– Так я и думала.
– Это не ответ на мой вопрос. Вы согласны… м-м… присоединиться к моей команде?
– Да.
– Отлично.
Алекс избавляется от моих пальцев так же естественно, как за пять минут до этого клеился к ним. Мое «да» неосмотрительно, как бы впоследствии не пожалеть о нем. Впрочем, жалеть я начинаю сразу же, мне мерещится, что голый торс Алекса покрылся шерстью, а лобная кость бугрится: очаровательные маленькие рожки должны вот-вот появиться на свет. Сделка с дьяволом – как долго придется корячиться в этой расхожей киношно-литературной мизансцене?
– Я должна подписать контракт?
– Никакой бумажной волокиты, – успокаивает меня Алекс. Все еще человек.
– Но должны же существовать какие-то формальности?
– Нет. Вы просто приедете в Европу, дорогая.
Формальности все же существуют. Мой русский паспорт – одна из них. Совсем недавно марокканцы ввели безвизовое сообщение с Россией, и я могу покинуть Марокко без особых проблем. Но только на самолете, уходящем в Москву. Европа для моего паспорта закрыта, ни один сумасшедший не поставит в нем шенгенской визы просто так. Обсуждать это с Алексом сейчас означало бы обречь себя на не совсем уместные деловые переговоры. И на жалкие попытки объяснить, почему я так беспечно отнеслась к пребыванию в Марокко и почему за три года не побеспокоилась о своем статусе. Подруга француза, проживающая в Эс-Суэйре на птичьих правах нелегальной иммигрантки, – я ничуть не лучшего другого нелегального иммигранта, гастарбайтера(того самого, который – в моем воображении – скребет бритвой щетину в комнате с видом на цементный завод). Перед алтарем гринблатовского полуобнаженного тела я даю себе слово, что приступлю к переговорам завтра утром. Или завтра днем. Когда безусловность солнечного света будет к этому располагать.
– Вы приедете?
– Да.
– Жесткой даты не существует, приезжайте, когда посчитаете нужным. Я оставлю все координаты и транспортные расходы тоже возьму на себя.
– Я тронута.
– Вы чудо! – Искренность Алекса не вызывает сомнений, теперь он должен поцеловать меня и тем самым скрепить сделку.
– Знаю.
– Позволите вас поцеловать?
– Это входит в круг обязанностей?
Это – не входит в круг обязанностей. Судя по тому, как долго Алекс примиряется к столь невинной вещи, как поцелуй без эротического подтекста. Наконец его губы касаются моей щеки; острая, мгновенно возникшая и так же мгновенно исчезнувшая боль – вот и все, что я испытываю. Нечто подобное уже случалось со мной однажды – в раннем детстве, когда я опрокинула на себя чайник с кипятком. Воды в чайнике было немного, и след от ожога получился незначительным. Но остался надолго. Почему бы не предположить, что ожог из детства и поцелуй, подаренный Алексом, – вещи одного порядка? Мне на щеку только что поставили тавро. Клеймо.
Я заклеймена.
Личная собственность Спасителя мира.
Вот почему не понадобилось никаких формальностей, вот почему нет необходимости в договорах – Алекс Гринблат решает все вопросы по-своему, этот человек опасный! Опасный! Но теперь, когда я заклеймена, какой смысл в предостережениях?
Слишком поздно.
– У вас есть экслибрис? – едва переведя дух, спрашиваю я у Алекса.
– У меня нет даже личной библиотеки.
– Жаль. А если бы был?
– Вряд ли. Вы пытаетесь выведать, что именно я нацепил бы себе на герб?
Я жду дьявольской усмешки и совета заглянуть в зеркало, чтобы лицезреть фамильные символы Алекса воочию, – напрасно.
– Не просто пытаюсь – сгораю от любопытства! Иногда привязанность к определенным символам выдает человека с головой.
– Ко мне это не относится. А символы… Символы придумывают, чтобы не скучать. Они всего лишь портняжные инструменты, помогающие кроить реальность по своему усмотрению. И они, как правило, безобидны, все дело в том, как их трактуют в швейных ателье конкурентов, хотите, займемся сексом?
Вот так, через запятую. Я ошеломлена.
– Займемся чем?
– Сексом.
– Я…
– От вас ведь уже поступало такое предложение, не правда ли?
