– Видишь ли, – сказал коп, поудобнее усаживаясь на корзинке, – мы вот чего боимся. Если Карл со своим другом Майроном однажды ночью появятся у тебя, то ты можешь почувствовать такую братскую любовь, что станешь помогать этим ребятам.
– Нет, сэр, – энергично затряс головой Сесил. – Я вам сразу позвоню.
– Это точно?
– Точно.
Коп повернулся к своему напарнику:
– Как ты думаешь, он врет? Тип со спичкой зевнул:
– Конечно, врет. Все Херболды – прирожденные лжецы. Кто этого не знает…
– Клянусь Иисусом…
– Перестань болтать об Иисусе, Сесил! – Полицейский поднялся на ноги так резко, что опрокинул корзинку для мусора. – Ты недостоин упоминать имя господа при порядочных людях. Да, твои слова звучат искренне, но ты все равно остаешься уголовником. Пока вас с братом не отправили в разные тюрьмы, вы были одного поля ягодки. Такими и остались. – Положив руки на колени, он снова нагнулся и посмотрел в глаза Сесилу: – Ты никуда от нас не денешься. Ты меня слышишь?
– Да что вы говорите, сэр! – с возмущением произнес Сесил. – Говорю вам, я его сдам – он же, дурак, сам себя убивает. Клянусь!
– Ну смотри, Сесил!
– Да, Сесил! – сказал тип со спичкой. – Смотри!
Полицейские вышли из помещения, коротко переговорили с владельцем гаража мистером Рейнолдсом, сели в сверкающую машину и уехали. А Сесил поплелся к своему рабочему месту, где перед приходом законников ремонтировал пикап. Вскоре к нему подошел Рейнолдс.
– Ты сказал им правду? – проворчал он. – Если мне только покажется, что ты собираешься устроить неприятности, – ты уволен. Понял?
Да, сэр, мистер Рейнолдс. Мне нужна эта работа. Я не хочу иметь ничего общего со своим братцем. Я получил хороший урок.
Рейнолдс с угрозой посмотрел на него и отправился в свой кабинет.
«На эту задницу не стоит тратить слов», – подумал Сесил, подавляя желание выругаться. Кроме того, рядом находятся другие рабочие, и некоторые из них все время подлизываются к Рейнолдсу. Сесил никому здесь не доверял. Трусы они и жополизы.
Нагнувшись над капотом грузовика, он продолжил работу. Она не требовала умственных усилий и вполне позволяла думать о другом.
Он знал, что законники к нему придут. Эти дураки решили, что Карл сначала прибежит к нему. Карл, разумеется, это предусмотрел и предупредил Сесила во время их последнего свидания: «Они станут наблюдать за твоей квартирой и гаражом. Может быть, ты их даже и не увидишь, но эти выродки будут поблизости, так что следи за собой. Телефон также станут прослушивать», – добавил Карл. Эти предупреждения были ни к чему. Сесил и сам знал, что надо быть осторожнее.
Конечно, законники правы. Братья обязательно встретятся. И когда это произойдет, власти сразу обо всем узнают. Вот это будет денек!
Сесил с трудом подавлял возбуждение. Ему было очень трудно себя сдержать. Досрочное освобождение не многим лучше тюрьмы. Приходится терпеть регулярные визиты инспектора по надзору, который все время копается в его жизни. К тому же каждый день Сесил выслушивает оскорбления от такого сукина сына, как Рейнолдс. Нет, это не жизнь. Он слишком умный и слишком талантливый, чтобы так жить.
Кроме того, они с Карлом прекрасно подходят друг другу. Скоро они снова будут вместе и станут заниматься тем, что им лучше всего удавалось, чем занимались еще мальчишками, – поднимут бузу.
Остаток дня Сесил раздумывал над их совместным планом, восстанавливая в памяти каждую деталь и стараясь удостовериться, что ничего не упустил. Его несколько раздражало, что Карл по-прежнему являлся главным вдохновителем и организатором. Даже находясь в тюрьме, он оставался лидером, хотя руководящая роль, по идее, должна была принадлежать Сесилу, так как он старше. Тем не менее Карл давно занял положение лидера и никогда его не уступал.
Но теперь ему придется смириться с тем, что Сесил будет с ним на равных. Он с самого начала даст ему об этом знать.
