Я замедляю ход и обдумываю возможность развернуться и убежать прочь. Но затем вижу, как Никки толкает локтем Кристи Экли и указывает в мою сторону. В считанные секунды, они все смотрят на меня.
Я не побегу. И не позволю увидеть им, что я нервничаю. Вместо этого, расправляю плечи и прибавляю шаг, смотря только вперед, сосредотачивая все силы на пустом взгляде, скрывающем истинные эмоции. До свободы остается пятнадцать метров. Дверь манит издалека. Уже близко.
Но я так занята, стараясь не смотреть в их сторону, что ничего не замечаю на своем пути и спотыкаюсь. Я пытаюсь сохранить равновесие, и тарелка выскальзывает из рук. Мне удается не упасть, чего не скажешь о моем сэндвиче, который разлетается на грязном полу.
Все за столом начинают смеяться. Я отказываюсь смотреть на них, потому что мое лицо горит, и мчусь к двери, на этот раз, обращая внимание, что у меня под ногами. Лишь оказавшись у выхода, я оглядываюсь. Это был бумажный пакет. Я едва не разбила себе голову, споткнувшись о пустой бумажный пакет.
Я перевожу взгляд на их стол, и мои глаза останавливаются на единственном человеке, который не смеется. Коуле. Выражение его лица невозможно прочесть, и он сидит совершенно неподвижно. Как всегда, окруженный девушками.
Я открываю дверь и направляюсь на скамейку в дальнем углу двора, окруженную кустами, чтобы у них не было возможности видеть меня из-за своего стола для избранных в столовой.
Затем я ставлю ноги на скамейку, подтягиваю их под себя и обнимаю колени. Прижимаясь лбом к ногам, закрываю глаза и глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться.
Я знаю, они винят меня в смерти Стивена. Это мое наказание, и я заслуживаю его. Они обвиняют меня, потому что считают, я должна была каким-то образом спасти его, остановить эту бессмысленную трагедию. Если бы они только знали, что я на самом деле убила его. Что бы они подумали? Их насмешки были бы еще хуже?
Мой живот урчит, а я сижу в одиночестве, надеясь, что никто не смотрит на меня, но боюсь поднять взгляд, чтобы убедиться в этом.
Не знаю, как долго сижу здесь, когда какой-то парень откашливается. На секунду я замираю, но затем неохотно выпрямляюсь.
Коул смотрит прямо мне в глаза. Его взгляд так отличается от тех, которыми меня провожает остальная часть моих бывших друзей. В его взгляде нет ненависти, как у других. Коул ставит тарелку на скамейку, и я смотрю на бутерброд.
– Это неправильно.
Я сглатываю.
– Что?
– То, как они поступают с тобой.
Я наклоняю голову на бок.
– Они ничего не сделали. Это я идиотка, которая споткнулась.
– Я не имею в виду только сейчас. Я имею в виду... каждый день.
– Почему тебя это вообще волнует? Все те же шутки, каждый год. Ничего из того, с чем бы я могла справиться.
Я выше поднимаю голову.
– Почему ты позволяешь им это делать? Почему миришься с этим?
– Потому что я заслуживаю это.
Скрестив руки на груди, он смотрит мне прямо в глаза:
– Никто не заслуживает того, чтобы с ним обращались, как с грязью.
Я впиваюсь в него взглядом, надеясь, что он оставит меня одну.
– Нет. Я заслуживаю. Моя вина в том, что случилось, и они это знают.
– Ты действительно винишь себя?
Тишина длится слишком долго. А затем я отвечаю:
– Да.
– Хм... – Коул вздыхает, но, похоже, не знает, что сказать на это. Он смещает вес, оглядывается на столовую, а затем снова на меня.
– Что ж, приятного аппетита.
Мне хочется что-нибудь сказать, но в голове крутится столько мыслей, что я не могу сформулировать ни одной из них. И прежде чем я успеваю произнести хоть слово, Коул уходит, оставляя меня наедине со своей виной. Я открываю рот, чтобы окликнуть его, но тут же закрываю.
Никаких друзей. Это единственное правило, которое обеспечит остальным безопасность.
Я ставлю ноги обратно на землю и наблюдаю, как Коул пересекает двор. Стройная темноволосая девушка останавливает его у двери, заключая в объятья, которые длятся слишком долго. Она что-то говорит, и он смеется. Затем девушка уходит, покачивая бедрами.