Секс со мной не доставит вам никакого удовольствия – не это останавливает меня. Произнеси Алекс эти слова час назад – я бы с ума сошла от счастья. Теперь же моя голова забита совсем другим, а именно – черными квадратами, металлическими фермами, лампами из кожи и прочей лабудой, которую Алекс Гринблат разложил в черепной коробке с пунктуальностью заправского библиотекаря: алфавитный порядок соблюден, разделы и подразделы учтены, методические карточки разлинованы. Заниматься сексом с педантичным библиотекарем? – только он способен сконструировать фразу «секс со мной не доставит вам никакого удовольствия» или у библиотекаря Алекса есть дублер? Спаситель мира. А у Спасителя мира есть дублер – библиотекарь?
Супермен и его тайная жизнь. Бэтмен и его тайная жизнь. Тайная жизнь Алекса Гринблата вопиюще публична, Спаситель сменяет библиотекаря, библиотекарь сменяет Спасителя прямо у меня на глазах, кому в действительности принадлежит этот роскошный торс, кому принадлежит жесткий подбородок и нежные пальцы ног?..
– Впрочем, я не настаиваю, дорогая.
Мне бы хотелось заняться сексом со Спасителем мира, но сейчас, сию минуту, я вижу перед собой лишь книжного червя – впрочем, я не настаиваю, дорогая. Еще одна фраза, сконструированная в библиотеке при швейном ателье.
– Однажды придет моя принцесса. – Я раскачиваюсь в такт словам, выбитым на листке из «portative», ни одно слово не пропущено, ни один пробел не остался без внимания. – Это ведь вы написали?
– Нет, – я не успеваю подавить вздох разочарования, когда Алекс добавляет: – Это было написано задолго до меня.
– Как вы попали в мой номер?
– Ключ. Я сразу понял, что он – универсальный. Иначе зачем ему было так долго плавать с рыбами? Он мог обрасти ракушками, мог обрасти икрой, но оброс интересными подробностями. Я открыл им дверь…
– Черт! – Я ударяю себя по колену. – Но ведь ключ лежал в моем номере! И вы не могли взять его раньше, чем проникли туда.
– Не мог. Но взял. Придумайте ответ сами.
В этой стране, в этом городе нелинейно не только время, но и пространство, логической взаимосвязи между ключами и замками не существует. Или – существуют только ключи. Или – только замки. Которые забыли запереть. Я позабыла закрыть номер, и Алекс просто вошел – вот и ответ. Еще один вариант – Алекс, как мальчишка, влез через балконную дверь – она точно оставалась открытой. Оба поступка характеризуют Алекса Гринблата как библиотекаря, склонного к дешевым спецэффектам. Ну его к черту!..
– Уже придумала.
– Впечатляет?
– Не очень.
– Взгляните на это под другим углом, Сашa. Вы же умеете!..
Время – нелинейно. Пространство – нелинейно. Этот универсальный ключ – не единственный в коллекции Алекса, он складывает их в чашу, инкрустированную серебром.
Made in Tibet.
Я придвигаюсь к Алексу вплотную и обхватываю руками его колени.
– Этот угол самый оптимальный.
– По-моему – тоже.
Каким чудом мои руки, обнимавшие колени Алекса, оказываются на его плечах? Каким чудом руки Алекса (и не помышлявшие о том, чтобы меня обнять) оказываются под футболкой? Логической взаимосвязи между мной и Алексом не существует. Или – существую только я. Или – только он. У универсального ключа нет обладателей, я тоже никогда не буду обладать Алексом. В той мере, в которой хочу. Но можно воспользоваться тем, что есть: гладкой, почти безволосой кожей, узкая темная полоска просматривается лишь в паху. Чтобы разглядеть ее получше, я расстегиваю молнию на джинсах (давно забытое искусство!) -
Dangerously! Inflammable! Explosive!
– Может быть, мы переберемся в кровать, дорогая?..
Он инстинктивно избегает движений, хоть как-то нарушающих гармонию и способных выставить его в смешном свете. Расстегнутая молния – сигнал к расставанию со штанами, нужно приподнять задницу и стянуть с себя джинсы – самому или с помощью партнерши. Унизительное ерзанье на полу – с этим Алекс категорически не согласен, потому и предложил перебраться в кровать. Несколько метров, которые отделяют нас от кровати, он использует с толком, все продумано до мелочей: легкий хлопок по бедрам, и джинсы соскальзывают вниз, ему остается только переступить их. Я лишена возможности видеть рождение бога в деталях, я слишком занята собственными джинсами и собственной футболкой, и оказываюсь в кровати на секунду позже Алекса.
