять.
Мамочка! Что станет со мной за два часа? Это же ненасытный зверь.
- Юрка, какой же ты смешной, - он вдруг щёлкнул пальцем по моему стояку. Я и не заметил, когда успел возбудиться от его коварных прикосновений. – Ну, так что? Согласен на отгул?
А что ещё мне оставалось делать? Конечно, я согласился.
Мой зверь был и нежным, и страстным, нетерпеливым и опасным, хищным и, в то же время, ласковым. Я и не знал, что секс может быть таким многогранным. Это даже был не секс. Вот не знаю, как объяснить. Это не механика, не простой процесс, когда один человек входит в другого, это, прежде всего, чувства, нечто возвышенное, позволяющее распахнуть свою душу. Один только его взгляд ощущаю кожей, эти невидимые прикосновения, под которыми готов раствориться. Как же хочется остаться с ним навсегда! Просто любить.
- Надеюсь, что тебе понравился отгул? – почти невесомый поцелуй в шею. Но от этого поцелуя ток гуляет по телу.
- М-м-м… Очень. Миша.
Назад из сказки
На обед мы всё же пошли. Как говорит моя мама: «Любовь любовью, а кушать хочется всегда». Продуктивно проведенная первая половина дня так же продуктивно сожгла мои жизненно важные калории. Я смёл подчистую ихнюю хвалёную европорцию за пару минут и чуть не вылизал тарелку. Во время обеда я усиленно старался как можно меньше смотреть в сторону шефа. Но у меня это плохо получалось. Я ловил себя на мысли, что глаза мои помимо моей воли постоянно возвращались к удовлетворённому, на первый взгляд, лику МихалСеича. Ой, то есть Миши. Почему-то подумалось про породу кошачьих. Но никак не про домашних. Опасная угроза исходила от его совсем не расслабленного тела. Это был хищник перед прыжком. Взгляд его говорил только об одном: «Осторожно, высокое напряжение! Не влезай, убьёт». Мамочка! Если раньше я боялся, что он меня прибьёт из ненависти, то теперь на горизонте замаячила перспектива быть затраханным до смерти. Я ел пирожное и просчитывал возможные ходы побега к своему стенду.
- Юрка, а давай пошлём стенд к ядрёной матери, - прошептал, наклонившись ко мне, на ухо босс и плотоядно косясь на мои губы. Липкий холодный пот покрыл мою спину. – У тебя крем на губах.
Я торопливо облизал губы. Зря я это сделал. Ох, зря! Судя по расширившимся зрачкам МихалСеича, приговор мне уже подписали. Он что? «Виагры» нажрался ночью? Это не маньяк, это маньячище. Я кожей чувствовал выжженные на ней собственническим взглядом клейма, а во лбу моём горела надпись «Руками не трогать!».
- Господин Звягинцев, так что вы решили по поводу нашего дела? – рядом возник пожилой немец, пыхтящий как паровоз и вытирающий морщинистый мокрый лоб большим клетчатым платком. Неприятный тип. Хорошо, что это не я с ним работаю.
Шеф поднял глаза на истца и, чуть подумав, глубокомысленно изрёк:
- Я убедил своего секретаря в низости его поступка. – О, да! У моего босса просто дар убеждения. И, похоже, что убеждать меня ещё будут долго всеми способами извращения.
Из-за плеча дядьки выглянула пакостная морда белобрысого доносчика.
- Юрий приносит вам свои извинения. - Нога шефа ощутимо меня пнула под столом. Я тут же понял прямой намёк на акт вежливости с моей стороны, добросовестно скорчил гримасу вселенского раскаяния и убито произнёс: