— Сегодня без пончика?
Она поворачивается, держа стакан не далеко ото рта обоими руками.
— Я уже его съела. И это было в интересах всех остальных пассажиров.
Я улыбаюсь и киваю.
— Уверен, что буду не единственным разочарованным парнем из-за отмены порно-шоу с пончиком в семь тридцать утра.
Мы садимся в метро и располагаемся лицом друг к другу. Я смотрю на ее кофе, приподняв одну бровь, затем ей в глаза.
— Не беспокойся, — она улыбается, крепко удерживая свой напиток, когда поезд трогается.
— Я не о чем таком не думал, — я хихикаю.
— Ты думал, что я собираюсь задолжать тебе еще одну футболку. Я вижу по глазам. Это, должно быть, семейная особенность семьи Конрад, потому что глаза твоего брата не лгут.
— Ну, ты ошибаешься. Вообще-то я задумался о том, что ты ешь, когда не поглощаешь кофеин с сахаром.
— Если ты таким способом пытаешься пригласить меня на ужин, то я остановлю тебя немедленно.
Глядя поверх ее головы, я качаю своей и закатываю глаза.
— Я не приглашаю тебя на ужин или на свидание. Я просто общался.
— Хорошо, потому что я не хожу на свидания.
— Я тоже, — пожимаю плечами.
— Хорошо.
— Хорошо.
— Отлично.
— Отлично, — отвечаю я, когда мы подъезжаем к моей остановке. — Ну, увидимся.
Она кивает.
— Индийская! — я слышу, как она кричит, пока я пробираюсь к дверям. Я оборачиваюсь.
Она пожимает плечами с глупой улыбкой на лице.
— Так как ты поинтересовался... мне нравится индийская кухня.
— Мне тоже, — я отвечаю ей улыбнувшись и выпрыгиваю, как только двери начинают открываться.
Глава 3
Жизнь монахини
Вивьен
Три года назад
— Нам не обязательно это делать, — заверяет меня Кай.
— Я знаю. Но разве ты не хочешь?
— Да, конечно хочу… я просто, знаешь… я не хочу делать тебе больно.
Я снимаю сарафан и жду, когда он сделает следующий шаг. Его глаза исследуют мое тело, и я чувствую это. Желание. Не знала, почувствую ли я его, смогу ли, но Кай хочет меня и, когда он снимает шорты, выставляя напоказ свои трусы со стояком, мои надежды оправдываются.
— Ты уверена, что родители придут домой поздно? — шепчет он, как будто в доме еще кто-то есть.
— Уверена. Кроме того, в следующем месяце мне исполняется девятнадцать. Что они могут мне сделать?
Кай кивает, снимая рубашку. Он является олицетворением высокого, смуглого и красивого молодого человека с оливковой кожей, темными каштановыми волосами, карими глазами и выдающейся мускулатурой, благодаря неустанным тренировкам в бассейне. Не могу поверить, что парень, которого я знаю со времен детского сада, который называл меня скелетом из-за того, что мое тело не могло удержать ни капли жира, когда я начала интенсивно расти, стоит передо мной и готов забрать мою девственность.
Потребовалось двенадцать лет нашей дружбы, чтобы она расцвела в нечто прекрасное. Мы пережили много эмоций и драм. Но после того как он много лет отдавал предпочтение всем девушкам, кроме меня, наконец-то настал и мой черед. Кай хочет быть со мной, не как друг, а как любовник. Я отгоняю ревнивые мысли. Нужно это или нет, но я не хочу вспоминать, что он обратил на меня внимание только после того, как я проявила интерес к кому-то другому. Небольшое соревнование — это хорошо. Ему было необходимо это, чтобы понять, что единственная нужная ему девушка была все время рядом.
Мои ноги дрожат, когда я подхожу ближе. Кладу руки на его обнаженную грудь, а он запускает пальцы в мои волосы. Наши губы соединяются, и моя кожа натягивается, когда легкий холодок проходит по ней, вызывая мурашки. У нас уже были все виды интимных отношений, кроме секса. Моя рука проходит привычный путь вдоль живота, проникая под плавки. Он стонет мне в рот, и я глажу его. Мне нравится, каким твердым он становится для меня.
