Вера в сказке про любовь - Евгения Чепенко 8 стр.


У меня вышло улыбнуться довольно беспечно.

Стоит ли упоминать, что сразу же после окончания чаепития, я занялась поисками описания развития детей по возрастам. На этот раз находки вышли куда как интереснее и подробнее. Во-первых, обнаружила чудесный центр абилитации и развития и негосударственный благотворительный фонд, почитала отзывы, рекомендации. Во-вторых, наконец, конкретнее изучила с какими вопросами приставать к Тёмке во время следующего свидания. Что это самое свидание может не состояться, мне даже в голову не приходило.

Существовала мизерная вероятность, что Карина, несмотря на отсутствие важных данных о Хуане и его отпрыске, права, и во мне банально видят безотказную няньку. Однако, положа руку на сердце, признаюсь, мне было наплевать. Тём неожиданно оказался тем азартом, тем вызовом, который не дает разуму успокоиться, не дает заняться поисками другой головоломки, пока не решена текущая. Это не малец был бонусом к шикарному папе, это батя интуитивно воспринимался как бонус к загадочному разуму мальчишки.

Сделав вопиющее с точки зрения любой здоровой молодой женщины заключение, я рассмеялась. Материнский инстинкт как дрых, так и продолжает дрыхнуть, либидо бунтует, но в пределах разумного, зато мозг предвкушает работы. Неудивительно, что я не замужем и сплю с Эдиком из тумбочки. Тетя Галя права, убеждая маму, будто добропорядочной жены из Верочки не выйдет. Ни добра, ни порядка во мне с годами не прибавляется. Одни убытки и дурь… Мно-ого дури.

Я как раз непроизвольно потянулась по логической цепочке к кустам конопляника, когда в библиотеке без предупреждения возник ОН. По-крайней мере женщины так всегда пишут «ОН». От него коленочки трясутся и на седьмом десятке, его взгляд приковывает, его голос заставляет терять дар речи, его шутки вызывают приступ истеричного пугающе счастливого смеха, его фигура видится наяву сладким леденцом. Он может быть несовершенен внешне, но его внутренности заставляют женщину хотеть его целиком, всего, сразу и до гробовой доски.

Возникшие на мою погибель ВНУТРЕННОСТИ возникли в сопровождении директора и очевидно представляли из себя чьего-то папу. Германович так и сказал:

— Знакомьтесь, наша библиотекарша.

— Библиотекарь, — поправила я, поднявшись со стула и склонив голову в вежливом приветственном поклоне.

— Да-да, — отмахнулся от меня Германович. — Студенты обожают здесь бывать. Так же как и в случае со спортивным залом, библиотека пользуется популярностью. Вера Поликарповна не боится экспериментировать, брать для своих часов совершенно неожиданные и интересные темы. К слову сказать, это о ее следующем занятии пытался выведать у нас ученик старших классов…

— Ну, Васнецов, — рассвирепела «библиотекарша», чем вызвала непроизвольную улыбку на лице посетителя и его мимолетный заинтересованный взгляд.

— Пойдемте дальше.

— И?

— Я упала на стул, как только директор дверь закрыл.

— Погоди, — насторожилась подруга. — Не разводишь? Это реальный мужик был или ты мне зубы заговариваешь?

— Я себе зубы заговариваю! — возмутилась я. — Стою в кедах и понимаю, что организм требует срочных модификаций: штукатурка, укладка, тряпки и каблук. Высокий каблук. Кар, очень высокий каблук. Оголодала я, видимо, рано на безмузчинковую диету села.

— А Хуан?

— Не вспомнился.

— Ох, ты! — выдохнула Карина. — Дай-ка угадаю. Дверной идеал имел невысокий рост, был поджар и гладко выбрит, на вытянутой моське красовался узкий нос и полная нижняя губа.

— Зараза.

— И да, чуть не забыла: темная густая шевелюра.

— Какая я предсказуемая.

— Верунь, ты не обижайся, но знаешь. Нормальные бабы фанатеют от кубиков на прессе, роста не ниже в метр восемьдесят, проникновенного сексуального взгляда, стильной упаковки, и только ты можешь зафанатеть от коротышки на мопеде в старой джинсовке. Чувствуешь трагичность ситуации? Конечно, ты к Хуану в кроватку не хотела, чего там делать, он же не в твоем вкусе!

