Она должна сказать ему про бонус в десять тысяч долларов. Большим пальцем Марк погладил Челси щеку, и его глаза стали бархатно-карими.
— Ты не изувеченный. — Сейчас. Она должна сказать ему сейчас. Она открыла рот, но вместо этого сказала совсем другое: — Ты нуждался во мне. — И может быть, она тоже в нем немножко нуждалась.
— Я все еще нуждаюсь в тебе.
Челси закрыла глаза, чувствуя, как их пощипывает, а в груди ноет. Если она не будет осторожна, то совершит невообразимое. Если она не будет осторожна, то может влюбиться в Марка Бресслера. И это будет плохо. Она уедет, и влюбиться — это очень плохо. Так плохо, что она должна остерегаться этого.
Что Челси и делала. Прямо до того самого утра, когда Марк настоял, чтобы отвезти ее на прием к доктору. Он сидел в комнате ожидания, листая журнал о гольфе, пока она консультировалась с пластическим хирургом, и по дороге домой ждал, пока Челси расскажет, что узнала.
— Доктор предупредил, что я могу потерять чувствительность, — сказала она, пока они ехали по понтонному мосту. Теперь о рисках ей было известно больше, и Челси немного испугалась.
— Надолго?
Она пожала плечами.
— От шести до двенадцати месяцев. Или навсегда. — О побочных эффектах и рисках Челси знала, но когда услышала от доктора, они внезапно стали очень реальны.
Марк посмотрел на нее через солнечные очки.
— Возможно, я не смогу кормить ребенка. — Она взглянула на руки, сжатые на коленях. Даже узнав всё в тонкостях, Челси все равно хотела сделать операцию. — Моя семья сойдет с ума. — Она подняла взгляд на профиль Марка, потому что, на самом деле, рассчитывала узнать, что об этом думает он. И слишком боялась спросить напрямую. Слишком боялась, что он сможет заставить ее передумать.
Между ними на несколько долгих минут повисла тишина, затем Марк сказал:
— Мне нравится твое тело. Ты красива такая, какая есть. — Он протянул к ней руку, и Челси ждала: вот-вот он скажет, что согласен с ее семьей. — Но если ты несчастна с таким размером груди, сделай с этим что-нибудь. — Он провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. — Сделай то, что сделает тебя счастливой.
Вот тогда все и случилось. Сердце Челси подпрыгнуло до самого горла. В глазах защипало, и она влюбилась в Марка Бресслера прямо тут, на первом повороте в Медину. Влюбилась в него так сильно и быстро, что задохнулась. Влюбилась, хотя была осторожна.
В третий понедельник августа Марк сел в «мерседес» и отправился в главный офис «Чинуков». Они назначили встречу, чтобы поговорить о месте помощника тренера, и теперь Бресслер не был так решительно настроен против этого предложения, как несколько месяцев назад. Он даже начал проникаться этой идеей. Нет никакого вреда в том, чтобы послушать, что они скажут.
Он выехал с подъездной дорожки и направился к центру Сиэтла. Работа Хитмэну была необходима. Он сойдет с ума, если будет лежать и ничего не делать. Ему нужно какое-то занятие, кроме того чтобы строить планы, как заставить Челси передумать насчет ее политики «никакого-секса-на-работе».
Это же полная чепуха. Марк согласился только потому, что решил: он может заставить ее передумать. Но Челси не уступила своих позиций. Ни в первую, ни во вторую неделю. Ни даже тогда, когда они возвращались с осмотра дома в округе Королевы Анны, и Марк, протянув руку, провел ладонью по обнаженному бедру Челси. Скользнул пальцами в трусики: она была мокрой и почти готовой. И позволила трогать себя несколько коротких мгновений, прежде чем оттолкнула его руку. Оставив твердым и совершенно не удовлетворенным. Весь остаток дня Марк боролся с эрекцией, пока в пять часов Челси не нашла его в гараже, где он убирал клюшку Дерека и шайбы, и со словами:
— Теперь я не на работе, — почти бросилась на него и сорвала с него штаны. Марк нагнул ее к капоту «мерседеса», задрал маленькую юбку и взял сзади. Это было классно и грязно. Быстро и непристойно.
И сладко.
