Когда они вошли в гарем, до их слуха долетели высокие голоса. Кларинда схватила Поппи за предплечье, заставив ее прижаться к противоположной стене, в надежде, что их не заметят две женщины, стоявшие в отделенном шторами алькове рядом с дверью. Она видела их силуэты, просвечивавшие сквозь тонкий шелк портьер, прошитых золотой нитью.
– Ну? Видела ты этого загадочного англичанина, который спас жизнь нашему хозяину? – спросила одна из женщин.
– Не видела, – ответила другая. – Но Серафине удалось уголком глаза взглянуть на него, когда она возвращалась из кладовой, где хранятся ароматические притирания. Как известно, тела у большинства англичан бледные и мягкие. Их может без труда сдуть и унести ветер пустыни. Но Серафина клянется, что этот англичанин – совсем другое дело. Он красивый. И сильный. И твердый.
Первая женщина наклонилась ко второй и, прикрывшись рукой, что-то прошептала ей на ухо, после чего обе похотливо захихикали.
– Серафина утверждает, будто у него золотые глаза, как у тигра, и что движется он с грацией и силой льва. – Первая женщина вздохнула. – Я надеялась, что меня позовут прислуживать ему в ванне, однако Соломон отправил туда Зенобию и Саломею. Они вскоре вернулись и сказали, что англичанин отослал их назад, заявив, что предпочитает мыться сам. Можешь представить себе такое? Мужчина моется сам? Глупые создания, наверное, чем-то вызвали его неудовольствие.
Кларинда на мгновение закрыла глаза, испытав облегчение. Поскольку она не могла теперь иметь абсолютно никаких притязаний на Эша, она отнесла испытанное облегчение на счет ностальгии. Когда женщины начали обсуждать в подробностях, как они ублажали бы красивого, златоокого англичанина в ванне, Кларинда быстро провела Поппи мимо алькова, радуясь тому, что мягкие туфельки из полосок яркой ткани ступают неслышно.
Когда они прошли по длинному коридору и, миновав изящную арку, оказались в главном зале гарема, Кларинда ощутила удушающий запах ароматических масел и духов нескольких десятков женщин.
Богатство султана сквозило в каждой тщательно подобранной детали убранства этого просторного восьмиугольного помещения. Куполообразный потолок был отделан настоящим листовым золотом, а панно на стенах украшали изображения эротического характера. Верхняя часть стен представляла собой решетчатую конструкцию, что обеспечивало вентиляцию помещения, одновременно создавая ощущение пребывания в громадной птичьей клетке. То там, то здесь возвышались изящные колонны из бесценных сортов мрамора, увенчанные барельефами. Пол покрывала мозаика всех цветов радуги.
Пышность убранства комнаты могла бы посрамить самый экстравагантный бальный зал в Лондоне. Но в понимании Фарука это была просто оправа для его самых ценных сокровищ – красивых женщин, расположившихся на подушках и кушетках, дремлющих и бодрствующих, иногда одетых, иногда раздетых вовсе.
Обычно в послеполуденные часы обитательницы гарема ложились вздремнуть, а евнухи и юные рабыни обмахивали их огромными веерами, украшенными драгоценными камнями и павлиньими перьями. Но в тот день все они были возбуждены и, округлив глаза, перешептывались между собой. Им было нечем заняться в свободное время, кроме сплетен и мелких интриг. Кларинду не удивило, что появление экзотических гостей Фарука вызвало среди них такой ажиотаж.
В некоторых отношениях жизнь в гареме ничем не отличалась от жизни в семинарии мисс Трокмортон. Только здесь вместо обучения танцам и рукоделию женщины постигали самые эффективные способы вплетания драгоценных камней в их причудливо уложенные прически. А также способы удовлетворения любых сексуальных фантазий мужчины.
На первый взгляд могло показаться, что женщины султана пользовались чрезвычайно большой свободой по сравнению с замужними англичанками. Они вставали, когда хотели, и каждая их потребность удовлетворялась преданными рабами. От них не требовалось носить жесткие корсеты или туфли, жмущие пальцы. Они одевались в просторные одеяния или широкие шаровары, больше похожие на панталоны.
