Теплый домашний полумрак, запах дерева, сдобы, сказки. Я открыла глаза и поняла, что лежу на печи, на расстеленной перине, обнимая Сашу.
Оглянулась, увидела стоящего посреди сказочной избушки потрясенного происходящим Генри, а глянув в окно, заметила, как бежит ко мне вся моя сказочная живность. А больше и посмотреть не успела!
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
И в избушке стоят пять Ёжек!
И самая старшая на меня, на Стужева, на меня…
– Пожалуйста… – Поняла, что у меня снова начинается истерика.
Но Яги казались несколько шокированными и злыми. И лица были такие, что я сразу поняла – не помогут. Кощей им – первый враг, мне так вообще запретили к нему приближаться, а тут…
– Чего стоим, кого ждем?! – вдруг возопил фолиант.
Оказалось, что книжка в руках старшей бабы Яги находится.
– Мой спаситель кровью истекает, а они замерли, аки столбы ледяные!
Ёжки переглянулись, а старшая вдруг с такой злостью:
– Сама ж против племени Кощеева была!
– Это я когда была? – возмутилась книга. – Это я раньше была, когда они из меня страницы повыдирать хотели, ругательные которые! А теперь я «за», он меня от супостатов вандальных спас, живота не жалеючи! Да кто б еще – один-одинешенек против девяти супостатов темных на бой бы вышел?!
– Дурак! – в сердцах брякнула старшая Яга.
– Дурак, кто ж спорит, – согласилась книга. – Но наш дурак, родной, геройский и любимый! Чего встали? Дурака вылечить да в чувства привести, живо!
И старшая Яга хмуро скомандовала мне:
– Отойди.
Я быстренько с печи слезла, а пока слезала, две другие успели стол наш обеденный в длину растянуть, причем основательно, и даже простыней белоснежной застелить. Яга бросила мне обучательный фолиант и освобожденные руки направила в сторону Стужева. И Сашу словно подхватило да и перенесло по воздуху прямо на стол. И простыня мгновенно начала пропитываться кровью…
Кто-то завыл…
– Да не убивайся ты так, сейчас подлатают нашего Кошеньку, как новенький будет, – утешила меня книга.
А старшая Яга бросила взгляд укоризненный на меня, не на книгу. И тогда я не выдержала и тихо призналась:
– Мы… поженились.
У одной из Ёжек выпала метла, две тихо ойкнули, старшая развернулась ко мне и как рявкнет:
– Где?!
– Ты чо орешь? – возмутилась книга. – Не, Рит, ну ты видела, у нее пациент кровью истекает, а она орет! На Земле они поженились, на Риточкиной, по законам по ихним. Орать потом будешь, Сашеньку лечи, Ритка без него все равно жить не захочет и не получишь ты ни Яги новой, ни хранительницы верной. Лечи, кому говорят.
Яга бросила взгляд на меня, на Стужева, повернулась и простерла руки над его телом. Легкая сизая дымка и зеленое сияние, вырвавшееся из ее ладоней… И я с замиранием сердца смотрела, как останавливается кровь, как раны затягиваются, как исчезают тонкие розовые линии заживших порезов, оставляя лишь паутинку белесых шрамов.
Остальные Яги также стояли, окружив его и простирая руки.
– А избу очистить от посторонних и запереть забыли, – занудно произнесла книга.
Я метнулась сама и, выставив все еще находящегося в ступоре Генри, остальным крикнула: «Нельзя, идет операция», да и двери на засов заперла. Заперла и, привалившись спиной, вновь не отрываясь, уставилась на Сашу и на Ёжек вокруг стола.
– И чо ты смотришь? – ехидно поинтересовалась книга. – Для ревности поводов нету, он в несознанке.
– Помолчи! – грубо приказала старшая Яга.
– Чай не справляетесь? – полюбопытствовал фолиант.
– Убивали они его, – тихо ответила Ёжка.
Кто-то завыл и сполз по двери на пол. Только на полу обнаружила, что это я…
– Не вой! Сказано было к Кощею-младшему ни на шаг! – отрезала старшая Яга. – Книга тебе дадена была, указания ценные, а ты? Теперь воешь? Думать надо было, Рита. Головой думать. И не вой – коли сама не пожелала бы, ввек тебя Кощею не найти, а раз нашел, значит, к нему перенеслась. Сама.
Я всхлипывать перестала. И тут книжка как вставит:
– А кто-то взял и отпустил. «Сама».
Старшая Ёжка на книгу недобро зыркнула и прошипела:
– А что мне ее тут держать нужно было? У нее сердце от горя рвалось!
– А сейчас, значит, ей, по-твоему, хорошо и радостно очень, да? – с нескрываемым ехидством спросил фолиант.
Ёжка глянула в глаза мои зареванные, тяжело вздохнула и спокойно уже:
– Да выживет он, не плачь. Сильно они его потрепали, так то темные, супротив одного и десять богатырей не устоят. Мечи у них особые, и сталь булатную аки масло кромсают, да быстры, что ветер. С ними одна тактика боя – бежать да хорониться в местах укромных, а твой-то им вызов бросил, дурак.
Я всхлипнула и едва слышно ответила:
– Не дурак… он меня защищал.
– И меня, – вставила книга.
Бабы Ёжки переглянулись, да и сосредоточились на лечении.
Долго лечили. А потом одна Яга вдруг пошатнулась, да и осела на пол, вторая, третья, четвертая, и только старшая держалась, все так же поливая Сашу зеленым светом. Я же встала, переложила книгу на лавку и начала помогать Ёжкам встать да пересесть на лавки. Потом чай всем делала, потом…
– Все, – сказала старшая Яга, – сейчас в себя придет.
Я замерла, держа в руках чашку и заварник, как раз одной из Яг чай доливала. Да и все замерли, не отрывая взгляда от лежащего на столе Стужева.
И тут рев на всю избушку:
– Рита!!!
Я выронила и чашку, и заварник, но фарфор еще разбиться не успел, как Саша рывком спрыгнул со стола и уставился на старшую Ягу. Звон разбившейся посуды. Князь мгновенно развернулся на звук и вдруг оказался рядом, сжав в почти болезненных объятьях. И я уткнулась носом в грудь, плевать на оставшиеся кровавые потеки, и как заревела.
И вот не знаю, сколько бы я ревела, не выдай Стужев «утешительное»:
– Да ладно, ты что, серьезно расстроилась?
Всхлипнув, молча и решительно вырвалась из его объятий. Не то чтобы отпустил, но захват определенно ослабил и весело так продолжил:
– Было бы чего переживать, Ритусь. Я ж тебе и дом, и скелетов, и счет в банке оставил, и даже от темных избавился.
У меня слезы высохли, а челюсть отвисла.
– Ротик прикрой, – ласково посоветовали мне и улыбнулись, лучезарно так.
На это у меня сил не было, ни моральных, ни физических вообще. Убивательные зато появились!
Так и сказала:
– Я убью тебя, Стужев! – и главное, вполне серьезное решение.
– Уже не плачешь? – поинтересовался гад кощеистый. – Вот и умничка, а теперь давай-ка быстренько на выход, а то у меня вдруг возникло странное, но очень неприятное чувство, что количество моих тещ выросло в геометрической прогрессии.
Молча и зло ткнула в него пальцем. А потом поднялась на носочках, обвила его шею руками и обняла крепко-крепко, и снова слезы по щекам, потому что слов не было, а вот эмоции зашкаливали.
– Ритусь… – Стужев осторожно по спине погладил.
– Сволочь! – в сердцах выругалась я.
– Маргош…
– Елдыга с замашками самоубийцы! – меня понесло.
– Риточка, – он уже гладил вовсю, пытаясь успокоить.
– Гад, – простонала я, – буслай хохрикий!
– Маргошик, знаешь, ты бы не общалась с мавыми, они на тебя плохо влияют, – посоветовал Саша.
– Твоя смерть на меня плохо влияет!
Я всхлипнула и… и перестала плакать.
– Извини. – Он осторожно поцеловал в макушку и совсем тихо продолжил: – Я думал, что у меня хватит сил свалить к деду.
Запрокинув голову, посмотрела на него и хмуро спросила:
– То есть ты вообще не собирался мне сообщать, что тебя круто порезали, да?!
Пожав плечами, мне честно ответили:
– Я как-то не ожидал, что они до человеческой формы достали.
Мне вспомнился располовиненный «Феррари»… Потом та секундная битва ледяного змея и восьми черных вихрей… Потом в голове вдруг резко потемнело… и я в обморок свалилась, запоздалый.
