Нора Робертс
Пролог
Бернардо Баптисту убили ночью, во время скромного ужина, состоявшего из хлеба, сыра и бутылки кьянти. Вино было молодым; Бернардо молодым не был. Стать старше не было суждено ни тому, ни другому. Бернардо был таким же простым и бесхитростным человеком, как просты были хлеб и сыр. И жил он в том же самом маленьком домике среди холмов к северу от Венеции, в который привел жену пятьдесят один год назад. Здесь выросли пятеро его детей. Здесь умерла его жена. Теперь семидесятитрехлетний Бернардо жил один. Большинство членов его семьи покоилось в каменном склепе на краю огромного виноградника Джамбелли. На этом винограднике он работал всю свою жизнь. Он знал
Человек – это связующее звено в цепи поколений, переплетение корней, дающих жизнь цветущему плодоносящему миру.
Ралф Уолдо Эмерсон
1
Бутылка каберне-совиньона урожая 1902 года, произведенного на винодельне завода «Замок Джамбелли», была продана с аукциона за сто двадцать пять тысяч пятьсот долларов США. «Целая куча денег за вино, смешанное с сентиментальными чувствами», – подумала София. Это вино в красивой старинной бутылке было сделано из гроздьев, собранных в тот год, когда Чезаре Джамбелли основал свою винодельню «Замок Джамбелли» на холмистом участке к северу от Венеции.
В то время говорить о замке мог либо мошенник, либо безудержный оптимист. Все зависело от точки зрения. Скромный дом Чезаре и каменный винный погребок нисколько не напоминали castello. Но виноградник у Чезаре был действительно королевский; этот виноградник стал ядром будущей империи.
Спустя почти век великолепным каберне-совиньоном можно было только сбрызгивать салат вместо уксуса, но София не собиралась спорить с богатым человеком. Это было не ее дело. Бабушка была права, как всегда. За право владеть частичкой истории Джамбелли люди будут платить, и платить много.
София записала итоговую цену и имя покупателя, чтобы после окончания аукциона сообщить об этом бабушке по факсу. Впрочем, она едва ли забыла бы и то и другое.
Она присутствовала здесь не только как специалист по рекламе и связям с общественностью, разработавший план и каталог аукциона, но и как представитель семьи Джамбелли на этом чрезвычайном событии, украсившем собой начало нового тысячелетия.
Именно поэтому она тихо сидела в задних рядах, следя за торгами и ходом презентации, – красивые, длинные ноги изящно скрещены в лодыжках, спина, словно у выпускницы монастырской школы, – идеально прямая. Черный костюм в полоску, сшитый лучшим итальянским портным, выглядит по-деловому и в то же время очень женственно.
Именно такой считала себя сама София. Деловой и женственной.
У нее было тонкое, со светло-золотистой кожей лицо, глубоко посаженные большие карие глаза и широкий подвижный рот. Высокие, резко очерченные скулы, подобно горным вершинам, приковывали взгляд и вместе с бриллиантовой точкой подбородка придавали Софии выражение лукавства и воинственности одновременно. Да, без сомнения, это было изумительное лицо, красоту которого его обладательница вполне сознательно и подчас безжалостно использовала в качестве точно разящего оружия. Почему бы и нет? Инструмент для того и создают, чтобы им пользоваться, так она считала.
Год назад она рассталась с роскошными черными волосами до талии, заменив их короткой прической с задорной челочкой на лбу. Такая прическа очень шла ей. София прекрасно знала, что ей идет, а что нет.
На ней было надето старинное жемчужное ожерелье, подаренное бабушкой к совершеннолетию; лицо было исполнено вежливого интереса. Именно с таким видом сидел на собраниях совета директоров ее отец.
Когда публике показали следующий лот, ее глаза засияли, а уголки рта слегка приподнялись.
Это была бутылка бороло 1934 года из бочки, которая называлась Di Tereza, потому что именно в этом году родилась ее бабушка. На этой бочке из личных подвалов семьи Джамбелли был вырезан портрет Терезы в десятилетнем возрасте – именно том возрасте, когда вино созревает, входит в силу и разливается в бутылки.
Сейчас, в шестьдесят семь лет, Тереза Джамбелли была легендарной личностью, слава которой как винодела затмила даже славу ее деда.
Бутылка красного вина с этой этикеткой впервые выставлялась на продажу и выходила за пределы семьи. Как и ожидала София, торги шли бойко и оживленно.
Мужчина, сидевший рядом с Софией, постучал пальцем по странице каталога, где была напечатана фотография бутылки.