С сарказмом было решено бороться непрошибаемой наивностью.

— Вовсе нет. Он стоял пешком и в костюме.

— Раз в школу явился, значит женатый. Так что кеды остаются в силе. Кеды и Хуан, — уточнила Каринка.

— Ты же была против него!

— Хуан на фоне дверного гнома переходит из разряда «Аполлон» в разряд «Херувим».

— Он не гном.

— Без комментариев.

— Я не фанатею, я коллапсирую. Во всем виноваты пубертатный период и фильмы с Полом Раддом. Одно плюс другое — и вот, устоявшиеся вкусовые предпочтения до конца жизни.

— Знаешь, я бы больше удивилась, если б ты мне по полочкам сейчас свои причинно-следственные связи не изложила. А так, успокоила. Все понимаешь, все признаешь. Ну, и чтоб ты потом мне уши не крутила, я замуж выхожу.

— Куда? — растерялась я.

— Замуж, дорогая. Замуж — это когда он, она, зал с ковром и тетка с черной папкой и идиотскими вопросами.

Такой темы я никак не ожидала. Кариша всегда была серьезной противницей всякого брачующегося. Белое платье, фата, принц с конем — не ее это мечты. Ее мечты я по накатанной уже долгие годы связывала со свободой и своеволием. Видимо, напрасно. Дальнейший диалог мог без труда обернуться минным полем.

— Если ты сказала «выхожу», значит согласилась добровольно, а значит я могу без опаски тебя поздравить, да?

— Да.

Один аспект выяснила. Хорошо. Поехали дальше.

— Если согласилась добровольно, значит предложение он делал сам, без твоих заморочек.

— Попала.

— И раз ты меня пока еще не приколола к стене булавками, значит он это предложение делал жуть как романтично и красиво.

— Ага, — вот теперь голос подруги, наконец, выдал все ее до того скрытые эмоции.

— Каринкин! Как же я боялась, что ты откажешь…

— Хе*а се, новость…

— Хочешь сказать, не угадала процентный расклад?

— Нет, — после секундной паузы вздохнула Карина. — Ты меня знаешь. Он тебе звонил что ли?

— Нет, — я покачала головой, хотя подруга все равно бы не увидела. — Что бы твой суженый там не сделал, сделал все сам. Он тебя обожает, дураку понятно. И не просто тебя, а тебя со всеми твоими закидонами. Разве бывают на свете мужики ценнее, чем те, что любят нас целиком, не отмахиваясь от непонравившихся кусочков нашего безумного свободолюбивого и агрессивного «Я»?

Карина засмеялась.

— И чего стоит нам рассмотреть такого мужика за всеми его закидонами.

— Тоже верно, — улыбнулась я. — Но ты ведь рассмотрела. Дата уже есть?

— Нет пока. У нас сегодня вечером свидание с мамой. Жорик проявил чудеса стратегии и позвал ее к нам слушать радостное известие. Теперь у нее будет не только возможность лишний раз рассказать как я не с того конца комнаты полы мою, но и в случае крайнего неприятия выбора сына с чистой совестью покинуть вражескую территорию, хлопнув дверью.

— Зная тебя, предположу, что все твои надежды связаны с последним.

— Эх, чертяга! Все, Верун, пошла я готовиться. Ты если обзаведешься печалькой — звони.

— Хорошо, — я улыбнулась, послушала тишину на том конце и отложила телефон.

В груди сжалось в комок уныние. «…Сей остальной из стаи славной екатерининских орлов»… Конечно, я не герой России, к которому относятся эти строки, но по крайней мере последняя из стаи точно. Последней осталась, последней и доживу. Любовь любовью, а не бывало вкруг меня мужика, которому я бы сознательно доверила свое личное пространство перекраивать и нарушать как вздумается. Холостячка — это не только диагноз, но и условный рефлекс. Чем ты моложе, а как следствие и глупее, тем проще сдаешь паспорт вивисекторам из ЗАГСа. С возрастом начинает работать инстинкт самосохранения и в дворец бракосочетаний уже с кем попало не тянет.

Первый год женщина фанатеет от мужика с полным погружением в идиотизм. Ее завораживает его походка Чаплина, привычка не смеяться, а ржать как конь, способность терять носки в самых неожиданных местах, чрезмерная склонность к пятничным загулам в паб. При этом бывают женщины, которые фанатеют даже не имея ни нормального здорового секса, ни мало-мальски достойного внимания в свой адрес. И все это безобразие зовется страстью к «мужчине ее мечты».