* * *
В себя приходила под откровенную брань и нежные поцелуи. Судя по ощущениям, я полулежала на руках прижимающего к себе Стужева, ну а в том, что целовал он, даже не сомневалась. Правда, не поняла, к чему тут бранные слова?!
– Еще раз, – прозвучал злой голос Князя, – я вам очень благодарен за все, но Рита моя.
– Рита – двенадцатая хранительница Терры!
– Рад за вас, – вполне искренне произнес Саша. – Но вообще советую поискать кого-нибудь другого на это в высшей степени почетное место.
– Знаете, Александр Мечеславович, это смешно.
– Знаете, Руслана Всеволодовна, я ее вообще первый увидел. Следовательно, Рита моя.
Пауза.
Открыла глаза, улыбнулась встревоженному взгляду Стужева, напомнила ему общеизвестное:
– Сволочь.
– Я тоже тебя люблю, – с улыбкой ответил он.
Вгляделась в его темные в свече сумрака в избушке глаза и тихо спросила:
– Зачем ты это сделал, Саш?
Криво усмехнулся, наклонился и прошептал:
– Ответ уже прозвучал.
Интересно, как ему объяснить, что вид его кости в разрезе от меча темного я уже никогда не забуду? И то жуткое ощущение, когда он, истекая кровью, падает, а я ничего не могу сделать?! И…
– Как темные могли пробраться на Землю? – задала я главный на данный момент вопрос.
И Стужев как-то вдруг в лице изменился. Мгновенно. Задумался, злой вдруг стал, напряженный. А затем приподнял меня аккуратно, пересадил на лавку, поднялся во весь свой рост и выдал:
– Слушайте, Яга Руслана, я тут вдруг подумал – а вы правы.
Я испуганно посмотрела на Ёжку, которая, как и все остальные, стояла с метлой на изготовку. Ёжки удивленно взирали на Стужева, а тот:
– Рит, я тут подумал и решил – я тебя бросаю.
Больше я ни на кого постороннего не смотрела, в ужасе глядя на Алекса Стужева. На знаменитого Князя, причем знаменитого как раз количеством разбитых сердец брошенных им девушек. Стоявшего передо мной с растрепанной прической, голым, покрытым кровоподтеками торсом и спокойным взглядом уверенных ледяных глаз.
– Серьезно, Маргош, – он вдруг даже улыбнулся, – в конце концов, я от тебя что хотел, получил, брак наш законен только в твоей реальности, а я тут подумал и решил не возвращаться, останусь в семье, пройду обряд, стану бессмертным.
– Саш… – Мой голос прозвучал совсем жалко.
– Да ладно, ты же девочка взрослая, сама все понимаешь. – Его голос казался смертельно уставшим. – Все, Рита, будь счастлива, ну или чего там положено желать в подобных случаях, когда жену бросают? Пока, детка. Не провожай, я дорогу знаю.
И он развернулся, прошел мимо расступившихся Ёжек и вышел!
Через мгновение грохотнуло, ударила ярко-зеленая вспышка магической молнии, осветив неестественным светом вытянутые лица женщин.
А я… я…
– Стужев! – Я вскочила и бросилась на улицу.
Меня не пытались удержать, мне никто не помешал выскочить и замереть, оглядывая опустевшее болото! Со всей моей сказочной живностью, с Гадом Змеевичем, обнаружившимся на подлете к избушке, и даже с Курочкой Рябой, которая подошла и погладила меня крылом по ноге. Оно вообще было пустым! Потому что там не было Стужева! Его не было… вообще. Он… он…
Небо разразилось громом. Начался дождь… Струи воды устремились к земле… А я не могла даже плакать.
– В избушку иди, – тихо сказала старшая Яга.
Я не послушалась, она взяла меня за плечи и увела. Я опомнилась, только когда шаль на плечи легла, да в мои ладони кто-то втиснул кружку с чаем.
Остальные сели кто куда и все на меня смотрели.
– Вот если решишь, что он тебя бросил, – стукну, – внезапно заявила книжка.
Я молчала.
– С темными разбираться пошел, – задумчиво вставила старшая Яга.
Больше молчать не могла, посмотрела на нее и прямо спросила:
– А меня почему здесь оставил?!
Руслана Всеволодовна глаза отвела, видимо, отвечать не хотела. Но это ничего, у нас тут ехидный фолиант имеется, он и просветил:
– А тебе теперь нет с Терры ходу, покудова первый экзамен не сдашь!