– Вы похожи на нее.
София слегка пошевелилась, взглянула сначала на соседа – представительного мужчину лет шестидесяти, потом на портрет девочки, серьезно смотревшей с этикетки.
– Спасибо.
Маршалл Ивенс, вспомнила она. Недвижимое имущество, второе поколение. Состояние – пятьсот миллионов. Ей по роду деятельности полагалось знать имена, финансовое состояние и прочие необходимые сведения о любителях вина и коллекционерах с толстыми кошельками и строгим вкусом.
– Я надеялся, что La Signora прибудет на сегодняшний аукцион. Она хорошо себя чувствует?
– Лучше не бывает. Но ей помешали дела.
В кармане завибрировал пейджер. Однако раздосадованная помехой София предпочла следить за торгами. Она обводила комнату взглядом, обращая внимание на жесты. Мужчина, сидевший в третьем ряду, небрежно поднял палец; это означало повышение цены еще на пятьсот долларов.
В конце концов цена бутылки бороло превысила цену каберне-совиньона на пятнадцать тысяч. После этого София обернулась к соседу и протянула ему руку.
– Поздравляю, мистер Ивенс. Ваш вклад в Международный Красный Крест будет оценен по заслугам. Благодарю вас от имени компании и семьи Джамбелли и надеюсь, что этот приз доставит вам удовольствие.
– Не сомневаюсь. – Он взял ее руку и поднес к губам. – Я имел честь познакомиться с La Signora много лет назад. Она необыкновенная женщина.
– Да, так и есть.
– Может быть, ее внучка согласится пообедать со мной сегодня вечером?
Он годился ей в отцы, но София была воспитана на европейский манер и не придавала этому никакого значения. Сложись обстоятельства по-другому, она согласилась бы и наверняка получила удовольствие…
– Мне очень жаль, но сегодня я занята. Если не возражаете, отложим до моего следующего визита на восток.
– Конечно, не возражаю.
Она тепло улыбнулась и встала.
– Прошу прощения, мне пора.
София незаметно выскользнула из зала, вынула из кармана пейджер и проверила номер. Затем прошла в дамскую гостиную, посмотрела на часы и достала из сумочки мобильный телефон. Она набрала номер, опустилась на диван и положила на колени ноутбук и электронный органайзер.
Неделя, проведенная в Нью-Йорке, не слишком утомила ее. Выведя на экран список назначенных встреч, София с удовольствием убедилась, что у нее есть еще немного времени для посещения магазинов. Потом придется вернуться, переодеться и ехать обедать.
«Джереми Деморне», – подумала она. Значит, ее ждет изысканный, приятный вечер. Французский ресторан, беседа о еде, путешествиях и театре. И, конечно, о вине. Поскольку он принадлежит к семье Деморне, владеющей компанией «Ла Кёр», а она – член семьи Джамбелли, они будут притворяться, что хотят выведать друг у друга деловые секреты.
Наверняка будет шампанское. Отлично. Сегодня у нее для этого подходящее настроение.
А за шампанским последует чрезвычайно романтическая попытка соблазнить ее. Что ж, возможно…
Он не лишен привлекательности и чувства юмора. Если им обоим удастся забыть, что ее отец как-то переспал с его женой, у этого маленького романа не будет привкуса кровосмешения.
Как-никак с тех пор прошло несколько лет.
– Мария… – София заставила себя на время забыть о Джерри и предстоящем вечере. К телефону подошла экономка семьи Джамбелли. – Я хочу поговорить с мамой. Она дома?
– Да, мисс София. Она ждала вашего звонка. Минутку…
София представила себе Марию, торопливо идущую по анфиладе и осматривающую комнаты в надежде что-нибудь убрать, хотя Пилар Джамбелли-Авано уже все убрала сама.
«Мама была бы довольна, если бы жила в домике, обсаженном розовыми кустами, пекла хлеб, занималась рукоделием и ухаживала за садом», – со вздохом подумала София. Пилар следовало иметь полдюжины дочерей и ломать себе голову, за кого их выдать замуж.
– Софи, я только что вышла в оранжерею. Подожди, дай отдышаться… Не думала, что ты позвонишь так рано. По моим расчетам – аукцион в самом разгаре.
– Подходит к концу. Могу сказать, что он прошел с огромным успехом. Сегодня вечером отправлю по факсу подробный отчет. В крайнем случае завтра утром. Мне пора возвращаться в зал и подводить итоги. У вас все в порядке?
