– Сумасшедший!
– Мы моряки, и дух наш молод! – проорал Сергей, вынырнув посередине озера. Утки обиженно выползли на берег.
На ближайшем к озеру огороде стояла женщина с тяпкой и из-под руки смотрела в их сторону.
– Плыви ко мне! – орал Сергей с середины озера.
– Я не умею плавать! – смеялась она.
– Я тебя научу! Жена моряка обязана уметь плавать!
Вероятно, Калерии, от природы активной и общительной, был необходим мощный толчок, случай, который заставил бы ее забыть о себе и переключиться на других. И такой случай не замедлил произойти.
В один из осенних тоскливых дней, когда она, по своему обыкновению, слушала заунывное завывание ветра, к ней в дверь постучали. Поскольку в городке не принято запирать двери на ключ, когда хозяева дома, то в прихожую вошли без приглашения, зажгли свет, и Калерия увидела своих соратниц по женсовету, продавщицу Людмилу и учительницу Наталью Павловну.
– Калерия Петровна, вы неважно себя чувствуете? А мы… Мы вот не знаем, что делать, – с порога затараторила Людмила. А по скорбному выражению лица учительницы Калерия догадалась, что событие не из радостных.
– Что-то случилось? – предположила она, садясь на диване и шаря рукой в поисках расчески.
– Даже не знаю, как и сказать. – Людмила обернулась на Наталью Павловну.
– Ну чего уж там, – вздохнула учительница. – Тамара-то Абрашина… отравилась.
– Как?! – Калерия почувствовала, как кровь прилила к голове. В висках застучало. – Когда?
– Да сегодня, – охотно пояснила Наталья Павловна. – Выпила, дурочка, уксус.
– Боже мой!
– Ну! – подхватила Людмила. – Додумалась! Ну, в госпиталь увезли…
– В госпиталь, – повторила Калерия, механически разыскивая ногой тапочки под диваном. – Сильно гортань обожжена? А кто там сегодня дежурит? А что Абрашин?
Все эти вопросы она задавала, уже роясь в шкафу, натягивая платье и доставая с полки чулки.
– Мне бы машину, – сказала она, ни к кому не обращаясь.
– Мы на машине! – дуэтом ответили женщины. – Замполит выделил!
Калерия собралась было надеть плащ, но женщины объяснили ей, что на улице холодно и сыро. С тех пор как она последний раз выходила из дома, многое изменилось. В первую очередь – погода.
На замполитовской «Волге» их доставили в госпиталь. Калерия стремительным шагом, от которого уже успела отвыкнуть, пересекла коридор и вошла в палату, женщины – за ней.
Абрашина находилась здесь одна. Глаза ее были открыты, запекшийся рот – тоже. Она как рыба ловила ртом воздух, словно пытаясь что-то сказать. Взгляд ее стремился куда-то мимо всего, в точку на стене. И рука поднималась, пытаясь присутствующим что-то показать в этой точке.
Наталья Павловна зажала рот рукой и вышла. Людмила заплакала.
Вошел дежурный врач Абрамян. Калерия отвела его в сторону.
– Как состояние?
– Сильно обожжен пищевод. По крайней мере в условиях нашего госпиталя операцию делать бессмысленно.
– Нужно везти во Владивосток.
– Да нет смысла, – устало отмахнулся Абрамян. Вероятно, в течение дня он не раз слышал эти слова. Но Калерия, сама врач, должна понимать… – Мы не довезем ее, Калерия Петровна, – объяснил он. – Она нетранспортабельна.
– Нужно что-то делать. Кураев видел ее?
– Видел. Он с утра здесь.
– Ну нельзя же вот так оставить умирать молодую женщину?!
– Мы сделали все, что могли, – сухо ответил коллега и вышел.
Женщины остались возле Тамары. Она была в полузабытьи и являла собой страшное зрелище – куда-то рвалась, широко открыв глаза и тряся рукой впереди себя. Из гортани ее доносились сиплые звуки, словно она все еще силилась что-то сказать.
Калерия подошла и взяла ее за руку.
– Что, Тамара, что ты хочешь?
Людмила тихо скулила за спиной Калерии.
– Люда! – вдруг осенило Калерию. – Там, в коридоре, кажется, Абрашин был, я не ошиблась? Ты его видела?
