Чужое имя больно резануло по нервам, напомнив о реальности. Моя ложь встала меж нами непреодолимой преградой, и этого было не изменить и не исправить. Я лгал своему единственному, я весь состоял из фальши, а потому не имел права жаловаться на постигшую меня божью кару. Мое имя, рассказы о чужой семье, а теперь еще и беременность, - как смогу я во всем сознаться? Предстать перед Рени обманщиком, утратить доверие, остаться в его памяти презренным мошенником, способным ради денег на любое коварство?
-Прости... - на улице шел дождь, и я мог позволить себе такую роскошь, как слезы, - я не могу быть тебе парой. Забудь меня, Рени...
Резко обернувшись, он сжал меня в железных объятиях, отчаянно целовал мокрое лицо и соленые от слез глаза, задыхаясь от боли... О, Юйвен, я не прошу пощады, я заслужил эти муки, но помоги моему любимому! Пусть он забудет меня и найдет настоящее счастье!
Всю ночь мы не спали, в последний раз прикасаясь друг к другу, прощальные ласки пронизаны были тоской расставания, и мы как сумасшедшие предавались любви, вкладывая в каждый поцелуй всю рвущуюся на части душу... Я ненадолго забылся только под утро, а проснувшись, увидел рядом пустую подушку, а на столе красивый кожаный кошель с золотыми монетами, бриллиантовое ожерелье и маленькую записку, сложенную вдвое.
"Эйлин, прости, не смогу проводить тебя, ибо видеть, как ты уезжаешь, мне не по силам. Во дворе тебя ждет карета, кучер предупрежден, он доставит тебя до дорожного дилижанса. Я заказал для тебя самое лучшее место, билет оплачен до вашего городка. Возьми эти деньги, это не плата за твою любовь, и не унижение, как может показаться, это моя безмерная тебе благодарность. Ты стал для меня светом и счастьем, таким навсегда и останешься. Все в этом доме твое, так что бери все, что хочешь, без всякого стеснения. Ты знаешь, где меня найти, я буду ждать тебя и надеяться снова увидеть. Я не забуду тебя, мой любимый".
Не знаю, как долго я просидел в прострации, бездумно глядя на прощальную записку, пока Рити деликатно не постучал в дверь, напоминая о времени. Я молча оделся, выбрав из вороха купленной для меня одежды самый скромный дорожный костюм, взял приготовленную накануне сумку, отсчитал из кошеля десять золотых монет, бережно сложил бесценный для меня клочок бумаги... Взять бриллианты, равно как и деньги, я просто не мог, даже если бы моя семья умирала с голоду...
-Рени, прощай!... - слезы душили, но я не позволил им вырваться, крепко зажав боль разлуки глубоко внутри, судорожно стиснул в руках сумку и спустился в гостиную, горестно замерев при виде выстроившихся у выхода слуг. Рити отчаянно плакал, не скрывая печали, повар сунул мне в руку коробку с едой. Я поклонился всем со словами благодарности и, не оглядываясь, быстро пошел, почти побежал к ожидавшей меня карете.
Снова начался перемежившийся было дождь. Глядя в окно, я наблюдал, как поместье Реналя медленно удалялось, скрываясь за серой пеленой ненастья, не понимая, почему так сильно дрожит и расплывается окружающий карету осенний пейзаж...
Глава 25
Эвальд люн Кассль
Длинная дорога вымотала меня и физически, и морально. Я плохо ел и мало спал, вдруг разом утратив и аппетит, и сон, тем самым нарушая все рекомендации королевского акушера. Место в дилижансе действительно было хорошее, теплое и удобное, но даже это не спасало меня от чудовищной усталости, овладевшей телом уже на третий день долгого пути. Спину ломило, ноги отекли, и я не понимал причины этого, ведь совсем небольшой срок беременности никак не мог вызвать такие явления. Мы останавливались на ночлег в постоялых дворах, я наскоро ужинал, не различая вкуса поданных блюд и ложился в постель, но сон не шел, и я ворочался до полуночи, обуреваемый тоской и невеселыми думами о прошлом и будущем.
