- Помнишь, этой весной, в марте, кажется, наш класс выиграл путёвку в Санкт-Петербург?
Котька расплылся в ностальгической улыбке, вспоминая. Конечно, он помнил это грандиозное путешествие. Именно тогда они со Светкой впервые поцеловались в Петергофе на берегу Финского залива. Такие понты! А потом ещё в автобусе квасили, довели класснуху до нервного срыва. Но водка спасёт всех, даже нервную Ларису Петровну. В общем, пили они с Лариской от Великого Новгорода до Москвы и такого понаслушались о жизни престарелой бюджетницы! На всю жизнь советов хватит и себе и тому парню.
- Ага, помню, - довольно хмыкнул Котька, но тут же что-то кольнуло - взгляд Верни был тяжёлым и печальным, хотя губы его упорно улыбались. Несостыковка была капитальная и какая-то шизоидная. Так, словно Верни хотел смеяться над тем, что не мог заплакать. – И? – каким-то не своим охрипшим голосом выдал Котька.
- Я перешёл в ваш класс только в начале учебного года, поэтому меня забыли внести в списки, и я не поехал. Мама тогда очень постаралась, чтобы наш класс выиграл путёвку: у неё знакомые в администрации есть. Но я ей не сказал, что не ездил, чтобы не расстраивать. Никогда не видел Петербурга, и, наверное…
- Это не из-за списков, - оборвал Котька и, похрустев пальцами, вновь встал на ноги. Да, процесс пошёл.
Верни говорил, а Котька всё глубже и глубже погружался воспоминаниями в тот день, когда он увидел эти чёртовы списки и суетящуюся радостную Лариску: «Вова, обзвони тех, кого я пометала галочкой, предупреди! Никогда в жизни ничего не выигрывала, а тут такая радость! Только не забудь, Вова. Хоть на старости лет-то съездить на халяву!»
- А из-за чего? – плед съехал с тощего плеча Верни, и Котька хотел было поправить его, но быстро отдёрнул руку, поняв, что должен сказать ему. И как это будет тяжело. Впервые было тяжело говорить.
- Я должен был позвонить, но не стал, - едва слышно буркнул он. Так, словно слабость звука должна была сгладить силу произнесённых слов. Не сгладила.
- Почему? – спокойно спросил Верни. И опять посмотрел своими всезнающими глазами. Прямо в мозг. Котька на автопилоте пожал плечами. Было и стыдно и страшно и очень-очень грустно оттого, что ничего уже не вернуть, даже если очень захотеть. Это теперь он умный, это теперь он считает Верни нормальным парнем, даже очень здоровским парнем. А толку-то?
- Почему? Да потому что не хотел, чтобы ты ездил с нами, - глухо ответил Котька и исподлобья посмотрел на Верни. Он ждал его осуждения, чтобы закрыться по привычке. Мать всегда орала на Котьку, если он что-то делал не так. И однажды он просто перестал слышать то, что говорится на повышенных тонах – всё равно ничего нового и приятного не услышит. Но Верни просто опустил голову и поправил плед.
- Я понимаю, - тихо сказал он и улыбнулся. – Трудно влиться в сформировавшийся коллектив, да и я никогда не старался.
Уму непостижимо! Котька плюхнулся на пол и закрыл лицо руками. Инопланетный посланник его ещё и оправдывал, посмотрите на него. Сам чуть не ревёт от обиды - ну Котька-то бы уж точно ревел ночью под одеялом – а у него прям совсем не виноват получается. Что за глупость? Он же себя совсем гадом чувствует теперь. Хотя так, наверное, оно и есть. Но никаких пособий по идиотизму ещё не выпускали, потому трудно говорить наверняка, без отсыла к уважаемым господам присяжным.
- Да не в тебе дело! – сорвался Котька. Правильно, лучшее средство защиты – нападение. А Верни заставил его не только вспомнить про эту дурацкую ручку, даже Светка про неё не знала! А ей Котька всё всегда рассказывал. Ну может не совсем всё - зазнается ещё. А теперь вот этот блаженный гуманоид ещё и думать его заставляет о своих прегрешениях. А он-то искренне верил, что их нет, тем более таких, реальных, недетских, да какое там, жестоких, очень жестоких.
Верни спокойно смотрел на раскрасневшегося Котьку и ждал его слов, без улыбки, как истинный инквизитор, честное слово. «Казнить нельзя помиловать» - запятые ставить будем после того, как выслушаем всех свидетелей.