– Да, видела. Он там, ходит как тень. Вы думаете…
– Позови его.
Вошел Абрашин. На него было жалко смотреть. Перекошенный рот дрожал, скулы ходуном ходили.
Калерии показалось, что она понимает все, что чувствует сейчас Тамара. Абрашин подошел и сел рядом с женой на табуретку. Женщина перестала рваться, но продолжала что-то мычать. Из левого глаза скатилась слеза.
– Зачем же ты, Тома, – только и смог выговорить Абрашин и уронил голову на руки.
– Тамара хотела видеть вас, – сказала Калерия, наблюдая за изменениями в лице Тамары. – Она… думаю, она хочет проститься с вами. Сказать, что прощает вас.
– Откуда вы знаете?
– Я врач. Я многое видела, – напомнила Калерия. И добавила: – И еще я женщина.
Абрашин с надеждой взглянул на жену. Тамара после этих слов глубоко вздохнула. Словно выпуская из легких весь накопившийся воздух, вытянулась, словно собиралась встать, и затихла.
– Что? Что она? – закричал Абрашин и уронил табуретку.
– Не шумите, – сухо оборвала Калерия. – Она умерла.
Так уж получилось, что организацию похорон Тамары Абрашиной пришлось взять на себя Калерии. Все обращались к ней. Женсовет командовал в опустевшей квартире Абрашиных. Со всех семей собрали деньги. Покупали венки и все необходимое, посылали телеграммы близким, организовывали процессию и поминки.
Все три дня Калерия была на ногах – распоряжалась, заказывала, устраивала, успокаивала, кормила.
А когда хлопоты закончились, наступило воскресенье. И капитан Дробышев не пошел на службу, а рано утром разбудил жену и объявил, что они едут на рыбалку.
Оказывается, он уже все приготовил для поездки: удочки, резиновые сапоги, лодку. Замариновал мясо, сложил в сумку продукты.
Калерия почувствовала, что любит жизнь. Она торопилась укрепиться в этом убеждении – быстро собиралась, будто муж мог передумать. Вытаскивала из шкафа теплые спортивные костюмы, куртки и свитера. Воспоминания о тайге, о теплом охотничьем домике, где они обычно останавливались, о бурлящей таежной речке подняли в ее душе рой уснувших эмоций. Смерть Тамары подействовала на нее отрезвляюще. Она теперь знала, что не хочет расставаться с тем, что имеет. Что молодость и любовь, и возможность жить среди людей и разделять с ними их интересы – это все ценно для нее. Очень ценно.
И когда они с мужем ехали на своей машине, а по радио звучала задорная песенка в исполнении Натальи Варлей, Калерия подпевала актрисе и улыбалась солнечному дню и болтала о пустяках, отвлекая мужа от дороги.
Он слушал ее болтовню и не верил, что только неделю назад его жена представляла собой существо, почти полностью выключенное из жизни.
Сейчас она была прежней Калерией – его женой, подругой, его товарищем и его возлюбленной.
Да, конечно, обидно, что она потеряла ребенка. Но разве это главное?
Все равно они семья. Они еще больше нужны друг другу.
Часть 4. Встреча
После длительного перелета они долго ехали на видавшем виды «газике», который то дребезжал и трясся по грунтовой дороге, то весело летел по ровному асфальту шоссе.
Ирина толком не успела ничего разглядеть, хотя подозревала, что они проезжают мимо интересных мест. До того ли ей было с двумя грудными младенцами на руках!
Весь запас ее знаний по уходу за младенцами составляли несколько отрывочных рассказов ее свекрови. Дорога далась трудно, и она не могла дождаться, когда же приедут на место и…
Но что будет дальше, она представляла смутно.
– Ну как ты? Устала? – спрашивал Сергей, то и дело поворачивая голову к ним назад.
Она отрицательно крутила головой и улыбалась. Она не допустит, чтобы он ее жалел! Уж если их когда-нибудь свяжет чувство, то пусть этим чувством будет не жалость!
Ванечку она держала на руках, тот иначе ехать отказывался – поднимал крик. Захар лежал рядом, на сиденье, но крепко держал Ирину за палец. Так они поделили ее, и каждый остался доволен.
