6. Исполнительной некромантии.
Хуже всех все-таки приходилось боевым некромантам — сразу по завершению обучения они направлялись на военную службу сроком на двадцать лет. И тут уж не отвертишься, ибо раз ты военный, будь добр служи на благо королевства. С другой стороны в среде некромантов чаще всего случались головокружительные карьеры. Прикладным некромантам в чем-то было проще — вместе с дипломом они получали лицензию и могли открывать частные конторы, оказывая населению услуги по профессии. Например, оживляли умершего родственника, не успевшего оставить завещание и позволяли родственникам услышать последнюю волю, или же занимались упокоением особо ретивых умерших, тревожащих покои семейных склепов. Судебные некроманты, в ряды которых стараниями отчима затесалась и я, готовились стать судьями с полномочиями рассматривать все связанные с нежитью разбирательства, в связи с чем, я была вынуждена не только постигать азы некромантии, но и юриспруденцию тщательно изучать. На факультете криминалистической некромантии было не в пример интереснее — они пол года практиковались в городской страже, помогая расследовать убийства и несанкционированные подъемы нежити, так что в основном корпус криминалистов пустовал и им все скопом жутко завидовали. Обучающимся на факультете педагогической некромантии никто не завидовал и в первую очередь сами преподаватели. Им, шествующим по коридорам в черных с шелковыми вставками мантиях, все очень сочувствовали, прекрасно понимая, что вскоре несчастным предстоит стоять перед жаждущими знаний адептами. Бррр! Ну и самым разгильдяйским факультетом являлись исполнительные некроманты. Им предстояло патрулировать кладбища и склепы, отлавливать незарегистрированную нежить, приводить в исполнение судебные решения, заниматься следственно-розыскной деятельностью, служить в миграционных органах и вообще не особо напрягаться.
Они и сейчас не особо напрягались, имея всего две пары теории по классификации нежити в день и четыре пары практики, гуляя по окрестным лесам и полям в поисках нежити собственно для классификации. Я им завидовала. Искренне. Хотя прикладникам больше — получить лицензию по окончанию академии моя заветная мечта. Конечно, я бы желала получить лицензию артефактора, но и лицензия некроманта вполне бы устроила — вместе с этим перевитым черной ленточкой документом выпускники получали право на открытие счета в банке, право на собственный капитал и возможность не зависеть от родственников. То есть заключение брака и финансовые вложения без подписи главы рода, а это… это то, чего так жаждала я.
Видимо я совсем задумалась, раз обратила внимание на Пауля, только когда тот лапкой потрогал мою ладонь. Как я удержалась от вопля, ума не приложу.
— Что, налюбезничался? — поинтересовалась у умертвия.
Пауль смущенно поковырял лапкой скатерть. Саламандра встряхнулась, юркнула под котел и лукаво поглядела на меня оттуда. Вопрос: И чем эти двое занимались?!
— Ием? — вопросил паучок.
— Идем, — устало согласилась я.
Нежить тенью юркнула на мое плечо… я скоро заикой стану! Когда мы уходили, ящерка активно махала лапкой на прощание, краем глаза заметила, что Пауль посылал ей воздушные поцелуи. Нет, ну пару часов как оживили всего, а он?!
В комнату я доплелась с трудом. День выдался сложным, суп был без поддерживающей магии, а настроение и вовсе ниже плинтуса, учитывая перспективы. Но едва я вошла в комнату, все упадническое настроение испарилось вмиг! Потому что моему вниманию предстала схема! На листке в мой рост, стопка которых у меня имелась еще из артефактического учебного прошлого, были выведены все правила! Три колонки. Запреты, допустимое, разрешенное. Четко, понятно, просто, схематично. А мой Гобби старательно трудился над второй схемой, внося пометки по мере чтения талмуда.
Несколько минут я потрясенно стояла в дверях, а после задала крайне интересующий меня вопрос:
— Гобби, а где артефакт?
Просто вспомнилось, как магический заряд уходит в нежить, причем прямо в артефакт Кхада и я вынуждена отвлечь внимание некромантов испуганно визжа бросаясь в них сапогами. Все решили, что это я с перепугу.
— Ыы, — ответил гоблин, не отрываясь от своего занятия и указал на Пауля.