Коул наблюдает за ее походкой. Я сужаю глаза. Он тянется к двери, оглядываясь на меня, и ловит мой взгляд. Его губы изгибаются в легкой улыбке.
Я перевожу взгляд вниз на сэндвич, и мой желудок снова урчит. Он такой же, как и тот, что я уронила на пол, сэндвич с индейкой, вот только этот не поломанный и не покрытый грязью. Я смотрю в сторону столовой, но, как и предполагалось, их стола не видно с моего места.
Вздыхая, беру сэндвич и откусываю большой кусок. Я так проголодалась, что мне кажется, будто это самое вкусное, что я когда-либо пробовала. Солнце согревает меня сквозь черную рубашку, я сижу и жую подарок сжалившегося надо мной Коула.
Надеюсь, теплая погода продержится еще месяц или два. В Сидер Коув, штат Орегон, дожди идут постоянно с октября по май. Наш городок находится рядом с океаном, но горы, окружающие его, притягивают облака, заключая их в ловушку над нами.
С другой стороны, во время проливного дождя людей в Тиламукском лесу меньше всего, и мне не приходится беспокоиться о том, что кто-то может найти мое озеро. Сегодня светит солнце, небо безоблачное. Такая погода продлится не более недели, и уже скоро осень заявит о себе, окрашивая листья во все оттенки красного и желтого – цвета нашей школы. Когда футбольный сезон будет наполовину окончен, даже к полудню температура снаружи едва будет достигать пяти градусов тепла. Я ненавижу зимы, когда сумерки начинают сгущаться спустя несколько часов после окончания школьных занятий.
И я боюсь темноты. Как только луна поднимается в небо, влияя на приливы и отливы, меня сильнее начинает тянуть к воде. Летом мне достаточно плавать всего семь-восемь часов каждый день, но зимой, когда кажется, что ночи тянутся вечно, мое время в воде увеличивается до двенадцати часов.
Уставившись в землю, я откусываю еще один кусок от сэндвича.
Еще девять часов и я вернусь к озеру.
Глава 4
За час до заката я прихожу на Приморское кладбище, ровно за тридцать минут до наступления сумерек, как и всегда. Кладбище находится на вершине холма в десяти минутах езды к югу от Сидер Коув, рядом с отвесными скалами. Передо мной открывается потрясающий, захватывающий дух вид на Тихий океан.
Я спускаюсь вниз по бетонной дорожке, прохожу мимо большой плакучей ивы, листва с которой практически облетела, и подхожу к четвертой по счету от дерева могиле. Могиле Стивена. Оказавшись там, я опускаюсь на колени рядом с камнем, разделяющим могилы Стивена Гуда и его соседа по имени Мэтью Пирсон. Тому довелось прожить на этой земле шестьдесят два года, почти в три раза больше, чем Стивену.
Я поворачиваюсь и ложусь на траву, глядя на безоблачное сентябрьское небо. Как только розовые и оранжевые отблески заката начинают появляться на небе, я не могу не думать о том, что несут с собой сумерки. Если бы Стивен лежал сейчас на траве, а не двумя метрами ниже под землей, он был бы рядом со мной. Мы могли бы провести следующие полчаса, лежа плечом к плечу, переплетая наши пальцы. Холод травы был бы согрет теплом его улыбки.
Вместо этого, он, холодный и мертвый, погребен сейчас под землей в красивом гробу из красного дерева, который обошелся его матери в восемь тысяч долларов.
– Эй, Стивен, – говорю я. Порывшись в кармане, я достаю игрушечную машинку Шевель из коллекции Hot Wheels. Она такого же синего цвета, каким была машина Стивена. – Я нашла её в магазине игрушек на днях.
Я поднимаю машинку к небу, словно он сможет увидеть её оттуда, где теперь живет его душа.
– Знаю, это не то же самое. В смысле, ты не сможешь водить её или что-то вроде этого. Но увидев эту машинку, я подумала о тебе, так что...
Я купила одну тебе и одну для себя.
Мой голос затихает, и я опускаю руку.
– Знаешь, парень, который купил твой автомобиль, живет в городе. Я иногда вижу его. Выглядит на пятьдесят. Он и понятия не имеет, сколько тебе пришлось работать, чтобы восстановить машину. Жаль, что ты не можешь быть здесь и водить ее.
