– Все позади, мы нашли вас, вы больше не одна. – Он протянул ей фляжку с бренди. – Сделайте большой глоток… Так, еще один… Хорошо. Вы не ранены? Можете двигать руками и ногами?
София пробормотала что-то невнятное и затряслась. Джо снял с себя теплую куртку и накинул ей на плечи.
– Как думаешь, Стив, у нее нет переломов? – спросил он.
– Кажется, нет, – ответил Стив, осторожно ощупывая конечности Софии. – Но она совсем заледенела. Я вынесу ее наверх. Может, пойдете и скажете Руфусу, сэр? Бедняга с ума сходит.
– Нет! – с неожиданной силой выкрикнула София. – Только не Руфус! – Глаза ее испуганно расширились. – О, пожалуйста, не позволяйте ему подходить ко мне!
– Но, моя дорогая… – начал Джо, беря ее за руку.
– Он пытался меня убить, – четко произнесла она.
Стив вскинул голову. В ответ на его удивленный взгляд Джо пожал плечами.
– Потом разберемся, – проворчал он и ласково обратился к Софии: – Тебе сейчас нужна горячая ванна и долгий сон, потом почувствуешь себя совсем по-другому. Мы отвезем тебя ко мне домой, Джун за тобой поухаживает.
Джо нервно покосился на Стива, но тот лишь спокойно заметил, что люди, пережившие стресс, всегда говорят странные вещи, так что не стоит обращать на это внимания. Он дал Софии еще бренди, затем подхватил на руки и понес к выходу.
«С долей удачи, – подумал Джо, – когда мы выберемся на поверхность, никаких драматических сцен не случится. Жертва слишком обессилена, а Стив поможет справиться с ситуацией. Он человек уравновешенный, к тому же друг Руфуса».
Но Джо пришлось самому держать Руфуса в стороне от жены, стараясь не делать это очевидным для посторонних. Публичного скандала ни в коем случае нельзя было допустить, тем более что никто ничего не знал о несчастье. София жива – это главное, и они должны быть благодарны Богу. Однако, усаживая жену кузена в свою машину, Джо грустно подумал, что ничто не сможет оправдать страшного преступления, которое Руфус совершил этой ночью.
***
София лежала в смежной со спальней пастора комнате и пристально смотрела в окно на небо, окружавшее серебристо-серый шпиль приходской церкви. Ей всегда казалось, что храм Святого Михаила похож на средневековый замок, парящий в воздухе. Она все время смотрела на него, потому что не могла заставить себя читать, а закрыть глаза боялась.
Горячая ванна и двенадцать часов сна полностью восстановили ее силы. Неглубокие царапины на руках и ногах да пара синяков скоро заживут. Доктор сказал, что она легко отделалась.
– Я рада, что вы так считаете, – сухо произнесла Джун Ленчерд. – Учитывая, что бедняжка отказывается от еды, не хочет говорить и, кажется, даже не замечает, что вы подошли к ней…
– Вы не должны забывать, что она испытала тяжелое потрясение. Но она справится с этим.
– Надеюсь, он прав, – сказала позже Джун своему мужу. – Что мы будем делать, когда София начнет поправляться? Единственное, что она ясно говорит, так это то, что не хочет возвращаться в «Уотергейтс» и никогда больше не желает видеть Руфуса.
– Она говорит это только тебе и мне, – заметил Джо. – Она не сказала ни слова против Руфуса ни доктору, ни сестре Ламли. Думаю, у нее больше самообладания, чем можно было ожидать. Нам остается только ждать и уповать на Божью помощь.
Кроме Стива, Джо и Джун были единственными, кто догадывался, что произошло. После множества разговоров и предположений общее мнение сошлось на том, что Руфус – глупый мальчишка. Но поскольку он признавал свою вину и был так очевидно несчастен, все трое в высшей степени сочувствовали ему.
Взволнованные соседи и родственники звонили в дом пастора с расспросами, всячески выражали свое участие. Из Уайлтона приехал Виктор с охапкой роз и клубникой. Дядя Август привез для любимой племянницы свеженький триллер, которым зачитывалась вся Англия, и остался на два часа поспорить с менее любимым племянником о воскрешении из мертвых, как будто это, как раздраженно заметил после его ухода Джо, являлось единственной и самой главной заботой пастора. Самого Джо в настоящее время чрезвычайно беспокоили Руфус и София, которые, казалось, так и останутся жить в его доме. Руфус умолял, чтобы его допустили к жене, а когда ему в этом отказывали, приходил в отчаяние и мучительно каялся, мечась по кабинету кузена.