Они не проводили время за такими скучными занятиями, как рукоделие, упражнения в игре на фортепьяно, составление ответов на бесконечные письма или овладение мастерством безупречного разливания чая. Вместо этого они могли целое утро принимать солнечные ванны в закрытом саду гарема, а после полудня свернуться где-нибудь калачиком с томиком стихов или приказать массировать свои напряженные мускулы, отдавшись умелым рукам евнуха. Было нетрудно понять, как им удалось по приказанию Фарука овладеть английским. Имей Кларинда столько свободного времени в своем распоряжении, она могла бы овладеть несколькими языками.
Она, возможно, могла бы позавидовать их образу жизни, но как только двери гарема закрывались, сразу же становилось понятно, что их свобода – всего лишь иллюзия. Их всячески баловали и ублажали, однако они были такими же заложницами прихотей султана, как и рабы, которые его обслуживали.
Некоторые из женщин Фарука были его женами, другие – наложницами. Независимо от их статуса они существовали исключительно для того, чтобы обслуживать султана, доставляя ему удовольствие. Они удовлетворяли его плотские потребности либо могли просто положить его голову к себе на колени и поглаживать его лоб, сочувственно выслушивая все, что он рассказывал о своих заботах и тревогах.
Хотя еще до появления Эша во дворе Кларинда лихорадочно пыталась найти способ сбежать, она начала побаиваться, что пройдет еще немного времени, и она займет в их рядах свое место. Тогда она потеряет даже ту иллюзорную свободу, которой пользовалась как гостья Фарука, и будет обречена всю оставшуюся жизнь в отчаянии биться о прутья золотой клетки.
Кларинда даже думала о том, много ли потребуется времени, чтобы она стала такой же, как все остальные. И закончила тем, что жила бы надеждой, что именно ее позовут провести ночь в постели султана.
Пока они с Поппи пересекали зал, некоторые женщины украдкой поглядывали на них из-под ресниц. Были и такие, которые глазели на них, даже не пытаясь скрыть неприязненного отношения.
Кларинда знала, что они презирают в ней все, особенно белую кожу, зеленые глаза и длинные белокурые волосы, которые были для них постоянным источником как презрения, так и зависти. С их роскошными черными косами, миндалевидными глазами и округлыми формами большинство из них были более красивы, чем она могла надеяться когда-нибудь стать. Но с момента рождения они знали то, что она узнала только недавно.
Мужчины жаждут не красоты. Мужчины жаждут новизны.
Даже больше, чем внешность белокожей англичанки, их неприязнь вызывало то, что Кларинда могла приходить и уходить, когда захочет, не дожидаясь вызова или приказания. Что она бродила по коридорам дворца без охраны и даже не закрывая лицо от мужских взглядов. Такая привилегия больше, чем что-либо другое, говорила о ее особом положении. И заслуживала их враждебного отношения.
Кларинда в течение последних трех месяцев научилась жить в обстановке затаенной злобы, втайне убеждая себя, что если бы не эти обстоятельства, она, возможно, смогла бы даже подружиться с некоторыми обитательницами гарема. Это позволяло ей высоко держать голову, делая вид, будто их насмешки и злобные взгляды ее совсем не касаются, точно так же, как это происходило в первые дни после ее поступления в семинарию мисс Трокмортон.
Возможно, такая уловка и сейчас удалась бы Кларинде, если бы с пурпурной кушетки не поднялась с грацией дикой кошки женщина и не остановилась прямо перед Клариндой. Поскольку Кларинда была вынуждена остановиться, Поппи спряталась за ее спиной, наверняка вспомнив, как Кларинда не раз защищала ее от злых выходок девчонок в семинарии.
Кларинда окинула женщину холодным оценивающим взглядом. Это была Ясмин, которая почему-то назначила себя главной гонительницей Кларинды.
Если верить тем сведениям, которые Поппи почерпнула, подслушивая разговоры других женщин, Ясмин готовилась занять место одной из самых любимых жен султана, когда обнаружилось, что она не так невинна, как утверждала. Учитывая гордость и собственническое чувство марокканских мужчин, ей еще повезло, что она осталась жива. Поговаривали, что только благодаря ее чрезвычайным талантам в постели Фарук, узнавший об обмане, не убил ее, а оставил в качестве наложницы.