Через годик — полтора страсть начинает уходить, и вот тут умиление отступает, остается лишь мужчина-человек таким, каким он всегда был. Его невнимание уже настораживает, носки на люстре бесят, друзья раздражают, и сам мужик вдруг переходит из разряда «мечты» в разряд «козел». То ли время — кудесник из кудесников, то ли бабы — дуры, тут мнения да обстоятельства всяко разнятся.

У Карины с Жориком испытательный полигон уже позади. От страсти они ушли к романтике и смирению с привычками друг друга, а затем и к освобождающему сексу после крупных ссор. И раз вот сейчас они, будучи циничными взрослыми холостяками, перешли к этапу свадьбы, значит впереди их ждала тихая любовь и совместная старость. Разве это не прекрасно — альянс двух взрослых умных людей?

Я еще разочек вздохнула и переключила внимание на прежнюю свою деятельность, то есть поиск всего, что найдется по теме Артёмки. Ох, дамским угодником вырастет. Разбросает пирожки какой-нибудь соседки поюнее и зацепит. Меня вон как зацепил. Я улыбнулась собственной мысли и погрузилась в работу.

К середине ночи глаза болели, поясницу ломило, ноги опухли, но все это не имело никакого значения, поскольку я во всех подробностях уяснила, что и в каком возрасте должны уметь дети, покопалась в переводах немецких статей на тему развития особых. Помимо прочего почитала историю исследований, начиная с позапрошлого столетия, испугалась и решила пока подробнее к вопросу истории не возвращаться. Ужасающие воображение картины во время чтения никак не способствовали бы крепкому сну, а спать мне тоже требовалось. И кстати, о сне. Было бы неплохо вздремнуть, иначе будильник покажется коварным посланником ада, а не просто бездушной сволочью, как это происходит обычно по утрам.

Собираясь в кровать, я не преминула заглянуть в окна «Пандоры». Не знаю, признаться, на что рассчитывала, учитывая поздний час, но, увидев темноту в нужной мне квартире, я как-то немного расстроилась, погоревала и отправилась восвояси двигать благоухающего новой шампунью Пофига. Каждый из нас считал мою кровать своей единоличной вотчиной.

Глава 5

Суббота

Утро выходного дня встретило меня ранним, чудовищно ранним звонком мамы:

— Я собираю ужин на пятерых, поэтому ты забываешь свою адскую печатную машинку дома, одеваешься прилично и урезаешь свой активный словарный запас до дипломатических общепринятых тезисов и выражений.

— Цитатами ограничиться можно?

— Можно, если цитируешь Нестора или Толстого. Будешь оперировать Есениным, Маяковским или Шнуром — оторву уши.

— Как насчет Библии?

— Библию можно.

— «…если у кого на голове вылезли волосы, то это плешивый: он чист», — торжественным голосом начала я.

— От чего чист? — не поняла сходу мама. Мой намек на ее сильно лысого суженого видимо сбил с толку все ориентиры.

— От паршивости. Ветхий Завет.

— Боже, спаси мою душу! Библия под запрет!

— Позицию уяснила. А кто три несчастных подопытных зрителя?

— Рудольф, Пересвет и Артём.

Заслышав имя мальца, я и проснулась, и приободрилась. Всю неделю из кожи лезла, придумать правдоподобную причину пыталась заполучить у Света личное время его сына и право на какой-нибудь крошечный маневр, а тут рыбку мне в сети мама сама загоняет.

— Все устрою по высшему разряду.

— Нет! — мама даже голос повысила. — Просто помалкивай и улыбайся. Была бы возможность я бы наврала, что ты не русско-говорящая или немая.

Довела я, однако, родительницу до белого каления.

— Я честно и искренне обещаю. Не как обычно, а на самом деле, — пришлось признаться.

Мама тяжело вздохнула в трубку.

— Поглядим. Свет о тебе совсем молчит, только плечами пожимает. Ты агрессивная, а страдают пожилые и мальчик.

— Хорошо — хорошо, намек поняла. И не такие уж вы и пожилые, — спустя секунду молчания добавила я. — А мальчик не пострадает, мы с ним друзья навеки.

— Эк, — крякнула мама. — С чего это?