Но даже близко не так сладко, как в ту ночь, когда Челси позволила ему любить себя около Кубка Стэнли. В своей жизни Марк занимался сексом со многими женщинами. И с Челси он тоже занимался сексом, но та ночь была иной. Он чувствовал себя так, будто в его теле взорвалась каждая клеточка. Казалось, его разорвало на кусочки, а когда снова стал целым, то изменился. Изменился его взгляд на жизнь. И его взгляд на Челси.
Марк не мог сказать, что его чувство к Челси — это любовь. Та, которая приводит к огромному бриллианту и свадебным клятвам. Он влюблялся так раньше, но в этот раз все было по-другому. Это чувство было легким, уютным, как будто он оказался в ванне с теплой водой вместо джакузи.
Нет, он не мог сказать, что любит Челси, но он скучал, когда она уходила. Скучал по звуку ее голоса и стуку каблуков по его плиточным полам.
Ему нравилось быть с ней. Нравилось разговаривать и заставлять ее смеяться. Ему нравился ее острый ум и чувство юмора. Нравилось, что она считала себя импульсивной, когда явно держала под контролем все вокруг себя. Марку нравилось выражение ее глаз, когда она была решительно настроена сделать что-то по-своему. Особенно ему нравилось выражение ее глаз, когда она была решительно настроена сделать что-то по-своему с ним.
Нет, ему не нравилось это в ней. Он любил это. Любил то, как она трогала его и целовала, и командовала. Он любил то, что она делала своими руками и ртом, и те задыхающиеся тихие стоны, которые издавала, когда он касался ее. Марк любил смотреть ей в лицо, когда был глубоко внутри ее маленького тела. То, как решительность в глазах Челси становилась все более тяжелой, опьяненной, пока он входил в нее. И он так любил тесные объятия ее внутренних стенок, которые сжимали и затягивали, вырывая оргазм из самой глубины его души.
Марк Бресслер был уже не тем мужчиной, что восемь месяцев назад. Он был уже не супер-звездой хоккея. Он не жил на широкую ногу. Им больше не интересовались спортивные журналисты, а многомиллионные рекламные контракты заканчивались. Он был покалеченным бывшим профессиональным спортсменом с ноющими мышцами и большую часть времени нуждался в трости.
Заехав на парковку, Марк поставил машину рядом с лифтом. Казалось, что Челси на это наплевать. Она заставила его снова почувствовать себя живым. Мужчиной. Но дело было не только в сексе. Если бы только в нем, то это смогла бы сделать любая женщина. Это было в том, как Челси смотрела на Марка. Как будто не видела его разбитую жизнь и шрамы. Она оставалась с ним, когда другие уходили. Он не знал, почему. А был просто благодарен Богу, что Челси Росс все еще есть в его жизни.
Прошло два месяца с тех пор, как Марк был в «Кей». Восемь месяцев с его последней игры. Той ночью он сделал хет-трик в игре с «Пингвинами». И думал, что его жизнь — чистое золото. Он был на вершине мира.
И потом сразу же случилось дерьмо. Да, жизнь изменилась.
Марк поднялся на лифте на второй этаж. Время двигаться вперед и не оглядываться на прошлое. Двери открылись, за ними обнаружилась Конни Бейкас — менеджер из отдела премий и компенсаций. Марк знал Конни по своим бесчисленным стычкам с ней из-за сиделок.
— Привет, Марк.
Он придержал для нее дверь:
— Привет, Конни.
— Хорошо выглядишь, — сказала она, прижимая груду папок к груди.
— Спасибо. Я, наконец-то, хорошо себя чувствую.
— Я говорила с Челси Росс. Она сказала, что вы поладили.
Она вполне могла сказать такое.
— Все нормально. Не о чем беспокоиться.
— Отлично. Мы немного волновались, когда увидели ее в мужском пиджаке на вечеринке в честь Кубка несколько недель назад. Мы подумали, пиджак может быть твоим.
Марк взглянул на часы. Он опаздывает уже на две минуты.
— Так и есть. Она замерзла. Невелико дело.
— Хорошо. — Конни зашла в лифт, и Марк убрал руку. — Нам не хотелось думать, что она пытается заработать бонус таким способом. — Конни нажала кнопку и засмеялась, будто сказала какую-то шутку.
Двери начали закрываться, и Марк, раздвигая, надавил на них.
— Какой бонус?