У нее были пухлые губы цвета сливы, блестящие черные, как полночь, волосы, ниспадавшие до талии, и прекрасные черные глаза. Она поистине была самой красивой женщиной в гареме. Нос у нее был несколько великоват для личика в форме сердечка, но это лишь добавляло чертам экзотической привлекательности. Соблазнительные округлости ее тела едва прикрывались прозрачным шелком, привлекая мужской взгляд к чуть заметному треугольничку на стыке бедер.
Со дня появления в гареме Кларинды и Поппи Ясмин не делала тайны из своей неприязни к ним. Кларинда подозревала, что только из уважения к возлюбленному хозяину – и из страха перед ним – Ясмин пока воздерживалась от того, чтобы подсыпать яд в вино Кларинды или вонзить ей под ребра украшенный драгоценностями кинжал, пока та спит.
Уперев руки в округлые бока, Ясмин еще выше задрала подбородок и окинула Кларинду явно неприязненным взглядом. Ее сестры по гарему насторожились и сосредоточились вокруг них, словно акулы, почуявшие вкус свежей крови.
– Мы слышали, что во дворец прибыл человек твоего роду-племени, – начала Ясмин.
– Вот как? – вежливо переспросила Кларинда, отказываясь доставлять женщине удовлетворение, подтверждая или опровергая то, что она уже знала.
– Мы тут размышляли о том, что привело этого красивого англичанина к нашему порогу. И решили, что он, возможно, устал спать с костлявыми английскими принцессами и решил попробовать, какова в постели настоящая женщина. – Ясмин оглянулась через плечо, чтобы удостовериться, что вся аудитория ее внимательно слушает. – Или несколько настоящих женщин.
Когда женщины позади нее повалились на кушетки в приступе смеха, губы Ясмин дрогнули в победоносной улыбке.
Кларинда сохраняла на лице выражение полного безразличия.
– В отличие от марокканских мужчин англичанам не требуется множества женщин, чтобы удовлетворить свои желания. Им хватит одной. Если это подходящая женщина.
Хотя ее голос разносился по всему залу, Ясмин придвинулась ближе, как будто желая поделиться секретом.
– Если бы Соломон направил меня помогать англичанину мыться, уж я бы доказала, что являюсь подходящей женщиной, умеющей удовлетворить любое его желание.
За последние три месяца Кларинда научилась гораздо большему, чем способы вплетания драгоценностей в свои волосы. И когда она отчетливо представила себе эту женщину стоящей на коленях у ног Эша, ей пришлось изо всех сил стиснуть в кулаки руки, чтобы не согнать пощечиной самодовольное выражение с ее физиономии.
Наклонившись к Ясмин еще ниже, Кларинда понизила голос до настоящего шепота, который предназначался только для ушей Ясмин:
– Если бы ты могла удовлетворить любое желание мужчины, ты бы являлась женой Фарука, а не наложницей, не так ли?
Кларинда была единственной, кто стоял достаточно близко, чтобы разглядеть страшную обиду в глазах Ясмин. Сама того не желая, Кларинда почувствовала угрызения совести. Пожалуй, вдвое обиднее жить почти на положении рабыни, если ты рождена быть королевой.
Понимая, что малейшее проявление сочувствия сочтут слабостью, которой можно воспользоваться позднее, Кларинда аккуратно обошла Ясмин и быстро пересекла комнату.
Кларинда не могла позволить себе роскоши оглянуться через плечо, наслаждаясь собственным триумфом, однако Поппи не была связана подобными ограничениями.
– Что, черт возьми, ты сказала этой мегере? Она выглядит так, будто готова убить тебя во сне.
Кларинда тряхнула головой и произнесла самым легкомысленным тоном:
– Я сказала ей, что загадочный англичанин и его желания меня абсолютно не касаются.