– Естественно, она не хочет меня видеть, бедная девочка! И я ее не виню. Когда я понял, что с ней сделал… Это слишком ужасно! Я не могу вынести даже мысли об этом. Только я не в состоянии перестать думать, и, уверен, она тоже не сумеет. О боже, я разрушил нашу жизнь! – Он мгновение постоял неподвижно, осунувшийся, изможденный и страшно несчастный молодой мужчина, совершенно потрясенный той ситуацией, в которую сам себя загнал, и снова нервно зашагал по старенькому ковру. – Я совсем не хотел, чтобы так случилось. Я не собирался надолго оставлять ее там, клянусь тебе. Я никогда не хотел причинить ей боль… но вдруг обнаружил, что вцепился руками в ее горло, и инстинкт заставил меня запереть ее в каком-нибудь безопасном месте, вне моей досягаемости… Для ее же блага!
– Ты сам-то в это веришь? – хмуро спросил Джо.
– Я не знаю, – прошептал Руфус. – Если честно, я думаю, что это правда, потому что я не мог желать зла Софии. Я люблю ее, как ты не понимаешь?
– Не понимаю, – сухо заявил пастор.
– Это все моя ревность! Я не могу с ней справиться. Я одержим мыслями о том, что София мне неверна. Бесполезно убеждать меня, что я просто идиот! Я не замечаю, что творю, пока не становится слишком поздно… Джо, скажи, со мной что-то не так? Я ненормальный?
– Нет, – резко ответил Джо. – Ты такой же нормальный, как и я. Не ищи себе глупых оправданий. Ты – собственник, и, возможно, не твоя в том вина.
Но тебе никогда не приходило в голову, что с этим нужно что-то делать? Ты позволяешь своей ревности терзать тебя, как человек с огромным флюсом, не желающий идти к дантисту. А отвратительные сцены, которые ты устраиваешь жене, – это своего рода самолечение, быстрый путь избавления от «зубной боли». Ты выплескиваешь на Софию свою злобу, тебе от этого становится легче – на время, – но ты даже не думаешь, какую боль причиняешь ей!
Джо испытал легкое раскаяние, увидев, как его кузен принимает обвинения, даже не пытаясь защищаться. Руфус лишь раз бросил на него удивленный взгляд и затем, казалось, смирился, осознал, сгорбился под грузом вины, ставшей еще тяжелее.
– Я не знаю, что делать, – вдруг произнес он испуганным шепотом. – Так не может продолжаться.
Джо просидел с кузеном полночи, пытаясь утешить его. Все было слишком сложно. Пастор боялся, как бы кто из детей не заметил, что Руфус никогда не поднимается наверх повидать Софию, и не разболтал об этом кому-нибудь из соседей. Но он был уверен, что его шурин, Майлз Ропер, уже сделал кое-какие выводы.
Майлз, антрополог, вернулся из Африки и сделал дом пастора своей штаб-квартирой, чтобы побыть с дочерью, воспитывающейся в семье его покойной жены. Умный и сдержанный, Майлз помалкивал и так подчеркнуто не проявлял любопытства к несчастью Софии, что было ясно: он считает все случившееся очень подозрительным.
Такое положение дел сохранялось в течение пяти дней. Когда София наконец начала вставать, Джо решил, что пора выступить перед ней в защиту Руфуса.
– Бесполезно. – Она сидела у окна, нервная и утомленная. – Я слишком часто слышала это и прежде.
– На сей раз, мне кажется, все будет по-другому. Руфус получил урок, которого не забудет. И он сильно потрясен. Если ты готова дать ему еще один шанс…
– Еще один шанс убить меня? Благодарю покорно!
– София, он не пытался тебя убить. Разумеется, он не должен был запирать тебя в пещере и не имеет ни малейшего оправдания. Но, уверяю тебя, он глубоко осознал свою вину. Он же вернулся за тобой, и только благодаря тому, что он бросился за Стивом Уэйтом, мы нашли тебя.