Сергей, созерцая эту картину, теплел лицом, возле глаз появлялись лучики. Ирине нравилось, когда он так улыбается. В этой улыбке присутствовало что-то домашнее, будто она предназначена только им троим – ей и детям. Ей так хотелось думать.
Наконец машина остановилась возле синих, с якорями, ворот. Сергей показал документы патрульному. Строгий патрульный открыл заднюю дверцу и заглянул в машину. Увидев девушку с малышами, матрос не удержался от улыбки и отдал честь семье прибывшего капитан-лейтенанта.
Подъехали к длинному пятиэтажному зданию, вокруг которого сновали матросы. Эти же матросы подхватили чемоданы и понесли внутрь.
На широком крыльце стоял офицер. Судя по его заинтересованности, он ожидал именно их. Ответив на приветствие Сергея, офицер представился:
– Начальник штаба капитан второго ранга Артюхов. Добро пожаловать в нашу часть!
– Здравствуйте, – улыбнулась Ирина немного виновато. Она не могла пожать руку гостеприимному капитану – обе они были заняты младенцами.
Капитан сделал знак глазами, и матросы приняли у нее свертки с детьми. Младенцы, удивительное дело, даже не пикнули.
– Пройдемте в казарму, – предложил начальник штаба. – Я вас познакомлю с местом вашей будущей дислокации, так сказать…
Они поднялись на второй этаж.
– Живем мы дружно, – бодро продолжал капитан. – Каждый этаж занимает экипаж одного корабля.
Ирина покосилась на Сергея, но лицо его оставалось бесстрастным. Может быть, он знал, что им предстоит жить в казарме? А вот для нее это оказалось сюрпризом. Еще ее интересовало, куда матросы унесли младенцев. И еще…
Собственно, ее все интересовало, и она во все глаза смотрела на то, что творится вокруг. А вокруг творилась совершенно непонятная жизнь. Матрос в конце длинного коридора натирал шваброй и без того блестящий пол. Проходя мимо приоткрытых дверей, она видела идеально застеленные двухъярусные кровати, тумбочки с номерами.
Снова общежитие… Только какое оно необычное!
– С жильем у нас пока напряженно, – пояснил капитан, предвидя вопросы молодой семьи. – Готовится к сдаче дом, а пока… чем богаты, как говорится, тем и рады! Вот ваша каюта. – Он показал на приоткрытую дверь. – Со всеми вопросами обращаться к боцману.
– К боцману? – переспросила Ирина, ибо это слово ей ни о чем не говорило.
– Ну да. Боцман у вас – мичман Егоров.
Ирина ровным счетом ничего не поняла, но обнаружить свою некомпетентность не решалась.
– Как устроитесь, капитан-лейтенант, – обратился офицер к Сергею, – с документами прошу в штаб.
– Есть! – ответил Сергей и вытянулся. Ирина заглянула в свою каюту. На железной койке, застеленной синим шерстяным одеялом, лежали оба свертка и серьезно таращились вокруг.
Каютой оказалась крошечная комнатка, где, кроме двух железных коек и пары тумбочек, едва поместились старый письменный стол и две табуретки.
– Ты расстроилась? – спросил Сергей сразу, как они остались одни.
– Почему я должна расстраиваться? – бодро возразила Ирина. – Мы наконец добрались до места. Это уже хорошо. Потом – нам дали комнату, и я могу даже снять туфли! Это просто здорово!
Сергей недоверчиво следил за выражением лица своей подруги, но не находил на нем следов паники. Он облегченно вздохнул.
– Тут и в самом деле неплохо. К тому же ты сможешь познакомиться с моим экипажем, увидишь, с кем я пойду в море…
– Конечно! – поддержала Ирина.
– И это же временно… Потом мы получим отдельную квартиру…
– Да все нормально, – убеждала его Ирина. Они поддерживали друг друга, стараясь выглядеть беззаботными, хотя оба понимали: казарма. Общий туалет (женских тут просто не предусмотрено), отсутствие кухни.
У Ирины возникало множество вопросов: как она будет купать детей? Где готовить им еду? Стирать? Сушить пеленки?
Но вопросы так и остались незаданными – Сергей и без них растерялся, она это видела.
– Я должен ненадолго уйти, – осторожно напомнил он.