Кай кладет руки мне на плечи, мягко опуская меня. Снимая трусы, я беру его в рот, как делала много раз раньше. Его голова падает назад, и он тяжело вздыхает. Мы делали это, и, как бы мне не нравилось доставлять ему удовольствие, я хочу большего. Хочу чувствовать его внутри себя. Хочу, чтобы он забрал то, что я хранила только для него.
— Кай? — я выпускаю его изо рта, но продолжаю поглаживать рукой.
— Не останавливайся, детка.
— Кай, я хочу большего. — Я встаю, завожу руки за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер. Как только он падает на пол, наблюдаю за глазами Кая. — Дотронься до меня.
Кай никогда не доводил меня до оргазма. Я хочу, чтобы сегодня это изменилось. Может, если не будет никаких препятствий, он воспользуется моментом. Наша близость обычно заканчивается сразу после его освобождения. Может, почувствовав его проникновение, я смогу испытать собственное удовольствие.
— Пожалуйста, Кай, дотронься до меня.
Он неподвижен. Я спускаю трусики, выхожу из них, беру его руку. Как только я поворачиваюсь, чтобы пойти к кровати, слышу, как он затаил дыхание, и хватка на моей руке усиливается. Мне не следует оглядываться, потому что я знаю, что увижу, и это уничтожит меня.
Мое тело предает меня. Повернув голову, вижу это. Жалость.
— Кай?
— Вив… — он качает головой — …мне так жаль. Это больно?
Вырывая свою руку, я вздыхаю.
— Нет, не больно! От чего действительно больно, так это от твоего взгляда. Черт, Кай, ты трогал это раньше!
— Я знаю, просто… это первый раз, когда я… вижу это полностью. Я не думал, что это будет выглядеть так…
— Как так? Так ужасно? Так отвратительно? Так уродливо? Как, Кай? Скажи мне!
У него на глазах наворачиваются слезы.
— Не смей. Не смей плакать!
— Мне жаль, Вив. Может, нам следует подождать…
— Нет. — Я перекидываю волосы через плечо, чтобы он беспрепятственно видел мою спину. — Хорошо рассмотри, потому что это последний раз, когда ты видишь это. Последний раз, когда я мирюсь с трогательной жалостью в твоих глазах.
— Вив, не надо.
Подбираю свое платье и надеваю его.
— Что ты делаешь? — спрашивает он.
— Оставляю себе свою девственность и забираю все, что осталось от гордости как можно дальше от тебя. Черт, я заберу свою девственность с собой в могилу!
— Вивьен!
— Уноси свою жалкую задницу куда-нибудь в другое место. Я не собираюсь принимать участие в твоей вечеринке скорби. Ни сейчас, ни когда-либо! Ни ты, ни я не можем изменить того, что было. Твои непрерывные извинения съедают меня живьем, но этот взгляд… он опустошает меня! Один. Взгляд.
***
Наши дни
— Кейт уезжает с родителями в Италию утром. Я в твоем распоряжении на месяц, — Кай вразвалочку заходит в дом и падает на диван.
— Это смешно. Ты считаешь, я хочу зависать с твоей скучной задницей весь следующий месяц. Кстати, проходи, присаживайся, чувствуй себя как дома.
Он смеется, закидывая ноги на кофейный столик.
— Спасибо. Почему бы тебе не принести мне пива?
— Возьми сам, сучка. — Я сталкиваю его ноги со столика. — Был тяжелый день. Я хочу просто лечь спать, а не нянчить тебя. А что делают все твои парни из братства сегодня вечером?
— Отдыхают или трахаются.
— Кто отдыхает или трахается? — спрашивает Алекс, бросая сумку за дверью.
— Похоже, все, кроме Кая, — посылаю ему злобный взгляд.
— И Вив, — он ухмыляется в ответ.
Я показываю ему язык.
— Кто назначил тебя ответственным за мою девственность? Может, я уже трахалась. Или я должна была разослать всем сообщения или что-то в этом роде?
Кай закатывает глаза.
— Цветочек, есть что-то, чего ты мне не рассказываешь? — Алекс приподнимает бровь.
— Нет, она ничего от тебя не скрывает. Поверь мне, если бы что-то и было, она никогда бы не позволила тебе называть себя этим проклятым прозвищем!
Я иду по направлению к входной двери, отвесив Каю подзатыльник.
— Не будь таким уверенным.
— Эй, куда ты собираешься? — Кай подпрыгивает, готовый последовать за мной, как потерявшийся щенок, каким и будет на протяжении всего следующего месяца.
— Мне нужны тампоны, но буду рада компании.
Он падает обратно на диван с таким видом, будто его протащили по грязи.
— Думаю, я останусь с Алекс.
— Я только возьму чистую одежду и возвращаюсь обратно к Шону. Прости, Кай-Пай[12], — Алекс выпячивает полную нижнюю губу, проходя мимо него, чтобы подняться наверх.
Кай берет свою сумку и выходит вместе со мной.
— Ты знаешь, единственное прозвище, которое я ненавижу больше, чем Цветочек — это Кай-Пай.
Я иду в противоположную сторону.
— Прости, я занята.
— Увидимся в семь, — кричит он.
Я заворачиваю за дом и иду обратно. Тампоны были уловкой. Мне нужно было отшить Кая на ночь. Как бы я не любила своего друга, он все еще эгоистичный и озабоченный, особенно, когда нет Кейт. Я не исключаю завтрашний ужин, но сегодня вечером у меня нет энергии и терпения, чтобы иметь дело со своим приставучим другом.
— Для того, кто знает тебя около шестнадцати лет, нахожу странным, что он не знает твою привычку запасать тампоны, как переживший голод запасает еду. — Алекс смеется, доставая бутылку вина из холодильника.
Я опираюсь на кухонный островок.
— Я плохой друг, не так ли?
— Не для меня, Цветочек, — Алекс обнимает меня.
— Я устала и хочу есть.
— Тогда поешь и ложись спать. Увидимся в воскресенье, — Алекс хватает сумку и подмигивает мне.
Ужин может подождать. Вытягивая тряпичную сумку из шкафа у входа, я выхожу на переднее крыльцо и сажусь на ступеньки. Обычно я так не делаю, но сейчас я хочу, чтобы люди меня видели. Ну, хорошо, может, чтобы один человек видел. Вытягивая моток пряжи и спицы, я возобновляю работу над моим последним творением: варежками. Я начала вязать после того, как решила сохранить свою девственность. Это не сексуально, но такое занятие заставляет меня сосредотачиваться, и мне нравится чувствовать радость, когда я получаю готовое изделие. Моя семья и друзья обычно становятся счастливыми обладателями таких произведений. Папа сказал, что чувствует себя восьмидесятилетним стариком, когда получил от меня в подарок на Рождество плед, но я знаю, что он пользуется ним, чтобы согреться, когда смотрит игру Гигантов[13], развалившись в кресле.
Минуты плавно переходят в часы и уже почти не видно, что я делаю из-за опускающихся сумерек. Уверена, что пропустила больше, чем одну петлю. И как раз, когда разочарование овладевает мной, я вижу Оливера. Он выходит из черного БМВ перед своим домом. Да, я ожидала, надеясь хоть мельком взглянуть на него, но теперь, когда он здесь, я чувствую себя нелепо. Когда он смотрит в мою сторону, я возвращаюсь к вязанию.
Мои нервы восторженно гудят, когда он приближается.
— Даже не уверен, что более странное в этой ситуации.
Я смотрю на него большими глазами, как будто удивлена видеть его.
— Прости?
Он садится рядом со мной, когда я кладу пряжу назад в сумку. Его чистый аромат сосны и сандалового дерева доносится до меня, и, не смотря на то, что около часа назад начало холодать, мою кожу обдает теплом от его близости.
— Не думал, что ты умеешь вязать.
— Много молодых женщин вяжут в наше время. Вязание производит терапевтический эффект, как медитация, — я пожимаю плечами.
— Ты всегда вяжешь в темноте? — он придвигается ближе, улыбаясь во все тридцать два зуба, отчего появляются эти проклятые ямочки.
— Ну, эм… по большей части я делаю то на ощупь и темнеть начало не так давно. Я как раз собиралась заходить в дом.
Мой желудок урчит в злом протесте; этот мерзкий звук. Я ерзаю, пока с лица не сойдет пунцовый цвет.
— Вау! — он смеется.
Обхватив руками живот, я пытаюсь физически подавить этот звук.
— Я немного проголодалась. Пропустила ужин.
Вероятно, решение пропустить ужин, чтобы показаться перед соседями было слегка опрометчивым.
— Пойдем, — он поднимается, показывая головой в сторону своего дома. — Я только что ужинал в доме родителей, и мама передала мне домой слишком много еды. Ты любишь тилапию, молодой картофель и спаржу?
— Да, но… — моя неуверенная улыбка исчезает.
— Это не свидание, Вивьен. Это остатки еды. Ничего такого, что я не отдал бы бродячим животным.
— Ты намекаешь, что я бродячее животное? — поднимаясь во весь рост, я склоняю голову набок.
Он качает головой и протягивает мне руку.
— Пойдем, прекрати придираться ко всему, что я говорю.
Посмотрев короткое мгновение на его руку, я вкладываю в нее свою и позволяю ему перевести меня через улицу. Я очень сильно стараюсь не придавать значения множеству физических ощущений, которые пробудило во мне его прикосновение. Пульс учащен, сердце несется галопом, и бабочки просыпаются в животе, когда тепло его руки вызывает покалывание в моей собственной. Очень редко я не чувствую себя высокой и долговязой, когда не хочу сутулиться, чтобы не выделяться из толпы, но прямо сейчас я чувствую себя маленькой и женственной в его присутствии. Перед тем как мы направляемся в дом, Оливер берет коричневый пакет с заднего сиденья машины.
— Хочешь бокал вина? — спрашивает он, раскладывая еду на тарелке.
Я сжимаю губы.
— Нет, лучше не надо. Я быстро пьянею, мне далеко идти домой и все такое…
Мне нравится, как Оливер смеется: искренне и неожиданно, как будто пытается сдержаться, но не может.
— Тогда воды?
— Да, спасибо.
Он ставит мою тарелку на тканую теплоизолирующую подставку цвета серого металлика и отодвигает для меня стул.
— Как-то странно есть одной. Ты будешь просто наблюдать за мной? — мои губы складываются в мрачную линию.
— Нет.
Я слышу шуршание пакета, затем он садится с квадратным стеклянным контейнером и ложкой напротив меня.
— Что это? — спрашиваю я, проглотив кусочек лучшей рыбы, которую я когда-либо пробовала.
— Клубнично-ревеневый коблер[14]. Я был сыт после ужина, поэтому взял десерт с собой.
— Ммм, выглядит хорошо.
— Так и есть. Моя мама прекрасно готовит, — бубнит он сквозь салфетку, вытирая рот.
— Я следующая, — я указываю вилкой на свою тарелку. — Это лучшая тилапия, какую я когда-либо ела.
Несколько минут мы едим в уютной тишине, наслаждаясь кулинарными оргазмами. Я бросаю на него нервные взгляды, в то время как он кладет коблер в рот ложку за ложкой, издавая жующие звуки. Съев все со своей тарелки, я посылаю ему самый лучший щенячий взгляд, когда замечаю, что осталось всего несколько кусочков десерта.
— Кажется, тебе понравилось, — он улыбается.
— Да, было очень вкусно.
Оливер кивает.
— Боже, этот коблер восхитительный. Он все еще теплый.
— Должно быть, вкусный, ты просто поглощаешь его, — мой комментарий получается немного резче, чем я хочу.
Он берет последний кусочек и подносит на несколько дюймов от моего рта. Я смотрю на Оливера, сузив глаза.
— О… ты хотела попробовать кусочек? — он спрашивает с дьявольской ухмылкой.
— Нет, все отлично. Это же твой десерт, а не мой, — я отодвигаю тарелку в сторону и ставлю локти на стол.
— Тогда хорошо, — он пожимает плечами.
Никогда раньше мои глаза не были настолько близко к тому, чтобы вылезти из орбит. Я открываю рот, хватая воздух.
— О Боже! Не могу поверить, что ты съел последний кусочек.
Оливер хмурит брови, медленно вытягивая ложку изо рта и тщательно облизывая ее губами.
— Что? Я только что спросил у тебя, хотела ли…
— Может, я и сказала вслух «нет», но мои глаза умоляли об одном маленьком кусочке! Черт, нельзя повторять снова и снова какой он вкусный и издавать те смешные звуки, не думая, что, возможно, я могу захотеть попробовать.
Он смеется, а я пытаюсь подавить улыбку.
— Вот, — Оливер толкает контейнер в мою сторону, — можешь вылизать тарелку.
— Как будто я буду вылизывать тарелку, — говорю, закатывая глаза.