Карл будет вынужден проявлять более демократический подход. Они уже не дети, и Сесилу не нужна опека. Он тоже побывал в тюрьме, и этот опыт его закалил. Хотя он разыгрывал перед копами хнычущего слизняка, Сесил стал намного сильнее, чем раньше.
На этот раз ошибок не будет. Все необходимые приготовления сделаны. Черт побери, у него даже есть секретное оружие, о котором Карл не знает!
Не отрываясь от работы, он засмеялся, подумав о том, как вскоре удивится Карл.
7
– Джек говорит, что его нож сделал индейский воин. Из племени команчей, дедушка. – Дэвид прервал свою болтовню о Джеке Сойере только для того, чтобы отправить в рот очередную порцию картофельного пюре.
Достоинства Джека Сойера стали любимой темой для разговоров Дэвида. Когда они вернулись с мамой из города и Дэвид заметил грузовик Сойера, мальчик едва дождался, пока машина остановится.
Делрей встретил их у калитки, соединявшей двор с пастбищем.
– Ты встретился с Джеком, дедушка? – Задыхаясь от возбуждения, Дэвид задавал вопросы так быстро, что Анна не успевала их разобрать. Делрей прикрикнул на мальчика, приказав ему успокоиться.
Ничего необычного в этом не было. Хотя Делрей любил своего внука, но его неистощимая энергия часто действовала ему на нервы. Поразило Анну другое – а именно перемена, которая произошла в самом Делрее. Обычно если уж он что-то решил, то больше не колебался. А тут какая-то непонятная неуверенность, с которой Делрей сообщил, что нанял Джека Сойера работать на ферме.
– Так быстро? – стараясь не выдать своего удивления, спросила она. – Что ты о нем знаешь!
– С ним все в порядке. Я думаю, он будет хорошим работником. – Не глядя на нее, он добавил: – Джек будет жить в старом трейлере.
Эта новость была еще более удивительной, но, прежде чем Анна успела что-то сказать, старик пояснил:
– Он починит его сам, так что об этом не беспокойся. Да ты и не заметишь, что он поблизости. Я уже отправил его трудиться в сарае. Я просто хочу, чтобы ты знала, что он некоторое время будет здесь работать. А теперь мне надо снова приниматься задела. Увидимся за ужином.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он повернулся и пошел прочь.
После того как умер Дин, дом был на ней, но всю работу по ранчо Делрей делал сам. Он отказывался нанимать постоянных работников, хотя Анна часто ему это предлагала.
Конечно, он стал слишком старым для таких дел, но гордость не позволяла ему в этом сознаться. Он не хотел признать даже перед самим собой, что больше не может выполнять работу, которая была смыслом всей его жизни.
А возможно, он также считал, что нанять работника будет предательством по отношению к его покойному сыну. Никто не мог занять место Дина в его сердце, и старик не хотел, чтобы кто-то занял его место и на ранчо.
За обедом Анна думала о том, чем вызвана такая метаморфоза. Неужели он наконец согласился с тем, что нуждается в помощи? Или просто Сойер сумел его уговорить? Может быть, и так. Но есть еще одна причина, и именно она больше всего беспокоит Анну.
Чтобы привлечь внимание свекра, она постучала по столу.
– Ты боишься, что он придет сюда! – спросила женщина.
– Нет.
Он сурово покачал головой. Но Анна ему не поверила.
– Так вот почему ты нанял этого человека? Чтобы кто-то был рядом на случай…
Одно не имеет отношения к другому. Этому Сойеру была нужна работа, а я давно уже подумывал о том, чтобы нанять работника. Вот и все.
Она смотрела на него не отрываясь.
Наконец Делрей отложил вилку в сторону и заговорил снова, не поднимая на Анну глаз:
– Он сюда не придет, Анна. Это для него слишком опасно. Кроме того, они не дадут ему далеко уйти.
– Кому не дадут, дедушка? – спросил Дэвид.
– Никому. И не разговаривай с полным ртом. – Вновь повернувшись к Анне, он сказал: – Сегодня звонили из полиции штата. Спрашивали, не нужно ли присмотреть за домом. Просто на всякий случай. Я сказал: «Нет».