– Я знаю. Иди и не переживай, – убежденно сказала Ирина. – Служба прежде всего. А я тут займусь обустройством…
Он стоял и смотрел на нее. Видимо, ему как воздух были сейчас необходимы эти ее убеждение и решимость. А ей хотелось погладить его по груди, где блестели золотые пуговицы. Но она почему-то не сделала этого.
– Тогда я пошел. – Он помялся в дверях, то ли ожидая чего-то от нее, то ли сам что-то собираясь сделать. Но не сделал. Развернулся и быстро пошел по коридору.
Оставшись одна в каюте, Ирина переоделась в ситцевое платье и решительно принялась за дело.
Переложив из двух больших чемоданов вещи в тумбочки, установила один чемодан верхом на стол, а другой поставила рядом, на табуретки. Постелила в чемоданы детскую постель, подложила клеенку, фланелевые пеленки и подушечки.
– Ну что, матросы, – обратилась она к детям, – начинается наша новая жизнь. Ничего, сейчас мы с вами красоту наведем…
Мальчики с готовностью загудели в ответ.
В дверь постучали. На пороге стоял крупный круглолицый мужчина.
– Здравия желаю, – поздоровался он и протянул вперед себя поднос с двумя банками. В банках было теплое молоко.
– Ой, спасибо! – обрадовалась Ирина и поинтересовалась: – А вы кто? Боцман?
– Так точно! Мичман Егоров, боцман.
– Огромное вам спасибо, товарищ мичман, – едва сдерживая улыбку, ответила девушка.
– Столоваться будете на камбузе, – слегка стесняясь ее и оттого хмурясь, добавил боцман.
– На камбузе… – постаралась запомнить Ирина.
– Ну да. Супруг ваш пойдет на камбуз, ну и вы с ним. А за ребятками дежурный матрос присмотрит.
Ирина снова ничего не поняла, но кивнула. Ей почему-то жалко стало этого боцмана, которому, вероятно, приходилось иметь дело лишь с военными мужчинами и оттого непривычно с женщинами.
– Если чего надо, я в крайней каюте, не стесняйтесь.
Ирина повесила занавески, навела в каюте подобие домашнего уюта.
Накормленные малыши уснули в своих чемоданах. Ирина только сейчас почувствовала ужасную усталость. Решила прилечь на минутку, дожидаясь возвращения Сергея. Но, едва дотронувшись головой до подушки, провалилась в сон.
Она не слышала, как ходили по коридору матросы, как вернулся из штаба Сергей и укрыл ее одеялом, как он ложился…
А утром их позвали на завтрак. Камбуз оказался трехэтажной столовой.
В приоткрытую дверь на первом этаже Ирина увидела ряд длинных столов. Здесь обедали матросы.
Они с Сергеем поднялись на второй этаж. Там, в большом светлом зале, все было по-другому. Столы, рассчитанные на четырех человек, стояли отдельно. Белоснежные скатерти, салфетки, официантки в белых крахмальных передничках и офицеры в черном с позолотой – все это создавало торжественную атмосферу некоего ритуала, участницей которого Ирина себя немедленно почувствовала.
Они заняли столик у окна, куда их проводила дама в белом головном уборе. Стол был частично сервирован. На белоснежно-золотых тарелках красовались невиданные яства: тонко нарезанная розовая рыба, красная и черная икра. Кроме этого, на столе уже стояли творог, сметана, сыр.
– Праздник, наверное, какой-то? – шепотом предположила она.
Сергей только засмеялся в ответ. К ним спешила официантка с подносом, на котором дымилась разваристая рисовая каша, а в стаканах с подстаканниками янтарно сверкал чай.
Сергей с аппетитом принялся за еду. Ирина последовала его примеру. Он то и дело, улыбаясь, посматривал на нее.
– Что ты смеешься? – допытывалась она. – Ты хочешь сказать, что тебя всегда так кормят?
Сергей продолжал смеяться глазами.
Не успели расправиться с кашей, официантка принесла и поставила на стол полный графин молока и накрытую крышечкой алюминиевую кастрюльку.
– Это для ваших малышей, – пояснила официантка. – Приятного аппетита.
– Ой, девушка! – подскочила Ирина, чуть ли не обнимая слегка обалдевшую официантку. – Какое же вам спасибо! А я всю голову сломала – чем же буду детей кормить? В казарме кухни нет, и…