- Дело в том, что я не хотел, чтобы ты там был, - чуть тише продолжил Котька, расхаживая взад и вперёд по комнате, совсем свихнулся из-за этого Верни. – Ты меня бесил, просто до чёртиков.
Верни вмиг стал бледным как полотно, так, словно где-то там у него был кран, который открыли, и вся кровь в одно мгновение вытекла из этого тщедушного тела. Идиотское сравнение, грустно подумал Котька. И без того у Жени проблемы с кровью.
- Это из-за внешности? Из-за волос? - убитым голосом спросил он и нервным движением провёл по голове, как бы стряхивая что-то. Но стряхивать было нечего. Ровный короткий ёжик. Светло-русые волосы. С нормальной причёской Верни выглядел бы очень смазливо, из-за своих невозможных глаз и по-девчоночьи узкого подбородка. Да он и так выглядел вполне себе ничего, вот только бледность ему не шла, будто и неживой вовсе, восковая кукла.
- Да не из-за волос, - Котька понизил голос почти до шёпота. Непроизвольно, так получилось. Очень уж стыдно было ему говорить на эту тему. В глаза говорить всегда трудно. – Хотя и из-за них тоже… но не то, что ты подумал. Просто ты был таким странным, не таким, как все остальные. И меня это нервировало, как соринка в глазу, а хотелось оттянуться спокойно.
Котька опять врал, но как-то так, что и сам не понимал, где и в чём. Верни действительно его нервировал, но разве он мог сказать, что думал о его болезни и днями и ночами, но без сочувствия, а с безумным азартом? Как врач-недоучка: так, посмотрим, что там у тебя болит, угадал ли я или промахнулся? Не СПИД ли? И хотелось, чтобы был СПИД. Но не у Верни именно! Котька никогда никому не желал зла. Нет, вообще в природе, у кого-то, кого можно увидеть, услышать, тут, близко, а не по телеку в дурацких всяких фильмах и страшных передачах для подростков. Но рассказать об этом невозможно, потому что Верни будет плохо. А с некоторых пор, Котька уже и сам не знал, с каких, ему жуть как хотелось, чтобы Жене было хорошо. Наверное, потому что когда он весёлый, с ним очень здорово.
- Ты боялся заразиться? Я знаю, многие боятся, - ровный голос рассудительного Верни окончательно взбесил Котьку. Да как можно всё о себе знать и спокойно относиться к ошибкам других?! Нужно же было что-то с этим сделать! Котька удавился бы, если бы кто-то посчитал его заразным. Даже когда он болел ветрянкой в детском саду, то очень опасался, что с ним не будут дружить после. Но все стали, потому что Котька растрындел о своей болезни, как о каком-то космическом вирусе, который был послан только ему для проверки выносливости. Такой маразм, если честно. Но все поверили, и очень уважали потом.
А Верни сидел и молчал, доказывая всем, что они правы в своём идиотизме. И ведь невдомёк, что если он ходит в школу, то ничего заразного в нём нет. Любят же всякие сказки, сплетни и слухи, хлебом не корми, дай кого-нибудь побояться, а то скучно жить станет вдруг. Но Котька и сам, конечно, недалеко от них ушёл. Они хоть чисто по-человечески боялись, а он что делал? Манию величия чесал.
- Ну ты совсем ненормальный! – Котька смотрел на Верни во все глаза и не мог поверить, что в мире могут существовать такие странные люди. – Ничего я не боялся, я ж не тупой. Ты в школу ходил, от тебя училки все попадали, я просто хотел разгадать твой секрет и всё…
- Секрет? – беззвучно переспросил Верни. И задумчиво уставился прямо перед собой. – Лариса Петровна знала, что со мной. У неё можно было спросить или у меня. Я бы тебе рассказал.
Котька усмехнулся, ну совсем с нервами беда. То стыдно просто до колик, то смеяться хочется над наивностью нового двуногого друга. Друга? Вот это реальное попадалово…
- Ну ты сама наивность, честное слово, - он сел на диван рядом с Верни и, протянув руку, легонько постучал тому по голове – очень уж сильно захотелось к нему прикоснуться. – А как же инстинкт следопыта?
Верни улыбнулся, уголками губ, но это было уже что-то. Как-то слишком затянулся этот трудный разговор, пора что-то менять, решил Котька. И сама судьба дала ему шанс, такая зараза.
