Мэри шла около часа, внезапно перед ней оказался ручей, он разветвлялся и тек в разные стороны по долине, окруженной горами, а вокруг него были болота. Это место она немного знала, где-то поблизости находится Килмар, простирая свой огромный гранитный палец в небо. На этих болотах она бродила в первую субботу, но теперь она шла на юго-восток, горы смотрелись иначе, да и яркое солнце придавало им несколько другой вид. Ручей весело журчал среди камней. Болото Треварта находилось слева, обледенелая трава колыхалась на ветру, вздыхая и жалуясь. Это были опасные места. Островки, покрытые жухлой травой, казались крепкими участками суши, но когда на них ступала нога человека, они проваливались, и идущий тотчас оказывался в темной жидкой массе.
Мэри решила идти вдоль ручья по твердой почве, по долине между скал. Небо было безоблачным, страшные тени не пугали ее, болота казались желтыми песками пустыни. Птицы грелись у ручья на солнышке, но вдруг они, быстро склюнув что-то со дна, взвились в небо и устремились к югу. Что-то их потревожило, и вскоре девушка увидела и поняла причину: несколько лошадей стремительно неслись по склону горы и, толкая друг друга, размахивая хвостами, сгрудились у ручья, жадно втягивая в себя прозрачную воду. Они, должно быть, прошли через расщелину между скал, позади которой было каменистая грязная дорога, ведущая к фермам.
Прислонившись к небольшому выступу скалы, Мэри наблюдала за лошадьми: они все были низкорослые, местной породы. Уголком глаза она заметила человека, спускающегося к берегу с ведром в каждой руке. Он помахал пустым ведром в воздухе и окликнул ее.
Это был Джем Мерлин. Скрываться не имело смысла, и девушка ждала, пока он приблизится. Его грязная серая рубаха, видимо, никогда не видела корыта, некогда коричневые штаны были заляпаны лошадиным пометом, к которому обильно прилип конский волос. Лицо заросло щетиной, ни шляпы, ни пальто на нем не было. Он широко улыбнулся ей, и Мэри снова подумала о разительном сходстве между братьями, разумеется, когда Джоз был лет на двадцать моложе.
— Ты все-таки нашла дорогу ко мне, — сказал Джем вместо приветствия. — Я не ожидал, что это произойдет так скоро, а то бы испек хлеб, чтобы принять тебя, как подобает. Я не умывался три дня и жил на одной картошке. Возьми-ка ведро.
Он всучил ей ведро, прежде чем она успела возразить, и спустился к лошадям.
— А ну, вылезайте из воды, — закричал он. — Я вам покажу, как портить мне питьевую воду! Эй ты, черный дьявол! Вылезай, тебе говорят!
Джем ударил самого большого коня ведром по ногам, лошади стали одна за другой выбираться на берег и подниматься по склону, скользя передними копытами.
— Только не запри ворота, как они тут как тут. Неси сюда ведро, — крикнул он Мэри, — вон на том конце вода чистая.
Мэри принесла ведро, и он наполнил оба, продолжая широко улыбаться ей.
— Что бы ты делала, если бы не застала меня дома? — спросил он, вытирая лицо рукавом.
Мэри невольно улыбнулась.
— Я даже не знала, что вы здесь живете, — сказала она, — и, конечно же, у меня не было намерения идти к вам в гости. Если бы я знала, что встречу вас здесь, я сразу бы свернула влево.
— Я не верю тебе, — возразил Джем. — Ты с самого начала надеялась увидеть меня, и нечего притворяться. Ты пришла как раз вовремя, можешь приготовить обед. В кухне найдется кусок баранины для этого случая.
Он пошел вперед, и когда они свернули на пыльную дорогу, Мэри увидела небольшой серый домик у холма. В глубине виднелось несколько надворных строений, участок под картофель. Из трубы вился слабый дымок.
— Плита растоплена, тебе не придется долго возиться с обедом. Полагаю, ты умеешь готовить, или я ошибаюсь?
Мэри окинула его сердитым взглядом.
— Вы всегда используете своих гостей таким образом?
— Меня не балуют визитами, — отпарировал он. — Но раз уж ты пришла, можешь побыть немного. Я готовлю себе сам с того самого времени, как умерла мать. С тех пор здесь не появлялась женщина. Заходи, пожалуйста.
Она прошла за ним в дом, в дверях пришлось согнуться, чтобы не удариться головой о притолоку. Комната была маленькая, квадратная, вдвое меньше кухни в «Ямайке». В углу стояла открытая печь, в ней горел огонь. Пола не видно было из-за грязи и мусора: картофельные очистки, листья капусты, корки хлеба валялись всюду, густо покрытые торфяной золой. Девушку охватило отчаяние.
— Неужели вы никогда не убираете? — спросила она. Здесь хуже, чем в свинарнике. Не стыдно вам? Дайте мне одно ведро с водой и метлу, если она у вас есть. Не могу смотреть на эту грязь.
Она тут же принялась за уборку. Все в ней протестовало против этого беспорядка. Через час кухня блестела, как новая, каменный пол посветлел, очищенный от мусора и грязи. В буфете нашлась посуда и кусок от бывшей скатерти. Девушка накрыла на стол: баранина вот-вот дойдет до готовности, в сковороде тушился гарнир из картофеля и репы. От плиты шел вкусный запах.
Джем вошел со двора и потянул носом воздух, как голодная собака.
— Придется нанять служанку, не иначе. Может, ты согласишься расстаться с любимой тетушкой и позаботиться обо мне?
— Вам придется дорого мне платить за услуги. У вас не хватит денег.
— Я всегда говорил, что женщины — гнусные создания, — вернул удар Джем. — Не представляю, что они делают со своими деньгами, они же никогда их не тратят. Моя мать была такой же. Она держала свои сбережения в старом чулке, я даже понятия не имел, где его прятали ото всех. Скоро будет обед? У меня в желудке совершенно пусто.
— Какой нетерпеливый, — язвила Мэри. — Хоть бы поблагодарил за то, что я приготовила. Примите руки, тарелка горячая.
Она поставила перед ним дымящийся кусок баранины, Джем облизнул губы.
— Все-таки тебя чему-то научили в твоем Хелфорде. Я всегда говорил, что у женщины должны быть развиты два инстинкта, и один из них — приготовление пищи. Принеси, пожалуйста, воды в кружке, она во дворе.
Но Мэри уже приготовила чашку с водой и молча протянула ему.
— Мы все здесь родились, — сказал Джем, показав головой в сторону потолка. — Там, наверху. Но Джоз и Мэт были уже взрослыми, когда я родился. Мы редко видели отца, но когда он бывал дома, мы это чувствовали. Помню, однажды он запустил в мать ножом, попал в лицо прямо под глазом, кровь залила ее всю. Мама не произнесла ни слова, просто обмылась и подала отцу ужин. Она была храброй женщиной. Сейчас я это понимаю, хотя она мало говорила и редко кормила нас досыта. Когда я был маленьким, она носилась со мной, баловала, наверное, потому, что я был младшим. За это братья били меня, когда ее не было поблизости. Не то, чтобы они были очень злыми — наша семья никогда не была особенно дружной. Я часто видел, как Джоз дубасил Мэта до бесчувствия. Мэт был больше похож на мать, спокойнее Джоза. Он утонул в болоте, недалеко от дома. Здесь можно кричать, пока не лопнут легкие, никто не услышит, разве что птица или дикая лошадь. Меня самого один раз чуть не засосало.
— Давно умерла ваша мать?
— