Она засмеялась и, положив локти ему на грудь, опустила на них подбородок.
— Мне хотелось бы испытать когда-нибудь. А ты можешь превратиться в огонь?
Молодой человек помолчал.
— Я могу стать снегом, дождем, градом, туманом, ветром… огонь не моя стихия.
— Да, и правда. — Она провела ноготком по его шее. — Превратись ты в огонь, все твои Антарктиды давно бы растаяли.
Лайонел непонимающе вскинул брови, она же прижалась ухом с той стороны, где молчало его сердце, и тихо сказала:
— Все-таки оно ледяное. А растает — и конец…
Он улыбнулся, погладив ее по уже почти сухим мягким волосам.
— Ну раз так, тогда ты меня медленно убиваешь, моя огненная девочка.
* * *
Они смотрели на ночной город с высоты трехсот метров, сидя на перилах Эйфелевой башни.
Анжелика, одетая в черное вечернее платье, украдкой бросала взгляды на своего собеседника, снова и снова отмечая, как он мужественен и хорош собой. Их роман, стремительно начавшийся на лестнице в доме Вик Талилу, уже неделю не сходил с первых полос всех газет.
А сегодня они вдвоем сбежали с очередного приема, подарив любопытствующим новые поводы для сплетен.
Морган взял с перил бокал, наполненный кровью, и, пригубив, сообщил:
— Пару часов назад один друг сказал, что мое дальнейшее нахождение в Париже нежелательно.
— Ферран, — задумчиво протянула Анжелика и, обеспокоенно поинтересовалась: — Он же не может тебя выгнать?
— Как официальный правитель города, конечно, может.
— Он не посмеет! — задохнулась от возмущения девушка. — Разве у тебя нет разрешения старейшин на деятельность в любом городе мира?
— Есть. — Нориш усмехнулся: — Но завтра я еду в Пикардию[12].
Анжелика помолчала, взвешивая его слова. Ей уже стало понятно, что этот мужчина, как прочие, бегать за ней, по каким-то известным лишь ему причинам, не намерен. Поэтому она кокетливо улыбнулась.
— Это приглашение?
— Если хочешь, — с долей безразличия ответил он.
— Пикардия — такая глухая деревня, — томно вздохнула Анжелика, но видя, что Морган даже не пытается убедить ее в обратном, бодро воскликнула: — А впрочем, почему нет! Вик со своим торгашом как раз пару дней назад укатила в Амьен. Мы могли бы навестить ее.
— Хорошая идея, — улыбнулся Нориш. — И я тебя умоляю, не называй Вио торгашом, он ас в своем деле.
— Не понимаю, что Талилу в нем нашла, — фыркнула девушка. — По-моему, он ужасен со своим бесконечным «Я знаю, что вам нужно!»
Морган расхохотался, а посерьезнев, обронил:
— Встречались мне и такие мужчины, которые говорили: «Интересно, что все находят в этой Тьеполо? Она же бесчувственная льдина!» Также знакомы мне и женщины, утверждающие: «Лайонел Нортон худший из мужчин. За что его любить? За непомерную гордыню и смазливую мордашку?»
Анжелика надменно вскинула бровь.
— Это та кучка неудачников, которые не в силах страдать по нам молча? — Девушка отхлебнула из своего бокала и заявила: — Дело не в том, что невозможно всем нравиться, а в том, что я не могу каждому ответить взаимностью. Полагаю, Лайонел тоже не может.
— Само собой, иного объяснения и быть не может, — иронично скривил губы Морган.
Девушка отставила бокал и, запрокинув голову, медленно втянула теплый сухой воздух. И, немного помолчав, полюбопытствовала:
— Ты ее видел, не так ли?
Он не уточнил, кого именно, и кивнул.
Анжелика с любопытством посмотрела на него.
Нориш признал:
— Она мила, но непонятна, лично мне. Видимо, Лайонелу тоже, иначе бы он ее не выбрал.
— Выбрал? — переспросила девушка. — Так говоришь, будто это серьезно и надолго! Да не пройдет месяца, как он объявится где-нибудь и станет очаровывать красоток!
Проницательный взгляд васильковых глаз устремился на нее.
— А ты, давно очарованная, выжидаешь?
Девушка ответила не сразу.
С тех пор как в ее жизни неожиданно появился Морган, о Лайонеле она вспоминала крайне редко, лишь когда кто-то говорил о нем или встречала упоминания в газетах. Сейчас она не чувствовала прежнего неудержимого желания видеть его, прикасаться к нему, говорить с ним, думать о нем. Зависимость таяла и ей это нравилось, но до полного избавления было еще далеко. От одной только мысли о рыжей девице гнев вспыхивал точно факел.
— Очарование кем-то длится не вечно, — наконец сказала Анжелика. — Я больше не жду его.
Нориш недоверчиво усмехнулся и, приподняв бокал, провозгласил:
— За это стоит выпить.
Она поднесла свой бокал к его, и под мелодичный звон от соприкосновения стекла губы двоих слились в поцелуе.
Ей нравилось, как спокойно и в то же время властно его рука лежит на ее талии, что он не суетится и не теряется, как многие слишком пылко влюбленные ухажеры. С ним ей было спокойно и по-настоящему хорошо.
— У меня для тебя кое-что есть, — отстраняясь, сказал Морган. Он вынул из бумажного пакета, стоящего рядом, небольшую скульптуру из розового мрамора.
Анжелика изумленно уставилась на две фигурки, одну женскую — лежащую на лестничных перилах, а вторую мужскую — позади.
— Это пошло, — определила девушка.
— Искусство не бывает пошлым, — возразил скульптор.
Они переглянулись и она, задумчиво наклонив голову, приняла подарок.
Глава 8
Потеря
Катя кидала в воду камешки, которые ей подавал Олило. Над морем стелился утренний туман, солнце как будто через мутную пелену освещало песчаный берег. Медленно, лениво лилась увертюра Лирическая тема Таривердиева. Она словно заполняла воздух, заставляя его дрожать от напряжения в ожидании неведомой опасности. Мелодия предостережения, мелодия печали и неизбежности.
«Посмотри, какой необыкновенный!» — требовал чертенок, вкладывая в ладонь очередной камешек.
Девушка кивала и неизменно говорила:
— Очень.
«Ты сегодня улыбчивая», — заметил Олило, протягивая сразу два камня.
Катя смущенно отвела глаза. Вряд ли она смогла бы ему объяснить, что делает по утрам женщин счастливее…
Ссоры прекратились, последние дни она жила, точно в раю. Лайонел был нежен и внимателен. Они день и ночь проводили вместе, гуляли, разговаривали, занимались любовью, просто молчали вдвоем. Он знал обо всем на свете, она могла задать ему абсолютно любой вопрос, какой взбредет в голову и получить моментальный ответ. Иной раз рядом с ним она чувствовала себя беспросветной дурочкой. Его невообразимому терпению стоило воздвигнуть памятник.
«Нев, смотри какой необыкновенный», — чертенок показал белый камень сидящей в стороне мыши. Та сверкнула на него черными бусинками и обратилась к Кате: «Доставит он тебе еще неприятностей! Ну почему ты не слушаешь Лайонела?»
Опускаться до беседы с чертом Нев считала совсем уж низким делом. Поскольку Олило не мог их слышать, Катя лишь дернула плечом, говоря тем самым, чтобы мышь не читала ей нотаций. Последнее время та частенько этим занималась, совсем позабыв, что Орми категорически против каких-либо симпатий по отношению к ненавистной подружке Лайонела.
«Ну разве ты бес? — продолжила Нев, сердито глядя на нее. — Бесовское в тебе лишь упрямство! И глупость!»
Девушка далеко-далеко зашвырнула камень, поданный чертенком, и воскликнула:
— А ты много бесов видела? Так уж и определишь, где бес, а где не бес! Не очень-то мне и хотелось им быть!
Мышь задумчиво наклонила головку, почесав большой нос коготками.
«Попомни мое слово, черт — он даже бесу не помощник!»
— Я запомню, — проворчала Катя и улыбнулась Олило, тянувшему ей новый камешек. Она не понимала, почему все так против этого забавного малыша, ведь он ни словом, ни делом ни разу не позволил усомниться в своей положительности.
«Катя, Нев тебя чем-то огорчила?», — спросил он.
— Нет, вовсе нет, — как можно веселее ответила девушка и, швырнув камень, покосилась на мышь. Та внезапно резко выпрямилась, черные глазки впились в горизонт. И только тут Катя поняла, что не услышала плеска от удара камня о воду. Музыка в голове стала громче, пронзительнее, от нее запульсировало в висках. Девушка устремила взгляд на море и увидела, как из туманной воды поднимается фигура в пурпурном одеянии. Длинные распущенные седые волосы спускались по плечам, янтарные глаза горели на морщинистом лице.
Катя вскочила, но Цимаон Ницхи уже стоял перед ней с плотно сжатыми губами и яростно горящим взглядом.
Девушка опустила глаза в поисках чертенка, сейчас он мог бы стать ее спасением, если бы только попытался заглянуть в глаза Создателю. Только Олило нигде не было.
«Убежал», — поняла девушка и в один миг слова Лайонела о чертях и предостережение Нев сложились вместе. Но потом она вспомнила, что и при появлении Лайонела чертенок тоже всегда убегал.
— Ну здравствуй, — промолвил Создатель, не делая попытки схватить ее.
— Я не пойду с вами, — выдохнула Катя, осторожно отступая.
Цимаон Ницхи нехорошо улыбнулся, опуская кончики плотно сжатых тонких губ. Лицо его приобрело жесткое выражение — мелкие морщинки, точно рубцы от ран, выступили на желтоватом папирусе кожи.
— Пойдешь, — спокойно заявил Создатель и усмехнулся. — Вы заставили себя поискать, но вот уже некоторое время я наблюдаю за вами.
Катя неприязненно поморщилась, а он протянул руку и длинными ногтями взял ее за подбородок.
— Я ждал, уверенный, что вы и недели не проживете вместе… Каково же было мое изумление, когда у вас наступила идиллия. Вопрос, конечно, сколько бы она продлилась, но я и так был слишком снисходителен к тебе. А теперь курортный роман закончился, моя крошечка, помни о нем, будь счастлива и благодарна, что он был… твой ангел тебя ждет!
Катя ощутила, как ее охватил бешеный гнев, внутри вспыхнул огненный шар, но Цимаон Ницхи свел брови, сильнее надавил ногтями на ее подбородок и пламя, послушное воле Создателя, внутри улеглось.
— Ничего у вас не выйдет! Не люблю я его, не люблю! — крикнула Катя прямо ему в лицо.
Создатель схватил ее за руку.
— Люблю, не люблю, вопроса не стоит. Обсудим это позже.
— Не пойду!
Цимаон Ницхи хрипловато рассмеялся.
— Хорошо, тогда останемся и дождемся Лайонела. Я убью его у тебя на глазах, а потом ты пойдешь.
Катя перестала вырываться, вглядываясь в янтарные глаза, чтобы уловить ложь. Наконец, девушка кивнула.
— Я хочу взять вещи.
Создатель вместе с ней двинулся в пещеру, где Катя взяла стоящую возле постели из листьев спортивную сумку.
Старец огляделся.
— Славное гнездышко, но как не похоже на Лайонела, как не похоже…
Они вышли, Цимаон Ницхи уставился на сидящую на песке мышь, та даже не сделала попытки улететь, просто сидела, доверчиво и обреченно подняв на него мордочку с блестящими черными глазами.
Катя не успела даже подумать, как стало слишком поздно…
Создатель вытянул руку, мышь в ту же долю секунды оказалась у него на ладони и он сжал пальцы, ломая Нев как надоевшую игрушку. Та закричала от боли и в ее предсмертном крике Катя различила несколько слов: «Орми, скажи, люблю…»
Девушка кинулась на Цимаон Ницхи, вцепилась в руку, пытаясь заставить его разжать тонкие длинные пальцы, но тот небрежно отшвырнул ее. Затем кинул черный комок — то, во что превратилась летучая мышь и, прошептав: «Неблагодарное мое создание», с силой наступил на него.
Девушка взирала на его спокойное, лишенное эмоций лицо и ей было страшно. Ужас, точно лед, сковал тело, она не могла вздохнуть, а внутри вместо огня гнева царила какая-то непонятная горькая пустота. Пару секунд назад Нев была жива, еще чуть раньше даже разговаривала с ней, а теперь была сломана и жалким комком втоптана могущественной ногой в песок. Девушке казалось, что похожее чувство безысходности она испытывала много-много лет назад, а ведь на самом деле совсем недавно — зимой, когда нашла свою бабушку мертвой. Мерзкое осознание, что ничего никогда уже не изменить, ощущение бессмысленности и своей ничтожности перед кем-то или чем-то сильным и беспощадным.
Катя не могла до конца осмыслить, что это она сидит на песке, почти у самой воды, вцепившись в него пальцами и смотрит на фигуру, облаченную в пурпур, с разметавшимися по плечам седыми волосами.
Создатель нашел взглядом заточенный Лайонелом кол, написал им что-то на песке перед входом в пещеру и воткнул в черный, засыпанный песком комок.
Когда Цимаон Ницхи подошел к воде, Катя послушно поднялась и позволила взять себя за запястье.
Губы Создателя брезгливо искривились, а желтые глаза стали ярче, он провел сухими пальцами по ее щеке, словно стирая грязь.
— И это мой бес! — с презрением процедил он сквозь зубы. — Боится и пускает слезы.
Старейшина схватил девушку за руку, взял сумку и поволок свою пленницу за собой в воду.
Катя лишь раз обернулась. Хотелось ли ей, чтобы Лайонел вернулся? Нет, этого она боялась больше всего на свете. Раньше девушке казалось, что нет ничего более нелепого, чем когда один из влюбленных покидает другого, довольствуясь лишь мыслью о том, что тот жив и будет существовать где-то на этой земле. А сейчас вдруг с поразительной остротой поняла: если Лайонел умрет, не останется ни единой надежды, что когда-нибудь они вновь будут вместе.
Джинсы и майка отяжелели от воды, шаг за шагом Катя погружалась в воду вслед за Цимаон Ницхи и в голове у нее тоскливо плакала «Музыка на воде» Генделя. Панихида по Нев и по отнятому счастью.
Старейшина как будто что-то искал на дне, всматриваясь под ноги. Наконец, вскинул голову и прочертил перед собой арку, в которую шагнул, потянув за собой девушку. А за ней оказалось чернота и краткое чувство полета… Музыка оборвалась.
Лайонел замер на склоне, глядя вниз на песок у входа в пещеру. «Не смей!» размашисто гласило послание. Орми сидела, обвив крыльями черный комок, счищая языком и коготками с него песчинки.
Молодой человек не заметил, с какой силой сжал горлышко бутылки — та рассыпалась, вонзаясь острыми осколками ему в ладонь. Он резко разжал руку и бутылка с кровью упала в маки, проливая на землю кровь, блестящей змейкой потекшую со склона вниз.
Лайонел бесшумно спрыгнул к Орми и опустился рядом.
Он знал, что в конце концов Цимаон Ницхи их найдет, и плана у него не было ни тогда, ни сейчас.
Летучая мышь подняла на него несчастные влажные глаза.
— Прости, — все, что смог произнести Лайонел. Ему казалось, что, увозя Катю, забирая у Создателя его беса, он рискует только собой. Знал, что каким бы сильным не был гнев Цимаон Ницхи, тот не причинит вреда своему драгоценному бесу.
Ледяной взгляд устремился на горизонт. Молодой человек подавил вздох. О проводниках он просто не подумал, полагая, что Создатель, способный уничтожить любого, не станет мелочиться, убивая мышей.
«Отец не прощает предательства», — сказала Орми, проводя когтем по сломанным крыльям сестры.
Лайонел поднялся и, схватив сделанный им кол, переломил его двумя пальцами как веточку. Он-то знал — не в прощении дело. Еще несколько месяцев назад он поступал ничем не лучше, убив кошку, что-то значившую для Кати. Так он поступил бы и с пауком Анжелики, если бы захотел сделать ей больно. Ни он сам, ни Создатель не убивали тех, кто слаб, чтобы самоутвердиться, а делали это с одной целью — манипулировать теми, кому дороги эти слабые существа.
Молодой человек медленно двинулся вдоль воды. Он всегда знал, что любовь — это слабое место, уязвимость, которой кто-нибудь обязательно воспользуется.
«Не смей! — крикнула ему вслед Орми, следуя за ним и таща за собой тело Нев. — Не смей оставлять меня, полагая, что так мне будет лучше!»
Лайонел обернулся, глядя на маленького черного дракончика с тремя рожками, сердито сверкающего черными бусинками глаз.
— Я пойду один, — тоном, не терпящим возражений, произнес молодой человек.
«Как бы не так», — зашипела Орми, обнимая за шею Нев.
— Ты со мной не полетишь, — повторил он.
Орми долго молчала, потом неожиданно спросила: «Ты выкопаешь могилу для Нев?»
— Нет, — покачал головой молодой человек. — Ее больше нет, вряд ли я способен передать, как мне жаль! Но если ты полагаешь, что я потрачу хотя бы секунду на все эти глупые человеческие обычаи, ты ничего так и не поняла про меня за наше знакомство! — Он отвернулся и зашагал прочь.