Паучок смущено ковырнул лапкой. На полу обнаружила остатки от амулета восстановления, которым я сломанную ногу Гобби обворачивала. Догадка потрясла.
— Гобби, хочешь сказать, что когда мы ушли разбираться с ректором, ты взял паука, обернул амулетом и приложил артефакт?!
Вместо ответа нежить извлекла артефакт Кхада и продемонстрировала мне. Артефакт оказался полностью разряжен. В носу защипало, по щекам потекли слезы… Я была растрогана, потрясена, ошарашена, я… Я внезапно отчетливо поняла, что такое родственные души, потому что Гобби, он ведь понимал, что эта энергия нужна ему самому, а отдал ее паучку. Сам отдал.
— Ии? — встревожился Пауль.
— Все хорошо, — я сняла паучка, без содрогания и отвращения положила на ладонь, осторожно погладила пальцами.
Нежить заурчала от удовольствия, потерлась мохнатым брюшком о ладонь — а я, кажется, совершенно перестала бояться пауков. Просто я увидела в Пауле нечто большее, чем лапки и свой детский кошмар, нечто гораздо большее, то ради чего Гобби отдал свою энергию, то ради чего, наверное, стоило жить и бороться.
— Знаешь, — я присела за стол, рядом с умертвием, — если мы на королевских Мертвых играх соберем достаточно энергии, попытаемся оживить не только тебя, но и Пауля.
Гобби вдруг потянулся, взял лист бумаги и написал: «Он не хочет».
— Почему? — удивилась я.
«Был старый, умирал. Теперь полон сил и у него… подружка».
— Саламандра, — догадалась я.
Гобби кивнул.
На душе вдруг стало так тепло-тепло, и светло очень.
«Спасибо» — написал Гобби.
Я молча положила руку поверх его костистой ладони. Кости были желтые, местами стертые, местами покрытые трещинками — а для меня он вдруг стал таким близким существом. Самым родным, но сказать что-либо я сейчас все равно не смогла бы — разве что «Ыыы».
— Ыыы, — произнес Гобби.
Я улыбнулась. В глазах снова слезы.
«Спать» — написало умертвие.
— Гобби, — я сжала его ладонь, — а ты… как… ну в лесу…
И почему-то отвела взгляд.
«Меня убили» — написал гоблин. Затем добавил: «Память возвращается медленно, я вспомнил, как писать, ваш язык. Смерть и обиду. Обидно было. Свое имя нет. Ложись спать, Риа, я разбужу на рассвете, все выучишь».
Тысячи вопросов, отголосок чужой боли и понимание — я сделаю все что возможно, чтобы вернуть ему жизнь. Абсолютно все.
«Риа, — вновь начал писать Гобби, — там, под платформой, эти трое и ты — тебя обидели?».
— Обидели, — тихо призналась я, — и унизили. Я унизила в ответ.
В следующее мгновение меня снова посетили смутные мысли по поводу того, почему Гобби вся нежить била, ибо гоблин задал невероятный вопрос: «Достаточно?».
— Унизила? — догадалась я.
Гобби кивнул.
Я задумалась, пожала плечами и выдала:
— Не очень, они не прониклись.
Мои умертвия переглянулись.
«Спать!» — приказал Гобби.
Я бы посопротивлялась, но от усталости уже шатало.
Пока сходила в душ, пока переоделась, как свалилась на кровать помнила смутно, как укрывалась, не помнила вообще.
Глава вторая
Про невезение
Невезение — странная штука, иной раз кажется, что тебе не повезло, но вот ты просыпаешься утром — на тумбочке возле постели напиток из золотого корня, лампочка сверкает так, что всю комнату наполняет свет, а по стенам, шкафу и даже на двери схемы, таблицы, основные пункты и умертвие радостно сообщает:
— Ыыы.
— Доброе утро, Гобби, — не сдерживая улыбки, сказала я.
Как же приятно просто говорить «Доброе утро», а не «Трупов посвежее» или «Склепов по неспокойнее». Вот в академии прикладной магии мы всегда здороваясь желали друг другу чего-то приятного, а мой любимый преподаватель по Ювелирному искусству так и говорил «Всего вам приятного, дорогие адепты, надеюсь и сегодня вы не только узнаете много нового, но и раскроете еще одну из граней ювелирного искусства». И на душе сразу приятно становилось. А первым, что я услышала в Некросе было скупое «Трупов». Я тогда перепугалась и выдала «Очень приятно познакомиться, а я Рия Каро». Ужас положения заключался в том, что это был ректор. Не повезло, да.