Кларинда беспокойно ходила туда-сюда по отгороженному портьерой алькову в ожидании приглашения присоединиться к султану за ужином. Поскольку она все еще была почетной гостьей султана, от нее не требовалось спать в главном зале вместе с другими женщинами. Ей была предоставлена комнатка в башне, в которую вела узкая каменная лестница. Поппи спала в алькове меньшего размера, расположенном сразу при выходе из зала. В алькове Кларинды почти ничего не было, кроме роскошной кушетки для сна с горой подушек, но она по крайней мере находилась здесь одна. А сегодня ночью, больше чем когда-либо, она радовалась возможности побыть одной, пусть даже такая привилегия давала женам и наложницам Фарука еще один повод испытывать к ней презрение.
Старшие женщины, прислуживавшие обитательницам гарема, в большинстве своем являлись некогда любимыми наложницами отца Фарука. Они привели Кларинду в порядок и ушли, унося с собой свои лосьоны и притирания. Работу свою они всегда делали тщательно, однако сегодня Кларинде показалось, будто они особенно старательно потрудились над ее внешностью. Судя по всему, им сообщили, что сегодня вечером она должна предстать перед глазами не только султана, но и его чужеземных гостей.
Кларинда потеряла счет взмахам щеток и расчесок, которыми они расчесывали ее волосы, пока они не заблестели, словно льняная пряжа в неярком свете лампы. Находиться в центре столь пристального внимания было весьма соблазнительно, особенно если закрыть глаза и отдаться этим манипуляциям. Каждый дюйм ее тела словно возрождался к жизни, как после продолжительного сна.
Приведя в порядок ее волосы, женщины достали коллекцию флакончиков, горшочков и пузырьков. Припудрили ее скулы пудрой из чистого золота, подрумянили верхнюю губу, чтобы подчеркнуть ее изгиб в виде лука Купидона, и обвели тончайшей угольной линией ее глаза.
Одна из женщин открыла стеклянную крышку драгоценного флакона и помазала ее миррой за ушами и в ямочке под горлом. Они были готовы надушить и гораздо более интимные места, если бы Кларинда не прогнала их из алькова, не обращая внимания на их обиженные мины и протесты, которые они бормотали по-арабски.
Ей бы следовало помнить, что они делают это не для ее удовольствия, а для того, чтобы сделать ее более желанной в глазах мужчин.
В любой другой вечер все эти манипуляции могли бы показаться Кларинде даже приятным отступлением от однообразного течения жизни. Однако в этот вечер ее нервы были напряжены так сильно, что она боялась закричать, если чьи-то руки продолжат с равнодушием блуждать по ее телу. Сама того не желая, она вообразила себе другую пару рук, бронзовых от загара, словно припорошенных жесткими русыми волосками и движущихся отнюдь не с равнодушием.
Обругав себя за подобные мысли, Кларинда еще раз беспокойно прошлась по алькову и повернулась, взмахнув подолом изумрудно-зеленого и ярко-синего одеяния, которое марокканцы называют юбками. В Англии она была закована в корсет, и ей даже думать не позволялось о созревших формах, которые он скрывал. Здесь же ее не только заставляли думать о плоти, но и постоянно чувствовать ее нужды и желания. Будучи женщиной, которая в течение почти десятилетия изо всех сил сдерживала эти мощные желания под контролем, Кларинда начала побаиваться, что сама представляет для себя большую опасность, чем Фарук.
Невесомый шелк ее юбок был настолько тонок, что казался сотканным из паутины и лунного света. Единственным, что хоть как-то удерживало одежду в рамках приличия, была драпировка из тончайшей ткани в стратегических местах. Такая попытка соблюсти приличия лишала возможности с уверенностью сказать, видел ли человек то, что ему не дозволено видеть, или это просто игра света.
Острое унижение, которое испытывала Кларинда, одетая в то, что англичане сочли бы совершенно неприличным нижним бельем, начало проходить после первых нескольких недель пребывания во дворце. По сравнению с тем, в чем обычно разгуливала по гарему Ясмин, одежда Кларинды являлась образцом целомудрия.
Однако сегодня вечером под эти тончайшие слои шелка устремится взгляд Эша. Сегодня его янтарные глаза будут ласкать кремового цвета округлости ее грудей, которые открывал глубокий вырез лифа. При этой мысли Кларинда прикоснулась рукой к горлу. Ей вдруг стало жарко, и голова закружилась, как будто она заболела какой-то экзотической лихорадкой.