Время – нелинейно.
За секунду, на которую я опоздала, Алекс успел обжиться на новом месте, наполнить своим запахом все складки простыней, уронить пару волос на подушку, вымести песчинки, вдохнуть и выдохнуть влажный воздух, закинуть руки за голову и встретить меня на правах старожила:
добро пожаловать в ковчег, маленькая умница!
Алекс Гринблат никакой не библиотекарь. Опытный альпинист – да. Опытный ныряльщик – да. Алекс гораздо ближе к дельфинам, чем бедолага Фрэнки. Алекс гораздо ближе к осьминогам, чем провидец Ясин. Гремучая смесь навыков и инстинктов – вот что такое Алекс. Восхождение к моему телу, глубокое погружение в него – все это Алекс совершает в полном одиночестве, у него нет желания инструктировать новичков, если я найду в себе силы – то присоединюсь к нему где-то на середине пути, главное – найти верный ритм и не потерять темп, ни о чем другом можно не беспокоиться, болтаясь на другом конце страховочного троса, – Алекс все сделает сам.
А все, что требуется от меня, – слепо подчиниться, любая инициатива с моей стороны выглядит нелепой, ненужной, она лишь портит прекрасный вид долины, открывающийся с перевала; последний отрезок, последний рывок, последний переход – до пика рукой подать, с него увидишь не только одну-единственную долину, но и другие долины, и весь мир.
Я все еще болтаюсь на другом конце страховочного троса – абсолютно обессиленная.
«Абсолютно» – самое подходящее случаю слово.
Алекс – абсолютен.
Абсолютный дельфин (гладкая резиновая кожа и пупок, похожий на отверстие в дельфиньей голове). Абсолютный осьминог (уследить за руками Алекса невозможно, их намного больше, чем кажется, они обнимают меня сразу в нескольких – восьми? – местах). Абсолютный альпинист и абсолютный ныряльщик. Я едва дышу в разреженном воздухе, я едва выдерживаю давление в несколько атмосфер – никто и никогда не брал меня с собой на такую высоту, никто и никогда не спускался со мной на такую глубину, что будет дальше, когда подъем (спуск) закончится?..
Думать об этом страшно и сладко одновременно, прекрасный вид долины – еще прекраснее, чем я думала, Алекс к тому же – и дельтапланерист, а может быть, птица. Наполненная им, я тоже становлюсь птицей – теперь мы парим вместе, рядом, улавливая воздушные потоки, греясь в лучах солнца, прорезавшего темноту ночи. Мы парим и парим, единственное, чего я хочу, – чтобы это продолжалось вечно.
– …Тише! – Алекс кладет палец мне на губы. – Вы перебудите весь отель.
Пора приходить в себя, маленькая умница!
– Простите…
Мы в постели, но до сих пор на «вы» – по-другому не будет, ни сейчас, ни потом. Мои вещи разбросаны у кровати, в то время как джинсы Алекса аккуратно сложены – а я еще готова была поклясться, что он просто переступил через них. Алекс смотрит на меня, подперев ладонью голову и приподнявшись на локте. Проверка амуниции, иначе этот взгляд не назовешь, подтяните карабин, маленькая умница, и не забудьте о креме для загара, и не забудьте о солнцезащитных очках. Я судорожно укрываюсь простыней по самый подбородок, в то время как Алекс остается совершенно голым.
– Устали? – спрашивает он.
Совсем не это я ожидала услышать, совсем не это!
– Все в порядке.
– Хорошо.
«Мне было хорошо» – утверждение;
«Вам было хорошо?» – вопрос – не имеют к расплывчатому гринблатовскому «хорошо» никакого отношения. Он совсем не интересуется тем, что чувствую я, и не говорит, что чувствует он, даже мальчишеского самодовольства от отлично проделанной работы не заметно. «Давайте займемся сексом» – было лучшей характеристикой, мы и занимались сексом – не любовью. Что я должна делать сейчас? Собрать вещи и молча удалиться к себе? Поцеловать Алекса во влажную ложбинку между ключицами? Поцеловать его в щеку в знак благодарности? Поцеловать его в пах в знак признания? Обвить его тело руками? Инструкций на этот счет не существует.