Так вот о невезении — я вдруг поняла, что его просто не существует. Это вначале кажется, что не повезло жутко, но после, оглядываясь на все события, понимаешь, что это не было невезением, это были неслышные шаги самой что ни на есть настоящей удачи.
— Иии! — пропищал Пауль, молнией взбираясь на мою постель.
— Привет, — ответила я, протянув руку, погладила мохнатое умертвие.
Гобби протянул записку с приказным «Учи!».
— Ага, — но я торопливо слезла с постели, — сейчас, я только сбегаю и вернусь и буду учить, — заверила нежить.
Так что мне повезло, да. Именно об этом я думала по дороге в туалет, но там, будучи в кабинке, услышала шепот двух адепток:
— Говорят, это Каро его прокляла, — шептала одна.
— Она может, ведьма же, — вставила другая.
Вообще-то артефактор, к ведьмам мы вообще никакого отношения не имеем.
— Говорят, это Заговор на Невезение! — снова первая.
В общем, я подзадержалась в некоторых местах, а после, долго мыла руки, раздумывая над услышанным. Потому что вот невезение, его получается по факту и не существует, но что касается Заговора на Невезение, тут все иначе. Это действительно серьезно очень, а самое главное — я заговорами вовсе не владею.
Едва приоткрыла дверь, покидая туалетную комнату, услышала разговор еще двух, проходящих по коридору адепток:
— Заговор на Невезение, не иначе!
— Даже не спорю, а как иначе объяснить, что Норт, после фейерверка, поднимаясь по ровной лестнице трижды споткнулся, а на седьмой ступени упал и нос расшиб?!
— Только заговор, — согласилась ее собеседница.
«Спотыкайка» — дошло до меня!
— А Даничка, — всхлипнула некромантка, — он так и не смог даже поцеловать! Уж живот скрутило едва бокал вина выпил, весь вечер в нужную комнату бегал.
«Апохмела!» — по спине холодок пробежался.
— Эдвину хуже пришлось, — всхлип куда как протяжнее, — бедненький, так даже слов нет, так весь вечер и просидел, глядя в никуда, и только мычал.
«Зависайка!»
О, Небеса Альдоры!
Плюнув на все меры предосторожности, я выскочила из туалетной и опрометью бросилась по коридору. Ночная рубашка и халат развевались, и я даже как-то не сразу поняла, что это я только проснулась, а адептки видимо едва с вечеринки вернулись, так как все были не в мантиях, а в платьях, черных с кружевом. Красиво, вынуждена признать, но я красный предпочитаю — цвет артефакторов.
Пробежав по коридору, я ворвалась в комнату, и прижавшись спиной к двери, внимательно посмотрела на Гобби. Мое умертвие осторожненько извлекло из кармана тоненькую булавочку с кристаллами меди, положила на стол, следом был извлечен тоненький из единого волоса каменного тролля браслет… И все. Молча смотрю на Гобби, он виновато на меня.
— Спотыкайка где? — простонала я.
— Иии, — пропищал Пауль, прячась под одеялом.
— Извини? — заорала я. — То есть как извини?
— О, — пропищала моя нежить.
— Норт?! — догадалась мгновенно.
— О, — подтвердил паучок.
В глазах потемнело.
— А забрать? — спросила шепотом.
Пауль расстроено пискнул, Гобби развел руками.
— Мне конец, — простонала я.
Расстроилась жутко и пошла пить чай и учить правила, плакать и пугаться потом буду, когда от ректора приду. На кровать забралась с ногами, укуталась одеялом и услышала:
— Ыы!
Гобби указал на первый лист, где было четко выведено: «Запрещено!».
Далее под номером один значилось:
«Выражение одобрения или неодобрения преподавания ни под каким предлогом и ни в каком виде не допускаются».
— Диктатура, — заметила я.
«В зданиях, дворах и садах Некроса безусловно воспрещается студентам устройство студенческих читален, столовых, кухмистерских» — указывалось во втором пункте.
— Некроманты, — тяжело вздохнула, — а вот у нас допускался перекус на рабочем месте.
— Ыы, — вставил Гобби.