- И какие были версии? – Верни непроизвольно подался вперёд, но не для того, чтобы услышать страшную тайну, а просто хотел устроиться поудобнее в своём чудо-коконе. Но Котька воспринял его движение иначе. Резко обхватил за тонкую шею и прижал к себе, засмеявшись.
- Я думал, что ты инопланетянин, зомби, и восставший из ада! Ещё я думал, что ты зарыл труп бабушки-кошатницы под своим окном и теперь скрываешься от всевидящего ока милиции, - перечислял он, пытаясь ухватить сопротивляющегося Женьку за бок. Но поскольку тот был завёрнут в плед, добротный такой, непрокусываемый, у Котьки ничего не получалось. И он только фыркал от какого-то внезапного вспыхнувшего истерического веселья. – Это мои самые откровенные фантазии, зацени, Верни! Впервые в эфире!
Они ещё повозились некоторое время, а потом Котька услышал хриплое дыхание в груди Жени и, осторожно обняв его за плечи, прижал к себе, словно тем самым мог остановить всё плохое.
- Ты такой мелкий, прям как игрушечный, - сказал он, с замиранием сердца глядя на покрывшиеся нездоровым румянцем скулы Верни. Опять температура поднялась. Поиграли, называется, в детскую игру, чтоб время занять, только разволновались.
- Меня мама в детстве сусликом называла, - тихо, улыбаясь, сказал Женя, и положил голову на плечо Котьке. Вот тебе и инопланетное чудо, доверчивое такое, прям как не парень, так прижался… Да и фиг с ними, с этими условностями. Хочет, пусть так сидит! Котька не станет плечо убирать, ни за что на свете.
- Почему сусликом? – может, ещё рукой погладить по голове? Вроде бы ёжик, а всё равно волосы мягкие. Приятно елозить пальцами туда-сюда. Никого так не хотелось трогать раньше. Всё такое странное… новое, и сердце в груди всё скачет и скачет, не может успокоиться, а сидят вроде бы почти не двигаясь. Все эти нежности со Светкой смотрелись бы идиотски, а с Верни можно, потому что он не девчонка, и ничего не подумает лишнего про любовь до гроба. Любят же эти девчонки всё усложнять, оно и так непросто даётся.
- Потому что я всегда руки поджимал к груди, вот так, - Верни выпрямился на диване, и Котька со скипом убрал ладонь с его головы. Плевал он на сусликов, и вообще… голову верни на плечо! Но суслик из Верни получилась реальный, даже прям хохотать захотелось. Очень артистично показал. А потом опять погрустнел. – Мама устала от меня за годы моей болезни. Всё суетится, суетится, а внутри камень. Иначе нельзя жить, люди хрупкие создания. Согласись?
- Ни черта они не хрупкие, - хмыкнул Котька и сам притянул Верни к себе, завтра подумает над тем, почему он это сделал, а сегодня всё через одно место, так пусть уж до конца так будет. – Люди, они очень сильные, Женька! Вот я, например, сколько меня в морду ни били, никогда не ревел. А Рыжий ревел. И не один раз.
- Это потому что он у тебя ручку украл.
- Это-то тут причём? Просто он слабый, и боль плохо переносит.
- Боль можно перенести, а предательство нет. Это душа гниёт, и никакие лекарства ей не помогут. Ты знаешь, что он у тебя ручку украл, он тоже это знает. Но, поверь мне, ему намного тяжелее и больнее.
Котька опять погладил Верни по голове, скользнул кончиками пальцев по ушам. Уши у него были забавные: маленькие, твердые, очень аккуратные и чуть-чуть вытянутые вверх, как у эльфов. Верни мог носить любую причёску с такими ушами, даже этот свой вечный ёжик, в отличие от лопоухого Котьки.
- Ну может и тяжелее, его никто не заставлял переть у меня ручку, - хмыкнул Котька, что-то мысли все путались в голове. Нужно либо на серьёзную тему говорить, либо уши эти трогать, очень уж отвлекают. – А меня отец Котькой называл, когда я мелкий был, «Котька-спиногрыз». Я даже не знаю, почему.
Верни чуть повернул голову, не стал из-под руки выбираться. Лицо Котьки расплылось в улыбке – понял, что Жене нравятся его прикосновения, и тоже не хочется, чтоб они прекращались. Вот тебе и шутка юмора. Был бы Верни девчонкой, то сейчас бы и поцеловались, так прям близко, дыхание чувствуется на лице… подумал вдруг Котька и замер, глядя в большие светлые глаза. В расширенных зрачках даже себя увидел. А Верни мог бы его поцеловать, запросто, просто чуть податься вперёд, он же… И почему забыл?