Мой голос ломается и затихает в горле. Только в это время суток я позволяю себе опустить стены, что возвела вокруг себя. Я не знаю, почему прихожу сюда каждый день. Возможно, я надеюсь найти ответы или жду, когда он скажет, что не винит меня в случившемся. И разговоры с ним, словно заглаживают часть моей вины. Пусть это и небольшая часть, крошечный кусочек льда от огромного айсберга, но для меня это уже что-то.
Я сглатываю, когда слезы застилают глаза и бегут по вискам. Со слезами на глазах я уже не могу ясно видеть, и из-за этого темнеющее небо мне кажется похожим на океан, на волнующуюся, мерцающую воду.
И вдруг, я снова там, стою на тёмном пляже со Стивеном.
Я нервно хихикаю, когда его руки скользят по моей талии. Мы несколько недель шли к этому. Мне было слишком страшно спросить его, чего он ждет. Слишком страшно, что я ошибаюсь.
Но сегодня вечером всё по-другому. Сегодня вечером мы подошли к этому.
Я смотрю на волны, набегающие на берег, Стивен стоит сзади меня, его губы едва касаются изгиба моей шеи. Сегодня вечером воздух какой-то наэлектризованный, из-за этого я еще больше завожусь. Поздняя летняя ночь обволакивает теплом влажного воздуха, всё небо в тучах, угрожающих пролиться дождем, который, похоже, все никак не начнется. Луна и звезды спрятаны за тучами, и снаружи так темно, что с трудом видно на расстоянии десяти метров.
Воздух на вкус как соль, как лето, как всё, что я люблю, и меня охватывает непреодолимое желание пойти поплавать.
Я поворачиваюсь в его руках, пока не оказываюсь с ним лицом к лицу. Он наклоняется, и мы сливаемся в долгом поцелуе. Я не могу поверить, что мы на самом деле здесь, действительно делаем это. Всё как будто во сне. Я отступаю назад, не прерывая поцелуя, пока вода не начинает плескаться около моих ног. Стивен, немного удивленный, на мгновение отрывается от меня, но я тяну его назад, в свои объятия, желая получить больше.
Больше, больше, больше. Это всё, о чем я могу думать. Это желание непреодолимо.
– Давай поплаваем, – шепчу я между поцелуями.
Я не знаю, почему хочу плавать, но я хочу. Отчаянно. И прежде, чем Стивен успевает как-то отреагировать, я стягиваю с него футболку через голову и кидаю её на песок.
Стивен моргает в недоумении. Может быть, я слишком тороплюсь после такого долгого ожидания. Но он тоже хочет этого – я это вижу. Он смотрит, как я снимаю с себя рубашку и кидаю её к его футболке. Когда я стягиваю с себя брюки, он делает то же самое. И вот мы стоим с ним там, в одном нижнем белье. Я беру его за руку и веду в воду, все дальше.
Я нервничаю, но мне плевать. И, кажется, я не могу заставить себя остановиться, чтобы не тащить его глубже.
Я всегда очень осторожна, всегда тщательно контролирую свои действия. Но сегодня я безрассудно делаю всё, что хочу, не думая о последствиях.
Всепоглощающее желание закручивается внутри меня, как только наши ноги перестают касаться песчаного дна. Он хочет поцеловать меня, но волна с брызгами обрушивается на нас. Мы запрокидываем головы и смеемся.
Я легкомысленна и нахожусь в эйфории, я так счастлива, что не могу себя сдерживать.
Я снова смеюсь, переворачиваюсь на спину, гребу и плыву дальше. Стивен что-то говорит, но из-за воды, заполнившей мне уши, я не могу разобрать его слова. Я смеюсь снова, и это получается так странно, мелодично. Звук пузырится, изменяется, наполняя ночной воздух красивейшей песней.
Не может быть, чтобы я это делала, но я пою. Звук разрастается все сильнее и сильнее с каждым моим движением. Я не знаю, почему делаю это; но у меня такое ощущение, словно я поступаю правильно. Словно я ждала всю свою жизнь, чтобы спеть эту песню.
Вскоре я перестаю думать вообще. Мои руки гребут, а я набираю скорость, двигаясь быстрее, чем любое живое существо в воде. Смутно, но я помню, что здесь со мной Стивен, но я не могу мыслить ясно. Песня льется, усиливается, вибрируя в моей груди.
Но резко, как только я делаю следующее движение, мелодия умирает в горле. Тишина окружает меня тесным кольцом.