— Ну да, учитывая, что рабочее место некроманта старые склепы, есть там не особо гигиенично, потому то они тут поголовно тощие все. — Затем задумчиво добавила: — Или это чтобы от умертвий не сильно отличаться?..
— Ии, — захихикал Пауль.
Я же, глотая чай, принялась изучать все схемы. В принципе сходства с правилами Академии Прикладной Магии было не мало, но имелись и кардинальные отличия — никаких экспериментов в стенах общежитий, так же категорично запрещалось наносить физический вред соученикам. Именно физический, это подчеркивалось, то есть за моральный вред ни слова. Некрос — других эпитетов нет.
Стук в двери прервал мое изучение предмета. С некоторым удивлением взглянула на часы — шесть утра. До занятий два часа, так кто бы это мог быть? Стук повторился.
Кивнула Гобби, мое умертвие направилось к выходу, открыло дверь, получило записку, закрыло, вернулось ко мне и передало свернутый в трубочку лист бумаги. Открывала я с тяжелым предчувствием — от послания несло ароматом мужского крема для бритья, и аромат был знаком.
«Дорогая Риа».
Начало уже настораживало.
«Как твое здоровье? Как спалось?»
Холодок пробежался по спине, ну и да — ощущение грядущих проблем тоже накатило.
«Знаешь, сегодня я долго думал о тебе…».
Тьма! Тьма! Проклятая Тьма! Мне конец!
«Вспоминал твои ручки и особенно тоненькие шаловливые пальчики с коротко остриженными ногтями…»
Ну да, когтей выкрашенных в яркие черные цвета нету — не некромантка я, я все равно привыкла к главному требованию артефакторов — никаких ногтей. Но это мелочи — он все понял!
«Твои искусные тонкие пальчики… страшно представить, на что они могут быть способны…»
Тебе лучше этого не знать, Норт, здоровее будешь. Но далее следовало:
«Полагаю, нам стоит встретиться и обсудить твои нежные пальчики еще до того, как ты отправишься к ректору, Риа».
Тьма!
Я уже боялась читать дальше. Просто боялась, но прочла.
«Четвертый корпус мужского общежития, комната 217. У тебя двадцать минут».
Ну и подпись:
«Жаждущий встречи Норт Дастел».
И приписка:
«Тебя пропустят, я договорился».
Послание выпало у меня из рук. Гобби нагнулся, подхватил, раскрыл, прочел и глухо зарычал. Пауль грустно сидел под одеялом. Я же начала думать вслух:
— Спотыкайка — амулет ограниченного действия. Выполняется из черного железа, закольцовывается, внешне напоминает портняцкую булавку…
Договорить не успела, как Пауль, пискнув, выбрался из-под одеяла, метнулся в шкаф и вскоре вылез, держа в лапке булавку. Самую обычную из металла.
Идея… мысль… Озарение!
— Гобби, нужна черная краска! — скомандовала я, подскакивая.
Моя нежить радостно закивала, я же воодушевилась.
— Не уверена, что получится, но попробовать стоит, — решила, скрываясь в шкафу в поисках одежды.
Надела я форму, ничего иного и не собиралась, а вот белье не обычное — черное тонкое кружево, одеванное мной до этого всего раз. Просто от него даже носителю плохо становится, а уж тому кто трогать вознамерится… Сначала головная боль, после недомогание, затем и состояние, близкое к простуде. Приятного мало. Главное самой успеть прийти и снять, при этом как можно меньше прикасаясь, потому что мне сейчас болеть нельзя.
— А ой! — пропищал Пауль.
— Да, ты со мной, — согласилась, берясь за расческу.
Две косы у висков, заплела в одну общую на затылке — так волосы не мешают, но из толпы выделяюсь сразу — некромантки с распущенными ходят, мода здесь такая. Волосы распущены, губы черной помадой подведенные, кожа белилами отбеленная, глаза тенями выделены — я по началу все путалась, и на практикуме по упокоению нежити в склепе восставшей леди подала стакан с водой, а в соседку практикуму запустила заклинанием упокоения… Нехорошо тогда получилось, крик такой стоял, а та леди, почему-то проникшись ко мне сочувствием, быстренько в гроб легла и сделала вид, что я ее уже упокоила. Хорошая леди, я иногда прихожу в склеп, сидим рядом, молча пьем воду.