– Но сначала он пытался меня задушить. Полагаю, он не стал упоминать об этом?
– Упомянул. – Джо повторил то, что сказал ему Руфус, и, храбро встретив циничную усмешку Софии, добавил: – Думаю, вопреки всему, он отнюдь не жесток.
– Неужели, Джо?
София открыла портсигар, и Джо наклонился, чтобы дать ей прикурить. Внезапно он обнаружил, что смотрит на молодую женщину оценивающе, как представитель противоположного пола. Даже после тяжелого потрясения она не утратила своей красоты и гордости. Но более всего его тронул странный возбуждающий вызов во всем ее облике, свидетельство того, что она не согласна с ним. У этой девушки в характере есть нечто, понял Джо, что заставляет мужчин вроде Руфуса терять душевное равновесие, ей стоит лишь слегка подтолкнуть их. И все же пастор твердо верил, что она хорошая женщина, честная и любящая, совершенно не осознающая свою провокационную силу.
София глубоко затянулась табачным дымом.
– Я не вернусь к нему. Я не перестаю говорить это Джун, но она не обращает внимания. Вы и так были слишком добры ко мне, и мне не хотелось бы обременять вас своим присутствием. Я буду жить одна. А что до твоих увещеваний… Ты кузен Руфуса, не мой, и в любом случае у тебя есть профессиональная заинтересованность в сохранении брака. Ты думаешь, что люди, совершившие ошибку, должны нести за это наказание, пока один из них не умрет. Джо молчал.
– Забавная у тебя работа! – не унималась София. – Говорить несчастным, что это их обязанность – безропотно сносить то, что с тобой самим никогда не случалось. Должно быть, ты смотришь на них не без некоторого самодовольства, ведь сам ты счастлив в браке!
Джо почувствовал внезапную симпатию к Руфусу. Эта маленькая кошечка на самом деле умеет действовать на нервы… Но затем он вспомнил, через какое ужасное испытание она прошла, и то жалкое состояние, в котором ее отыскали. Как может кто-то ее винить?
– Церковь несправедлива к тем, кто хочет развестись! – продолжала София с зарождающимся истерическим подвыванием, которое Джо слишком часто слышал за последние двадцать лет своей службы.
– Послушай меня, София, – поспешно прервал он ее, – я не собираюсь вступать с тобой в богословский спор о святости брака. Если ты хочешь уйти от Руфуса из страха, что он опять причинит тебе боль… ну, тогда нет на этой земле человека, который посмеет бросить в тебя камень. Это твое личное дело. – Джо понял по озадаченному взгляду Софии, что выбил почву у нее из-под ног, и это было именно то, чего он добивался. Воспользовавшись полученным преимуществом, пастор продолжил: – Ты веришь в угрозу, исходящую от Руфуса? Я – нет. Думаю, он получил такую встряску в этих пещерах, что теперь будет вести себя как шелковый. Я хотел объяснить тебе, насколько сильно он удручен и подавлен, как раскаивается и горит желанием искупить вину. Он очень любит тебя, София.
– Но я его больше не люблю! Ничего не осталось, всю любовь он выбил из меня дубиной. Я была с ним слишком несчастна! – Она разрыдалась.
Джо дал ей выплакаться и тихо сказал:
– Я сомневаюсь, будешь ли ты счастлива, если вы разойдетесь. В этом проблема, не так ли? Не представляю, что ты станешь делать без него.
– Без него? – повторила София, нервно скручивая в пальцах мокрый носовой платок.
– Полагаю, ты захочешь оставить ребенка себе. Где вы будете жить? Едва ли ты отправишься к родителям в Австралию. Мне почему-то кажется, что сэр Фредерик не обрадуется внуку, болтающемуся под ногами. Если ты решишь жить одна, тебе придется найти работу – Руфус не станет содержать два дома. И тогда кто будет присматривать за Пирсом? Позволить себе хорошую няню ты вряд ли сможешь. В любом случае ребенку придется занять второе место в твоей жизни, на первом будет работа. Конечно, Пирс вырастет и без твоего материнского участия, но это не очень приятная перспектива для него…
Джо удивил Софию и железной логикой, и проницательностью. Даже тот факт, что ее блестящий архитектор отец не слишком терпим к маленьким детям, не ускользнул от его внимания. Пастор верно предположил, что она никогда не вернется к родителям, чтобы жить в роскоши и безделье, да и все остальные доводы били точно в цель. Если бы Джо давил на жалость, уговаривая ее пожертвовать собой ради Пирса, София могла бы возмутиться, но он выбрал правильную тактику: спокойно и деловито разложил все по полочкам, выстроил атаку на нерушимом фундаменте логики.