Глава 17
Челси, скучая, сидела за столом Марка и отвечала на письма, пока сам он был на каком-то важном совещании в офисе «Чинуков». Марк не сказал, что это за совещание, так что у нее не было никаких идей по поводу того, когда он вернется. Откинув голову назад, она принялась рассматривать разные фотографии и постеры на стенах.
Ее взгляд задержался на фото, где Хитмэн держал шайбу, на которой было написано «500». Несколько дней назад он сказал Челси, что именно этой шайбой забил пятисотый гол в своей карьере. Челси улыбнулась так, будто понимала всю важность события, и он засмеялся, потому что на самом деле она и понятия об этом не имела.
— Вот то, что мне в тебе нравится, — сказал Марк. — Тебя не впечатляют деньги и слава.
— Ну, я даже не знаю. — Она подумала о бонусе. Подумала, что, возможно, должна сказать Марку о нем, но, казалось, сейчас не самое подходящее время. Не когда он говорит о том, что ее не впечатляют деньги. — Я бы хотела быть настолько известной, чтобы роли в фильмах писались для меня, — сказала она вместо этого.
— Это другое. Это мотивация тем, что тебе нравится делать, а не деньгами или славой, которые может принести работа. Я знаю множество парней, которые гнались за деньгами и славой, когда нужно было думать о повышении своего мастерства.
Челси обвела глазами комнату:
— А тебя деньги не мотивировали?
— Может быть, немного, в самом начале, — Марк пожал плечами. — Но это всегда ошибка.
Вначале и Челси мотивировали деньги, но она бы не назвала это ошибкой. Не теперь. Она влюбилась в Марка, и пути назад уже не было.
Челси встала и подошла к фото, пройдя через серебряные лучи света, струящиеся через закрытые занавески, и подняла руку к холодному стеклу. Посмотрела на улыбающееся лицо Марка и улыбнулась в ответ.
Ее пальцы скользили по гладкой поверхности, и Челси чувствовала себя живой, счастливой. Не было пути назад к тому времени, когда она считала Марка колоссальным идиотом. Слишком поздно. Она любила в нем все. Любила звук его голоса и смех. Любила его запах и прикосновения ладони к ее руке или талии. Любила то, что чувствовала, когда Марк смотрел на нее или просто заходил в комнату. Любила то, что под его твердым панцирем пряталось нежное сердце.
Хотя Челси не знала, что он чувствует к ней. О да, она полагала, что нравится ему. Из всех, с кем он мог бы провести ночь с Кубком, Марк выбрал ее. Но нравится — это не любовь. Челси знала, что ему нравится заниматься с ней сексом, но секс — это не отношения.
Она опустила руку. В желудке прямо под счастливым сердцем связался в тугой узел страх. Челси начинала серьезно подумывать о том, чтобы изменить всю жизнь ради мужчины, которому нравилась. Она никогда не менялась ради мужчины, а сейчас перечислила про себя список причин, которые подтверждали, что остаться в Сиэтле — хороший план. Причин, которые не имели отношения к Марку.
Челси нравился Сиэтл. Нравились ощущения, которые он дарил, и более прохладная погода. Ей нравилось быть рядом с сестрой, и понравилась местная реклама, в которой она снималась. Может быть, имеет смысл снова сходить на пробы на роль в местном театре.
Но не в «Оклахома!». Она не умеет петь, а Марк явно ненавидит мюзиклы. Челси улыбнулась, но ее веселье быстро испарилось. Надо сказать ему о бонусе. Это лежало камнем у нее на душе, и Челси знала, что должна сказать Марку. Надеялась, что когда все объяснит, он не будет делать из этого проблему. Деньги не имели никакого отношения к ее чувствам. Она согласилась на бонус даже раньше, чем встретила Марка. Она влюбилась в него, несмотря на все попытки удержаться от этого шага, но с недавнего времени начала чувствовать, что эти деньги — большой секрет, который она скрывает от любимого мужчины.
Ее внимание привлекло движение в дверях, и она повернулась. Там, опершись плечом о дверной косяк, стоял Марк и глядел на нее. При виде его счастливое маленькое сердце Челси подпрыгнуло.
— Я не слышала, как ты подъехал.
Он сложил руки на широкой груди и смерил Челси пристальным взглядом.
— Десять тысяч долларов — большая сумма. Ты хороша, Челси. Может быть, даже стоишь этих денег.