– Более-менее. Твоя бабушка приказала созвать общий сбор.
– О господи, неужели она опять собралась умирать, как шесть месяцев назад?
– Восемь, – поправила Пилар. – Впрочем, какая разница? Мне очень жаль, детка, но она настаивает. Не знаю, связано ли это со смертью, однако она явно что-то затеяла. Позвонила адвокатам насчет очередного изменения завещания. И отдала мне камею своей матери. Это означает, что она думает о будущем.
– Мне казалось, что она отдала ее тебе еще в прошлый раз.
– Нет, тогда это были янтарные бусы. Она созывает всех. Тебе нужно вернуться.
– Ладно, ладно… – София посмотрела в свой органайзер и послала мысленно прощальный поцелуй Джереми Деморне. – Заканчиваю и вылетаю. Но эта ее новая привычка умирать и переделывать завещание каждые несколько месяцев очень неудобна.
– Софи, ты хорошая девочка. Я оставлю тебе свои янтарные бусы.
– Премного благодарна! – София засмеялась и дала отбой.
Через два часа София летела на запад и гадала, сможет ли она сама через сорок лет заставить людей примчаться к ней по первому зову, бросив все свои дела.
Мысль об этом заставила Софию улыбнуться. Она взяла бокал шампанского и откинулась на спинку кресла. В наушниках звучала музыка Верди.
Софи ошибалась. Не все готовы были мчаться, бросив свои дела. Хотя Тайлер Макмиллан находился от виллы Джамбелли в нескольких минутах ходьбы, он считал, что обрезка лозы важнее, чем вызов La Signora.
Так он и сказал.
– Перестань, Тай. Ты можешь уделить этому несколько часов.
– Не сейчас. – Тай мерил шагами комнату; ему не терпелось вернуться в поле. – Извини, дед. Ты знаешь, как важна зимняя обрезка. И Тереза знает это не хуже. – Он приложил мобильный телефон к другому уху. Тайлер ненавидел мобильники. Потому что всегда терял их. – Виноградники Макмилланов нуждаются в заботе не меньше, чем виноградники Джамбелли.
– Тай…
– Ты сам сделал меня управляющим. Вот я и управляю.
– Тай, – повторил Эли, хорошо знавший упрямство внука, – мы с Терезой заботимся о винах Макмилланов ничуть не меньше, чем о винах с этикеткой «Джамбелли», и делаем это уже двадцать лет. Тебя сделали управляющим, потому что ты отличный виноградарь. У Терезы есть планы. И эти планы имеют отношение к тебе.
– На следующей неделе.
– Завтра. – Эли нечасто прибегал к нажиму, предпочитая действовать другими способами. Но когда требовалось – был непреклонен. – В час дня. Ленч. Форма одежды соответствующая.
Тайлер хмуро посмотрел на свои старые сапоги и потертые края толстых брюк.
– Черт побери, это же самый разгар дня!
– Тайлер, ты что, единственный из Макмилланов, который разбирается в обрезке? Можно подумать, что осенью от тебя ушли все служащие.
– Ладно, так и быть. Но ответь мне на один вопрос.
– Спрашивай.
– Сколько раз она еще будет умирать?
– В час дня, – ответил Эли. – Постарайся не опаздывать.
– Да, да, да, – с досадой пробормотал Тайлер, но только после того, как отключил телефон.
Он обожал деда. И Терезу тоже – возможно, именно потому, что она была такой упрямой и надоедливой. Когда дед женился на наследнице Джамбелли, Тайлеру было одиннадцать. Он был влюблен в виноградники, в террасы на холмах, в темные погреба и огромные бочки.
В каком-то смысле он влюбился и в Терезу Луизу Илану Джамбелли, худощавую, слегка пугающую, с идеально прямой спиной, одетую в такие же сапоги и брюки, как и он, перешагивавшую через стебли горчицы, которые росли в междурядьях.
Она посмотрела на Тая, приподняв черную бровь, тонкую, как лезвие бритвы, и назвала его городским неженкой. Раз уж Тай теперь ее внук, ему придется стать крепким и сильным.
Она велела ему провести лето на вилле. Никто не решился с ней спорить. Во всяком случае, не его родители: те были счастливы надолго избавиться от мальчика и улететь к своим вечеринкам, любовницам и любовникам. Вот так все и вышло, подумал Тайлер, подойдя к окну. Лето за летом, пока он не забыл про особняк в Сан-Франциско. Его домом стали виноградники, а родителями – Тереза и дед.