Правильно ли поступил, не взяв оставленные мне Реналем деньги? От этих мыслей разламывалась голова и к глазам подступали слезы, - как вернусь домой с пустыми руками, как гляну в глаза отцу и братьям, что скажу Мичи и остальным зависящим от нас людям? Но чем больше я думал об этом, тем яснее осознавал, что ни за что на свете не поступил бы иначе, - чтобы не потерять себя, не утратить достоинства, не лишиться чести и совести - единственного истинного богатства бедняка, без которого само существование полностью теряло свой смысл.
-Отец поймет, - исступленно шептал я в темноту ночи, - братья поймут. Как я по ним соскучился! Все ли у них в порядке, хорош ли был урожай, и благополучно ли они пережили прошлую зиму, пока я наслаждался теплом и уютом, купаясь в роскоши?
Мы ехали тем же маршрутом, что и тогда, с караваном в Чонгун, и память услужливо подсовывала мне ненужные сейчас воспоминания, терзавшие меня неизбывной тоской. В одном из постоялых дворов, дня за три до прибытия на конечный пункт, в общей зале стояло большое зеркало. Глянув в него, я не узнал себя в посеревшем измученном парне, испуганно смотревшем на меня из далекого мутного зазеркалья.
-Так не пойдет, - осуждающе прошептал я своему отражению, - ты не можешь предстать перед своей семьей в таком ужасающе неприглядном виде! Они ждут тебя, радуясь предстоящей встрече, а ты насмерть перепугаешь их унылым лицом и бледной худобой впалых щек, и это не считая того, что не привезешь денег! Возьми себя в руки, безвольный дурак, ты теперь не один и не имеешь права быть таким эгоистом! Как бы ни было горько и больно от невозвратной потери, ты должен забыть Реналя, он не пара тебе, и ты никогда его больше не увидишь. У тебя есть о ком думать, так что перестань изображать из себя мученика и отправляйся на ужин! Съешь все, что подадут, и ложись спать! И чтобы завтра же я увидел в этом зеркале тебя прежнего - веселого и жизнерадостного оптимиста Эвальда люн Кассля!
Погода на юге была не в пример лучше, чем в столице, и это тоже радовало глаз и сердце, я даже заставил себя улыбаться, глядя в окно на проплывающие мимо еще почти зеленые леса, ласково освещенные теплым солнышком.
-А ты повеселел, парень, - приветливо обратился ко мне один из попутчиков, - ожил, видно родные места почуял. Давно дома не был?
-Давно, - вздохнул я. - А вы, господин?
-Нет, я туда и обратно, по неотложным делам был в столице.
-Скажите, как простояли здесь весна и лето? Хороший ли был урожай?
-Я в деревенских делах ничего не смыслю, - улыбнулся попутчик, - но вот товарищ мой, он купец, говорил, что таких урожаев давно не бывало! Крестьяне воспряли духом, тем более, что чонгунцы теперь стали не врагами, а покупателями. Все в прибыли, и хозяева поместий, и торговцы зерном и картофелем!
Хорошие новости обнадежили, и я почувствовал себя гораздо увереннее. В день прибытия в наш приграничный городок я в первый раз за все время пути распаковал свою сумку, решив переодеться перед встречей с родными в свежую тунику. Чтобы найти нужную вещь, мне пришлось основательно покопаться в своем багаже, и пальцы вдруг замерли, нащупав на дне незнакомый плотный кошель из гладкой дорогой кожи. Недоумевая, что бы это могло быть, я выудил не принадлежавший мне предмет на свет божий, открыл и застыл в изумлении - все подаренные мне Реналем драгоценности лежали тут аккуратно сложенные, каждая в отдельном мягком мешочке, вот потому-то я и не обнаружил их раньше, - они не издавали свойственного им серебристого звона, как непременно случилось бы, лежи они вместе.
"Предполагая, что ты ни в коем случае не согласишься принять от меня эти побрякушки, я взял на себя смелость самовольно засунуть их в твой дорожный короб, - писал Реналь в приложенной к бриллиантам записке. - Это все твое, мой хороший, и никто никогда не наденет ни одного из этих украшений, кроме тебя! Не вздумай считать себя обязанным мне за эти мелочи, ибо то, что ты сделал для меня, не измерить никаким золотом и сверкающими камушками! Моя спасенная тобой жизнь принадлежит тебе, любовь моя, помни об этом."
Вещичка упоительно пахла Рени, и я не выдержал. Ткнулся лицом в дорогую кожу и дал волю слезам, позволив себе выпустить на волю так долго сдерживаемую боль и отчаянье...