– Руфус ревнует тебя к сыну? – внезапно спросил Джо.
– Нет, что ты! Он обожает Пирса.
– Но патологически ревнивые мужья всегда ненавидят своих сыновей. Если Руфус любит Пирса, значит, все не так уж безнадежно, как ты думаешь. Когда-то нам всем казалось, что вы с Руфусом – идеальная пара, и ты наверняка понимаешь, что прежняя твоя любовь к нему воскреснет и ты будешь рада, что не наломала дров в спешке. Вот что я предлагаю: ты встретишься с Руфусом и попытаешься простить его. Если же он вновь примется за старое, ты сможешь позвонить мне в любой час дня или ночи, и обещаю, я тут же приеду и заберу тебя. И позабочусь, чтобы вы с Пирсом были защищены и обеспечены.
Джо великодушно добавил, что у нее есть время подумать, она не должна решать все сейчас же. Но как бы много времени он ни дал ей, ответ, несомненно, подразумевался один. Намеки Джо напомнили Софии о жизни некоторых ее лондонских подруг. Она не раз выслушивала откровения измученных и жалких бывших жен, пытающихся воспитывать своих детей без посторонней помощи, сражающихся в убогих квартирках Вест-Кенсингтона с нервными срывами и ночными страхами, не находящих себе места от беспокойства о завтрашнем дне и боязни потерять работу. И результат всех их героических усилий почти всегда оказывался плачевным. София любила Пирса, сейчас он стал ей еще дороже, чем прежде, она чувствовала ответственность за него. Как может она искалечить психику родного сына только потому, что не имеет мужества жить с его отцом?
Но где взять силы встретиться с человеком, который довел ее до кромешного отчаяния? Ведь за всеми ее жалобами, обидами, рухнувшими иллюзиями и яростными нападками на церковь скрывался животный страх, который во время того кошмара в полной темноте и одиночестве в пещерах чуть было не свел ее с ума.
И некому было рассказать, как сильно она была тогда напугана, никого не оказалось рядом, чтобы защитить ее в битве с Джо, а сама София слишком ослабла, чтобы продолжать сопротивляться и спорить с ним.
Джо, который искренне стремился помочь им обоим, ужаснулся бы, узнай он, какие эмоции таились за непроницаемой сдержанностью Софии, когда он наконец настоял на ее свидании с Руфусом в гостиной своего дома.
Стоял прекрасный осенний день, но солнечные лучи не проникали в комнату, выходившую на северную сторону, в тень огромного кедра. София дрожала, кутаясь в теплый кардиган. Дверь закрылась за ней, и Руфус обернулся.
Он выглядел еще хуже, чем она. С мертвенно-бледного лица на Софию смотрели красные от бессонницы, несчастные, молящие о прощении глаза. Но она не заметила этого.
– София! – Руфус сделал шаг к ней.
– Не прикасайся ко мне!
Слова вырвались у нее совершенно непроизвольно, иначе она не осмелилась бы произнести их из страха перед мужем. Но они прозвучали, и Руфус неловко отступил назад. София увидела, как угрожающий румянец начинает проступать на белых скулах, сливаясь с темной медью волос. Руфус посмотрел на свои руки – они тряслись, и он засунул их в карманы.
– Я ужасно сожалею… Джо говорил, ты даже слышать об этом не хочешь и не веришь мне, но я должен это сказать. Мне стыдно… Пожалуйста, любимая, как бы сильно ты меня ни ненавидела, попытайся понять… я просто не осознавал, что делаю… Знаю, это не оправдание. Знаю, я был самым что ни на есть отвратительным зверем, но не… не бесчувственным. Пожалуйста, София…
– Перестань, Руфус. Я слышала это слишком часто.
– На этот раз все по-другому.
София ничего не ответила. Руфус решился продолжить.
– Джо говорит, ты возвращаешься ко мне? – почти робко спросил он.
– Да. Но… – Паника все больше охватывала Софию. – Я… я буду спать одна.