- А ты похож на кота, - смутившись от Котькиного взгляда, промямлил Верни, - формой глаз... – он осёкся и чуть отстранился. Котька тоже молча отсел. Больше не смотрел на Верни, не трогал.
Котька растерянно шарил взглядом по комнате, стараясь не думать о том, что всего минуту назад, он хотел… нет, он был готов, нет! Опять не так! Да он почти поцеловал парня, и пусть не совсем нормального, и кругом замечательного, но это всё равно была катастрофа.
- Вова, - тихо, вновь улыбаясь, - я не буду к тебе приставать, не бойся. Для этого у меня есть другой человек.
Котька отпрыгнул от Верни, как ужаленный. Вскочил на ноги, и резко оправил на себе одежду.
- А мне-то что? – издав нервный смешок, язвительно выдал Котька. – Где же он сейчас, этот человек?!
Верни продолжал улыбаться, словно издеваясь над Котькиным бешенством. Придурок гуманоидный! Лучше бы вообще его не встречать, так спокойно всё было, так просто и понятно. Жизнь катилась и катилась, а Котька сидел в своей норе и мог предугадать каждую свою реакцию. Ответить за каждое слово! А теперь?
- Вова, ты слишком многого хочешь, - спрятав улыбку, сказал Верни, и его спокойствие и уверенность резанули Котьку сильнее всяких издёвок про ревность и прочую чушь, которую он ожидал услышать. – И мои решения мы не обсуждаем, - жёстко, глядя Котьке в глаза.
Вот это отношение. Общество потребления, честное слово. И сразу вспомнилось то, собственно, зачем он здесь, и дурацкие эти пять тысяч. Красная цена Котьки. Или Верни? И что-то заныло в груди от одной только мысли - почему не сделал по-человечески? Сразу после того разговора в туалете можно было пойти вместе домой, поговорить… И всё то же самое, только без этих дурацких условий и границ. Да невозможно это, сказка, ни за что на свете Котька не пошёл бы домой с Верни тогда, а теперь уже поздно, осталось четыре дня, а потом они вновь разбегутся.
- Да, я помню, - шмыгнул носом Котька, и посмотрел в окно. Там уже был вечер. – Мы сегодня куда-нибудь пойдём?
Он только мельком глянул на Верни, всё ещё злой, обиженный, потому наверное, это выглядело очень уж резко. Когда Котька злился, то в зале тушили свет. Светка убегала домой вся в слезах, мать не входила к нему в комнату, Рыжий молча сидел рядом и боялся пошевелиться лишний раз. И только тщедушный гуманоид с неизвестной планеты смотрел на него с сожалением и какой-то понятной только небесным созданиям растерянностью.
- Нет. Если хочешь, можешь идти домой, на сегодня программа выполнена.
Верни потрогал свой лоб – пальцы его слегка дрожали, немного поморщился и стал удобнее устраиваться на диване. Плед сполз на пол, когда они возились. Домашний уютный плед. Именно такими пледами заботливые матери укрывают своих заболевших детей, готовят всякие компоты и морсы, проверяют температуру, и несут этот идиотский бред про собачку, у которой болит, про кошку, у которой тоже нелады со здоровьем, а вот у её сыночка всё будет тип-топ, только нужно выпить эту горькую фигню. А мамы Верни не было рядом, только плед, да Котька со своим гонором и неуместной злостью. Да уж, засада.
- У тебя есть малина или мёд? – спросил он, и сразу стало легче. И он опять рулил процессом, в конце концов, кто тут за няньку сегодня?!
Часть 3. "Будь как дома, путник, я ни в чём не откажу".
Домой Котька вернулся в одиннадцать вечера, уставший, но довольный и собой, и вообще всей ситуацией. Верни смотрел на него как на спасителя, когда он размешивал малину в чае, потом ещё бухнул туда лимон, мяту и корицу. Вычитал рецепт где-то между объявлением о приёме на работу и рекламой горящих путёвок.
И что в этом такого? Ну умеет он лечить всякие простуды, на собственном опыте знает, что это такое, когда плохо, и вроде народ рядом: и мать придёт сочувствовать, и бабуля заглянет сказать своё веское слово, и какие-нибудь ещё соседки набегут – любят у нас проблему всем миром решать, а толку от этого народу в итоге никакого, одна суета. Потому работает метод «помоги себе сам». И помогает, а куда денешься?