***
А у почтовой станции я с изумлением увидел напряженно застывшую в ожидании высокую фигуру Мичи. Казалось, он не дышал, и на его лице жили только глаза, жадно всматривавшееся в каждого путника, выходившего из дилижанса.
-Мичи? Ты как здесь? - радостно окликнул я, резво спрыгивая с последней ступеньки. - Меня встречаешь? Но откуда ты узнал, что я сегодня приеду?
-Эви, наконец-то!.. - вихрем бросившись ко мне навстречу, с восторгом в голосе выдохнул он. Подбежал и обнял, крепко прижав к своему плечу. - Четвертый дилижанс встречаю, думал, что уж и с этого не дождусь тебя! Как ты, малыш? - отстранив меня на расстояние вытянутой руки, он жадно вглядывался в мое лицо. - Похудел, побледнел, стал еще красивее!.. О, великий Юйвен, спасибо тебе за великую радость, за то, что вернул нам нашего Эвальда! Как же хозяин обрадуется! Он так тосковал по тебе, так расстраивался! Негодник, ты ведь почти самовольно из дома удрал и отца не послушал! Слава небесам, жив, здоров...
-Мичи! - прервал я поток его нескончаемой радости. - Хватит про меня, лучше скажи, все ли дома в порядке? Крыша не рухнула зимой вам на головы?
-О, тебя ждет столько новостей! - захлебывался словами обычно сдержанный и спокойный наш управляющий. - Вот ведь как бывает несправедливо, если бы только я знал тогда, год назад, когда мы с тобой так неожиданно встретились в таверне, с чем приехал к хозяину Альвину твой альфа!.. Или явился бы тот господин на месяц пораньше, тебе бы и вовсе не пришлось никуда уезжать!
-О чем ты? - непонимающе воззрился я на взволнованное лицо Мичи. - Разве не письмо от знакомого из столицы доставил тогда отцу господин Кайрат?
-Поедем скорее, ты сам все увидишь! Да и не хочу портить сюрприз, потерпи уж до дома, не расспрашивай, ладно? Хозяину будет что рассказать своему старшему сыну! - он схватил меня за руку и потащил к коновязи, но вдруг резко затормозил и с волнением взглянул в мое лицо. - Эвальд, эээ... вот я дурак... как же спросить-то? Ты ведь... ты, часом... не после...хм...родов? Я верхом приехал, не будучи уверен, что встречу тебя, коляску не брал, а тебе, может, нельзя еще... на коне? А, что скажешь?
-Нет, все в порядке, - рассмеялся я, наблюдая за его смущением, - я абсолютно здоров и могу проскакать на коне хоть до столицы Чонгуна. Поспешим, Мичи, я очень хочу увидеть отца и братьев, а также все те таинственные сюрпризы, о которых ты тут говорил с таким многозначительным видом! Что, где моя лошадь, почему здесь только одна? А, ты не взял? Ну и ладно, разве же в первый раз нам ехать с тобою вдвоем?..
Позволив обнять себя, я крепко прижался спиной к груди Мичи, сгорая от нетерпения узнать, что же случилось в нашем замке за время моего отсутствия. Но то, что открылось глазам с небольшого взгорка, откуда родной дом был виден, как на ладони, превзошло все мои ожидания...
Замок выглядел великолепно, - новенькая кладка древних стен придавала ему вид нарядный и праздничный, сверкающие купола башенок довершали чудную картину достатка и обустроенности, вычищенный парк и подъездная аллея радовали глаз. Беседки, решетчатая ограда, аккуратно подстриженные лужайки, яркие цветы на осенних клумбах, - все это напомнило мне очаровательные окрестности поместья Реналя.
-Как вы смогли сделать это? Когда починили замок? Где взяли деньги? - ошеломленным шепотом выдохнул я. - Это же надо немало иметь, чтобы и замок, и парк... Как? Откуда? Я слышал, что урожай был невероятно щедр, но все равно этого было бы недостаточно. Неужели в прошлую осень кто-то прислал отцу целое состояние? Может ли статься, что дед, наконец, поимел совесть, и вспомнил о своих родственниках? - Наверно, я долго еще вопрошал бы пространство, но тут ворота открылись, и на пороге показался отец, провожавший лучшего гарнизонного лекаря, и я с радостным нетерпением поспешил ему навстречу...