Внезапно желание петь угасает. Мой разум проясняется, и туман в голове рассеивается.
Что я делаю? Где Стивен?
Я плаваю в вертикальном положении, барахтаюсь на воде, пытаясь разглядеть пляж далеко на берегу.
Он уже вышел из воды? Поплыл к берегу?
Я всматриваюсь в темноту, но на расстоянии пяти метров ничего не видно. Волны вокруг меня усиливаются, и я качаюсь на поверхности, ожидая.
Желание плавать исчезло. Расплывчатые воспоминания о том, как только что мой смех превратился в странную песню без слов, пугают меня. Я хочу выйти на берег, и при этом никак не могу понять, почему плавание оказалось самым важным для меня. Уже почти полночь, и скоро начнется буря.
Я переворачиваюсь на спину и плыву к берегу. В голове что-то стучит, настолько сильно, что эхом отдает в черепе. Вскоре я сталкиваюсь с чем-то настолько твердым, что удар эхом отдается в моей голове. Я разворачиваюсь, принимая вертикальное положение в воде.
Из-за чернильной темноты невозможно рассмотреть, что плавает передо мной. Я протягиваю руку, вода рябит от моих движений. Сначала, я не уверена, что чувствую у себя под пальцами. Но затем приходит понимание.
Волосы.
Кожа.
Я подаюсь назад, настолько быстро, что ухожу под воду и набираю полный рот воды. Мне трудно держать рот над водой, в то время как я кашляю и задыхаюсь.
Я снова протягиваю руку, сердце бешено стучит, руки трясутся, но я переворачиваю тело и вглядываюсь в темноту.
Это...
Стивен.
Крик вырывается из моего горла, и на секунду я замираю. Мои ноги больше не двигаются, я медленно погружаюсь под воду. Но затем я выкашливаю еще больше морской воды, и это заставляет меня прийти в себя. Я наблюдаю, как его тело плавает на поверхности, а волны накрывают нас.
Мой разум проясняется и заставляет меня снова двигаться. Я хватаюсь рукой за подбородок Стивена и гребу к берегу. Я плыву быстрее, чем когда-либо мог человек, быстрее, чем могла сама. Кажется, прошла всего секунда прежде, чем мы оказываемся на песке.
Но Стивен не двигался, не бился в моих руках.
Нет. Нет, нет, нет, нет.
Я наклоняюсь и пытаюсь вдохнуть в него жизнь. Я закрываю ему нос и отдаю ему весь воздух, что только у меня есть. Я давлю на его грудь, пытаясь заставить сердце биться.
Он не мог так далеко заплыть. Просто не мог.
Казалось, всего несколько секунд мы были порознь.
Я отчаянно давлю на его грудь, вдыхаю воздух в легкие, но все без результата. Меня душат слезы.
– Стивен! – кричу я, надавливая на грудь и всхлипывая.
Его глаза пустые, остекленевшие, словно у призрака.
Я наклоняюсь и плачу. Из-за того, что было. Из-за того, чего уже никогда не будет.
Вверх по улице раздается шум мотора, такой громкий, что я отскакиваю назад от Стивена. Визг тормозов возвращает меня к реальности.
Помощь. Кто-то может помочь.
Я карабкаюсь вверх по песчаному берегу, побеги тростника впиваются в мои босые ноги, пока я, наконец, не оказываюсь стоящей под уличным фонарем. Ночной воздух уже не дарит тепло моей обнаженной влажной коже. Дождь, который грозил начаться последние несколько дней, припускается мелкой моросью, как только я ступаю на тротуар.
Свет фар ударяет в меня, когда машина показывается из-за поворота. Я выбегаю на середину улицы, размахивая руками над головой. Фары светят прямо мне в лицо, ослепляя, заставляя меня прикрыть глаза рукой. Мокрая и полуголая, должно быть, я выгляжу сумасшедшей.
К свету фар присоединяется мигающий красный и синий.
Полиция.
Я прокручиваю это в голове снова и снова, каждый день, но всё всегда заканчивается одинаково. Я, завернутая в одеяло, сижу на заднем сидении полицейской машины, в то время как холодное, накрытое простыней тело Стивена, провозят мимо меня. Каталка обо что-то ударяется, когда они поднимают её в машину скорой, и рука Стивена выскальзывает из-под простыни. И всё что я могу видеть – его бледные, безжизненные пальцы.