Она опустила глаза. Делрей постучал по столу. Почувствовав вибрацию, Анна снова подняла на него взгляд.
– Я действительно думаю, что опасности нет. Но если хочешь, я могу им перезвонить и принять это предложение.
Принять предложение полиции означало признать, что он боится. Для Делрея это было недопустимой слабостью. Если она попросит, он уступит, но будет недоволен.
Она отрицательно покачала головой; Делрей как будто вздохнул с облегчением.
Решение принято, тему можно было считать закрытой. Но что бы ни говорил Делрей, Анна сомневалась, что он нанял бы Джека Сойера, если бы Херболд не сбежал из тюрьмы.
– Я вот думаю – что там Джек кушает на ужин? – Дэвид наклонился вперед, как будто мог увидеть из окна трейлер.
Их жизнь была такой однообразной, что малейшее нарушение обычного порядка вещей было целым событием, особенно для пятилетнего мальчика с его безграничным любопытством. Ее сын выучил язык жестов одновременно с английским, и к концу каждого дня у Анны сводило руки после того, как она отвечала на его бесчисленные вопросы.
– Наверно, Джек останется вовсе без ужина. Что он будет есть? Он умеет готовить, дедушка?
– Тебя не касается, что он будет есть, – промолвил Делрей. – Он просто здесь работает, и все.
– Может, иногда он сможет со мной поиграть.
– Держись от него подальше, Дэвид, вот что я тебе скажу.
– Но Джек ведь хороший, – упавшим голосом сказал Дэвид. – Он тоже любит динозавров.
– Он здесь для того, чтобы работать, а не тебя развлекать.
Анна вздохнула.
– Джек сказал, откуда он родом!
– Он как перекати-поле.
Она вопросительно посмотрела на свекра в знак того, что не совсем поняла.
– Вроде бродяги!
– Нет, он работает. Он просто много ездит. Никогда долго не задерживается на одном месте. Он может завтра уже уйти.
– Ты думаешь, Джек завтра уйдет, дедушка? – спросил Дэвид, потрясенный такой возможностью. – Мама, он уйдет?
Она знаками показала, что вряд ли он уйдет так скоро. Делрей велел Дэвиду доесть, что тот и сделал в полном молчании. Втайне Анна желала, чтобы Дэвид задал дедушке еще несколько вопросов. Она сама хотела узнать больше про Джека Сойера, но пока что держала свое любопытство при себе.
Обычно после ужина Дэвид собирал тарелки со стола и относил их в раковину, в то время как Анна с Делреем не спеша выпивали по последней чашке кофе, обсуждая события дня.
Делрей всегда был не слишком разговорчив, но сегодня он казался особенно молчаливым.
– Ты читал в газете о прощальном банкете в честь Эззи Харджа! – подождав немного, спросила Анна.
– Пожалуй, он сильно переслужил. Ему ведь уже под восемьдесят.
Анна улыбнулась в чашку. Вышедший на пенсию шериф был ненамного старше самого Делрея.
– Тебе надо было пойти на банкет. Там была большая толпа. Много твоих знакомых.
– Что мне, разориться, что ли? Билеты были по двадцать баксов за штуку.
Его удержала не цена билета. Даже если бы билеты были бесплатными, он все равно не пошел бы на общественное мероприятие. А то, что ей хотелось пойти, – это ему даже в голову не пришло. Эззи Хардж всю ее жизнь был шерифом.
Анна считала, что он заслужил хорошие проводы. Но если бы она предложила пойти, Делрей не согласился бы.
Когда Дин впервые привел ее к себе домой, чтобы познакомить с отцом, то предупредил, что Делрей большой домосед. Потом Анна убедилась, что это еще мягко сказано.
Мать Дина, Мэри, была второй женой Делрея. До того как нашел счастье в новой семье, Делрей пережил тяжелые времена, которые оставили на нем свой отпечаток.
А после смерти Мэри и Дина Делрей вообще никуда не выезжал. Постепенно его немногочисленные друзья перестали извещать его о встречах, но он, казалось, этого даже не заметил.
Сначала Анна думала, что Делрея смущает ее физический недостаток и ему неудобно использовать в общественных местах язык жестов. А может быть, ему совестно оставлять дома молодую вдову, особенно после того, как родился Дэвид.