Реналь лан Эккель
Я жил, как заведенный, не давая себе передышки. Только так я мог дышать, думать, действовать. С утра до позднего вечера мы принимали чиновников, выслушивали мнения и устраняли возникающие споры, усовершенствовали систему законодательства, рассматривали предложения и вносили в них свои поправки, с тем, чтобы потом, в королевском Совете, утвердить и дать им путевку в жизнь. Наладили торговлю с соседними королевствами, в том числе и с Чонгуном, сделав им специальные скидки в ценах, заручились поддержкой вождей племен, усилили армию. Формально король еще считался нашим повелителем, но передача трона и коронация были не за горами, все это знали и готовились, всяк по-своему. Одни министры откровенно унижались перед будущим молодым правителем, опасаясь лишиться теплого места, другие откровенно радовались новому веянию, исходившему из дворца.
Вейр и законный супруг Наследника неплохо ладили между собой. Оба обладали цепким житейским умом омеги и весьма активно помогали своему влиятельному господину в решении государственных задач. Видя все это, за будущее Принца можно было не опасаться, чего я не мог бы сказать о своем собственном. Жить с Ильваром я не хотел ни при каких обстоятельствах, особенно после всех драматических событий последнего года, раскрывших мне в полной мере его змеиную сущность. Я вообще не знал, как с ним поступить, и отправил пока от себя подальше, хотя он и умолял меня не делать этого. Вопрос с его отцом тоже был весьма спорным, и мы ломали голову, каким образом уменьшить в Совете влияние Первого министра, одновременно не раздразнив дремлющего дракона в лице его многочисленных еще сторонников.
По вечерам, когда столица и двор затихали, и все расходились по своим домам, мне делалось особенно паршиво. Вначале я пытался заглушить свою чудовищную тоску привычным способом, посещая Дома развлечений, но вскоре понял, что на сей раз это не сработает. Песни и танцы омег не шли ни в какое сравнение с музыкальным талантом Эйлина, их старательные попытки развлечь посетителя только раздражали, ухудшая и без того скверное настроение, телесная близость не доставляла удовольствия, заставляя чувствовать себя предателем. Я скучал по Эйли, и чувство это не уменьшалось со временем, как логично было бы предположить, но становилось сильнее. Тогда я перестал бороться с собой, сел в карету и поехал в поместье, где долго бесцельно бродил по его комнатам, сидел на нашей постели, где столько раз мы безумно любили друг друга, трогал пальцами струны бузуки, без конца вспоминая каждую мелочь...
-Хозяин, я убирал в библиотеке, и поднял с пола листок, - робко постучал в дверь горничный Рити, - это Эйлин писал. Я не выкинул, подумал, может быть, вам будет интересно...
"Как повысить урожайность овса и ячменя..." - тонкий изящный почерк моего любимого. Зачем ему это, сыну мастерового человека, промышляющего конскими сбруями? Нет, не похож Эйли на кожевенника, он вообще не похож на простолюдина... Как я мог отпустить его, не узнав, что действительно привело его на столичный Аукцион? Он не раз говорил, что его семья в бедственном положении, но почему же не взял деньги, которые я оставил ему в то утро? Кто он на самом деле и почему предпочел уехать от меня с пустыми руками? Хорошо еще, что мне пришла в голову мысль запихнуть ему в сумку те побрякушки...
Вопросы мучили меня, и я ломал над ними голову до одурения. "Как же я позволил ему уехать, сделав лишь слабую попытку удержать возле себя? Почему не проявил настойчивости? Он ведь тоже любит меня, но почему не остался? Почему не доверился мне, не открыл правды?.."
-Ваша Светлость, вас спрашивает странный человек, - прервал размышления дворецкий, - грязный и измотанный, мы не решились его провести в дом и оставили в крыльце. Говорит, что служил вашему тестю, и теперь в бегах.
-Я поговорю с ним, - быстро вскакивая, воскликнул я, - проводите в гостиную. Но сначала накормите, раз говорит, что в бегах, наверняка голодный. Я спущусь через некоторое время, пусть спокойно поест.
Человек был измотан до крайности. Слуги дали ему умыться, и лицо его было чистым, но одежда и обувь совершенно пришли в негодность, в рваные дыры проглядывало тело, и это почти по зимнему времени! Увидев меня, он испуганно вскочил со стула и упал на колени.