– Что? – переспросила я.
– Выход с Терры я тебе заблокировала! – старшая Яга решительно поднялась. – Коли приключений жаждешь, так на их поиски с мужем ходи. Уж как ни плох внук Кощеев, а коли ради тебя жизни не пожалел, так и в дальнейшем уберечь сумеет. А до той поры, покудова себя защитить не в силах, сиди в избе!
Ух и злющей вдруг Руслана стала. Глазищи огнем горят, волосы словно светятся, лицо суровое. В общем, спорить я не решилась, только выдала едва слышно:
– Спасибо…
Но старшая Яга на мировую идти отказывалась:
– Не ради него, ради тебя старались. И вот только одно меня, Рита, радует, – она вдруг тяжело вздохнула, да и добавила: – Любит он тебя. Больше жизни любит, а значит, и приглядит, и от темных убережет. Все, сестры, на выход.
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
Вспышка!
И осталась я единственная Яга в избушке, если не считать книги. Скрипнув зубами, хмуро спросила, ни к кому не обращаясь:
– Одного понять не могу – зачем этот спектакль с разводом?
Ответила книга:
– Ой, а ты б его иначе отпустила? А так шок, ступор, тормоз. – Фолиант хихикнул.
Молча сделала глоток чая. В голове только один вопрос: «Он меня действительно считает настолько блондинкой?!»
– Не печалься, милая, – утешила меня зловредная книга. – Он как вернется прощения просить, тут и отольются кошке мышкины слезы.
И я с заметным уважением покосилась на фолиант. Да, действительно прекрасное учебное пособие, просто незаменимое. И обида вся исчезла, и непонимание, только злость на поганый характер Стужева осталась.
– А в том, что вернется, не сомневайся даже, – продолжало мое говорящее пособие по повышенной вредности. – Уж коли ради тебя…
Открылась дверь, заглянул Генри и тихо сообщил:
– Леди Маргарита, хозяин просил передать, что с Ольгой Викторовной связался, ужин отменил. К родителям вашим двух боевых фей приставил, на всякий случай. К Ромочке призрака в дополнение к фее. Все-все, страдайте, не мешаю.
И вышел.
Я лично дара речи лишилась на мгновение. Это я, а вот на улице под навесом были все мои звери.
– Ты сейчас что сказал? – недобро так поинтересовался монструозный коняка.
– Ой, что-то я давно косточек не грыз, – не менее «добро» протянул Серый Волк.
– Страдать ей, значица, – промурлыкал Кот Ученый.
– А давайте я его клюну! – заявила боевая Курочка Ряба.
– Зачем? – недоумевал монструозный конь. – Копыто промеж глаз – вот лучший в мире способ доказать, что кто-то сильно не прав.
– Очень сильно не прав, – добавил обычно добрый Колобок.
В двери вежливо постучали, затем, не дожидаясь разрешения, Генри торопливо вошел, плотно прикрыл дверь и вежливо поинтересовался:
– Чаю, дамы?
– Спасибо, не пьем-с, – ехидно ответила книга.
Скелет бросил на нее взгляд, полный вандального обещания по отрыву страниц, и с тоской посмотрел на меня.
– Генри, а вы мне что, в качестве собственности после раздела имущества достались, а?
Если б скелет мог, он бы побледнел, а так просто кости сероватый оттенок приняли.
– Леди Маргарита, – заискивающе начал он, – я могу в шалашике поселиться, мне дождь – не помеха и…
– Я буду чай, – с улыбкой сообщила я.
– И я, – добавила книга.
Скелет мгновенно бросился выполнять пожелания, и через несколько минут в заварничке заваривался настоящий английский чай.
Вот только чаю мне не хотелось совершенно, и я осторожно соскользнула на пол, беззвучно вышла из избушки под навес, к своим затихшим животным. Постояла пару минут и медленно сползла по стеночке на пол.
– Да кому он нужен-то, – захлопотала Лиса Патрикеевна, схватив меня за руку, потянув на себя и таким образом пытаясь поднять.
– Мне, – тихо ответила я, и Лисичка отпустила.
– Нужен, так нужен. – Встрепанный Гусь подошел, к ноге прижался. – Что я, Кощеев не воровал, что ли!
– Не воровал, – заметил Кот Ученый.