— У меня есть Пофиг и телефон с играми.

— Железные аргументы.

Вот дает! Все-таки есть еще ягоды у мамульца в ягодицах. Сарказм неприкрытый в ход пустила.

— И когда съезд объединенной семейной партии?

— Сегодня в шесть, не опаздывай.

— Так точно.

— Ты опоздала! — мамульчик стояла в коридоре со сковородой наперевес и хмуро на меня смотрела.

— Вот и опала.

— Она самая, но не на людях.

Иначе говоря, Вере не уцелеть, но потом. Тоталитаризм тоталитаризмом, а расстрелы при гостях не устраивают.

— Ты — настоящий дипломат.

Неожиданно туловище мамы отодвинулось в сторону, и вперед вышел Тём. И, учитывая удивленный взгляд мамы на мальца, туловище она подвинула не по доброй воле.

— Киса? — как обычно без предисловий и лишних уточняющих слов поинтересовался Артёмка.

— Киса дома, — серьезно ответила я.

— Идти, — уверил меня мелкий из клана мужчин.

— Ляжешь спать, проснешься и будет киса, — если верить теории, пространные понятия, наподобие «завтра», «потом» или «с утра», будут для него эквивалентны белому шуму. Как вроде, если я совсем ничего и не сказала. А вот набор конкретных ступеней действий он осмыслит. Неплохо бы выяснить насколько длинную последовательность он может объять за раз.

— Артём, иди сюда! — послышался из зала недовольный оклик. — И скажи Вере «привет».

Тёмка ускакал вприпрыжку и молча. Многого Свет своими «скажи» не добьется. Для мальца «привет» то же самое что для меня «страпидустер». Один раз вслух сказать чисто любопытства ради можно, но на**ра — не понятно. Хау, бледнолицый вождь, ибо так принято для социальной вежливости.

— Ты его понимаешь? — склонившись ко мне, прошептала мама.

— Очень надеюсь.

Расположение стола в гостиной с прошлого сбора не поменялось, поменялось только наполнение. Потчевать нас сегодня намеревались не голубцами, а фирменными тушеностями в горшках. Фирма тут в фокусе с закуской прячется: мама вместо крышек лепешки запекает — вкус непередаваемый, да и впечатление производит на гостей.

— Привет, — искренне приветливо и, кажется, даже чересчур радостно улыбнулся Свет.

— Привет, — постаралась улыбнуться не меньше, не больше я. Ответ на всякий случай будем давать симметричный.

Альбертович на диване аж ровно сел.

— Подружились что ли?

Я вопросительно взглянула на обитателя «Пандоры». Мало ли что он своему родителю рассказывает, а чего нет. Лишнего сболтнуть не хотелось. Поразительно, сколь сильно меняют поведение человека скрытые мотивы. В данном случае меняют меня.

— Похоже на то.

Прозвучало неопределенно, не оскорбительно, не по дружески, без сексуальной подоплеки, не холодно. В общем, толкуйте, господа, как хотите.

— Да, — добавила я на вопросительный взгляд Рудольфа.

— Что «да»? — не сдавался мой новый батько.

— Всем и на все «да». Я сегодня в благоприятном расположении духа.

Сын с моей фирменной способностью переводить любой разговор в бессмысленный треп ознакомился. Теперь ознакомим отца.

— Неожиданно, — заключил папа и сощурился, да так, что я от улыбки не удержалась. Лысая подозревашка — ни дать, ни взять. Не напрасно мама вокруг него так и порхает. Умильный мужик.

Тихий смешок со стороны Света подлил масла в огонь моего самолюбия. О да, детки, я в ударе… когда мне что-то надо.

Пока любовалась собой, а мужики мной, салат, что мамо опрометчиво поместила на край стола, пополз вместе со скатертью и всей своей салатной массой чвакнулся на диван. Никто не помер, квартира не сгорела и даже ваза не разбилась, но лица у мужчин сделались одинаково паникующими. Портретное сходство образовалось на лицо, и только сосредоточенная моська Тёмыча, вылезшего из под стола, срывала эффект.

— Ох, — сказала вошедшая мама и правдоподобно ухватилась за сердце. Как на олимпийском забеге с отрывом в десятые доли секунды стартовали Рудольфович и Альбертович. Учитывая кровное родство с убийцей салата, лучше б сидели, честное слово.

Назад Дальше