Но постепенно она поняла, что его затворничество не имеет к ней особого отношения. Делрей просто не любил людей. Его раздражало их любопытство. Любое проявление дружбы или сочувствия он отвергал, сомневаясь в подлинности стоящих за ними мотивов. Он предпочитал жить в добровольной изоляции, поэтому физический недостаток Анны был ему даже удобен, поскольку предоставлял необходимый предлог.
– Ты сделала все, что хотела?
Этот вопрос прервал ее размышления. Внезапно что-то вспомнив, она приложила палец к губам, делая знак подождать, и вытащила из сумочки визитную карточку.
– Эмори Ломаке. – Произнеся это имя, Делрей выругался – как надеялась Анна, вполголоса, чтобы не услышал Дэвид.
– Я ездила в банк, – сказала она. – Мистер Ломаке прошел через весь вестибюль только для того, чтобы поздороваться.
– Масленый ублюдок!
Хотя это слово явно выпадало из контекста, Анна поняла, что имеет в виду Делрей. Определение «масленый» очень подходило банкиру. Как только он к ней прикасался, а это происходило при каждой встрече, Анне сразу же хотелось помыться.
– Он попросил кассира, который знает азбуку жестов, ему переводить.
– И что он сказал?
– Он напомнил мне, что срок уплаты процентов истек…
– Я отправил ему деньги вчера по почте.
– Я так ему и сказала. Он решил, что вам с ним надо встретиться и поговорить, как и когда ты начнешь выплачивать основной долг. Он готов приехать сюда.
– Ну еще бы!
– Дескать, чтобы тебе лишний раз не ездить в город.
– Точнее, для того, чтобы все здесь осмотреть. – Делрей вытащил из стеклянного стаканчика зубочистку и встал из-за стола. – Пойду посмотрю телевизор. Возможно, скажут что-нибудь хорошее.
Разговор о банкире его разозлил, а может быть, он немного боялся новостей из Арканзаса. Во всяком случае, когда Делрей выходил из кухни, он был похож на старого медведя, который потерял свои клыки и боится, что больше не сможет себя защитить.
– Дедушка на меня сердится? – спросил Дэвид. Анна притянула сына к себе и крепко обняла.
– Почему он должен на тебя сердиться?
– Потому что я много говорю.
– Он не сердится. Он просто беспокоится из-за взрослых дел.
– Из-за того дяди в банке? Она кивнула.
Дэвид изобразил на лице гримасу отвращения.
– Мне он не нравится. От него пахнет зубной пастой. Засмеявшись, Анна передала:
– Дедушке он тоже не нравится.
– А тебе?
Она вздрогнула.
– Нет!
Эмори Ломаке после рукопожатия задержал ее руку в своей, а во время разговора поглаживал ее по плечу. Анна была с ним вежливой – не более того, но Ломаке, очевидно, не мог отличить обычную вежливость от флирта. В следующий раз, если он до нее дотронется, Анна назовет его задницей и потребует не распускать руки. Только вот станет ли кассир это переводить?
– Пора мыться, – сказала она Дэвиду и отправила его наверх.
Пока он плескался в ванне с пластмассовыми кораблями, она занялась своим лицом. Обычно она делала это машинально, почти не глядя в зеркало.
Однако сегодня Анна принялась внимательно рассматривать свое отражение. Синие глаза ей достались от отца, маленький нос – от матери. Как хорошо, что она унаследовала от родителей самые лучшие черты.
Но, к сожалению, своих родителей она потеряла слишком рано. Они умерли один за другим вскоре после того, как она вышла замуж за Дина, – мать от рака печени, отец от сердечного приступа.
Как жаль, что они так и не увидели ее здорового, нормально слышащего сына. И Дин тоже не увидел. Разозлившись на себя за то, что вспомнила о грустных вещах, Анна поспешила вытащить Дэвида из ванны. Чтобы потянуть время, он долго-долго вытирался, надевал пижаму и чистил зубы – до тех пор, пока мать его не отругала. Когда наконец мальчик лег в постель, Анна присела рядом с ним на край кровати и стала смотреть, как он молится.
Закрыв глаза и сложив руки на груди, Дэвид шептал:
– Господи, благослови папу, который уже на небесах. Господи, благослови дедушку. Господи, благослови маму. И благослови, господи, Джека.