Она догадалась, что это не комплимент, и почувствовала себя, будто ее ударили колом в грудь.
— Ты говоришь про бонус?
— Ага. — Марк не выглядел злым. И это хорошо. — Мне только что растолковали это дело.
— Я собиралась сказать тебе. — Нет, не злым. Просто закрытым, как раньше, но Челси могла объяснить. Он поймет. — Я просто ждала подходящего момента.
— Подходящий момент был в тот день, когда ты появилась на моем пороге. Прямо там все и прояснить. Или, если это был неподходящий момент, как насчет всех других моментов, когда я считал, что ты здесь, потому что хочешь быть здесь? Как насчет всех тех моментов, когда я строил из себя осла, думая, что ты та, кем не являешься?
— Я тот же человек сегодня, каким была вчера.
— Я не знаю, кто ты.
— Нет, знаешь. — Челси направилась к нему. Она может объяснить. Может все исправить. Она хорошо умела все исправлять. — Я должна была сказать тебе. Хотела сделать это, но, думаю, боялась, что ты не поймешь.
— О, я понимаю. Я понимаю, что ты считаешь меня лохом.
Челси покачала головой:
— Я никогда так не думала.
— Обычно я за милю чую скрытые мотивы, но когда ты появилась, моя жизнь была таким дерьмом, что я не мог нормально думать. Ты использовала свое тело как высококлассная проститутка, и я попался. Я — лох.
Ноги Челси резко остановились в центре комнаты, и все ее тело тоже замерло.
— Что? Я не использовала свое тело. Все не так.
— Все именно так. Тебе нужны были десять штук, чтобы сделать операцию. Я — просто средство получить то, что ты хочешь. — Он выпрямился. — Тебе не нужно было трахаться со мной. Не нужно было так далеко заходить.
Челси задохнулась и снова покачала головой.
— Я не поэтому занималась с тобой сексом. Я пыталась избежать этого, но… — Она подняла руку, затем опустила ее. — Я старалась держаться профессионально.
— Не так уж сильно ты и старалась.
С этим Челси не могла поспорить. Не так уж она и старалась.
— Вначале я была здесь из-за бонуса. Десять тысяч долларов — большие деньги. Может быть, не для тебя, но для меня — большие. — Она ткнула себя в грудь. — Я не просила этого бонуса. «Чинуки» предложили, и я ухватилась за шанс. И не собираюсь за это извиняться. Вначале я была здесь из-за денег. И ты делал все, чтобы усложнить мою жизнь, но я не поэтому спала с тобой. И не поэтому я все еще здесь.
— Тогда почему ты еще здесь?
Не в силах сдвинуться с места, Челси смотрела на него. Закрывшегося от своего гнева и от нее. Она любила Марка. Любила его больше, чем когда-либо любила другого мужчину.
— Потому что я начала узнавать тебя, и ты стал многое значить для меня. — Ее сердце разбивалось, и она ничего не могла сделать, кроме как сказать Марку правду. Ужасающую правду. — Я люблю тебя, Марк.
Он засмеялся, но в этом смехе не было радости. Затем, наконец, Челси увидела злость в его глазах. Холодную, ледяную злость.
— Отличный прием, но я не лох. По крайней мере, не сегодня.
Она только что обнажила перед ним свою душу, а он ей не верит. Как такое возможно? Разве он не видит, какую боль причиняет правда?
— Я не лгу. Я не собиралась влюбляться в тебя, но влюбилась.
— И ты ждешь, что я поверю в это? — Его подбородок напрягся. — Сейчас? После всего?
У нее в желудке и груди смешались гнев, боль и отчаяние, и глаза начало жечь. Под нижними веками собрались слезы, скользнули на ресницы.
— Это правда.
— Слезы — тоже отличный прием. Ты актриса получше, чем я думал.
— Я не играю. — Она стерла слезы со щеки. Боль в животе была слишком настоящей. Он должен увидеть это. Нужно заставить его услышать и поверить. — Я люблю тебя. — Челси ткнула пальцем в его сторону. — Ты заставил меня полюбить себя, хоть я и знала, что это очень плохая идея. Ты заставил меня все полюбить в тебе. — Она опустила руку. По щеке скатилась еще одна слеза. — Ты заставил меня полюбить тебя сильнее, чем я любила кого-нибудь в своей жизни.