– Хотите повторить?
– А вы?..
Вместо ответа Алекс сгребает меня в охапку – слава богу, хоть что-то человеческое, не дельфинье, не осьминожье, не увешанное ледорубами, не отягощенное баллонами с кислородом – хоть что-то человеческое.
Хоть что-то…
***
…Конверт с визиткой и пятью бумажками по сотне евро.
Вот и все, что остается мне после ночи, проведенной с Алексом.
Я выныриваю из глубокого сна без сновидений и в первую секунду не могу сообразить, где я и что со мной произошло.
Напольный светильник, мы всю ночь занимались сексом, стол, два стула, кресло в углу; это лучшее, что когда-либо происходило со мной в постели, маленький телевизор и холодильник с баром, это – не любовь, просто секс, я полностью разбита, каждый мускул моего тела ноет и подрагивает, так бывает со всеми, кто по глупости пропускал тренировки.
Номер Алекса. Я вырубилась в номере Алекса, в его постели.
Только Алекса нигде не видно. Нет и аккуратно сложенных у кровати джинсов.
Из ниши хорошо просматривается часть крохотного коридора и часть шкафа, его створки раздвинуты, а внутренности зияют пустотой. Там должен был стоять саквояж Спасителя мира.
Но саквояжа тоже нет.
– Алекс! – зову я слабым голосом, не в состоянии поверить в очевидное. – Алекс, где вы?
В номере достаточно светло, но обычное для Эс-Суэйры туманное утро не дает представления о том, который сейчас час. Восемь, девять, десять… Туман обычно рассеивается к десяти, из этого и стоит исходить.
Лишь одной цифры я не учла – семь.
Вчера вечером Фатима что-то говорила мне о семи часах утра. А-а, кажется, Алекс просил разбудить его в семь. Для чего – Фатима не знала ответа, а спросить у самого Алекса я так и не удосужилась. Как не удосужилась уточнить условий, на которых состоится мой переход из-под потного крыла Доминика под жесткое и совершенно стерильное крыло Спасителя.
Завтра, по малодушию я все перенесла на завтра.
И вот «завтра» превратилось в «сегодня», а Алекса уже нет.
Я вскакиваю с кровати и натягиваю джинсы. Теперь очередь за «born to be free», тут-то и обнаруживается конверт на столе. Визитка и пять бумажек по сотне евро.
Конверт не заклеен.
Пять сотен – Алекс явно переплатил, моя ночь стоила гораздо дешевле – самой впору приплачивать инструктору за столь удачно проведенный спарринг. Транспортные расходы, осеняет меня. Он оставил мне деньги на билет в Европу и визитку с телефонами.
Их пять (как и новеньких кредиток), один из них французский, это легко определить по международному коду Франции. А если позвонить по оставшимся четырем – где снимут трубку? В Лондоне, в Нью-Йорке, в Тимбукту, на Луне? За пределами Солнечной системы?
ALEX GRINBLAT
exhibitions, auctions, galleries, modern art
advice-giver
Консультант! Надо же, какой скромняга!..
Меня оставили в дураках, предварительно трахнув.
Внезапно вспыхнувшая злость на Алекса заставляет позабыть о «born to be free». С полуспущенными штанами, топлес (зрелище не для слабонервных) я выдвигаюсь в предбанник с пустынным шкафом и заглядываю в ванную: никаких следов Спасителя, кроме слегка влажного полотенца, сбитого коврика и одинокого обмылка на краю раковины.
Он отчалил. Отвалил. Слился. Сделал ноги. Навострил лыжи. Не очень-то вежливо с его стороны сбегать вот так, не оставив мне даже записки в сраном конверте. Двух слов было бы достаточно, трех слов было бы достаточно – «Жду вас» или «Спасибо за ночь», или что-то в этом роде. Но нет же, пять купюр и визитка, чтобы я, не дай бог, не забыла о его modern art-превосходстве!
Злость все еще сильна, утянуть ее на дно не в состоянии даже универсальный ключ, оттягивающий мой задний карман;
я вернусь к себе так же, как пришла – через дверь в стене: пристыженная Алиса, потерпевшая полное фиаско Элли, дорога из желтого кирпича привела меня в никуда.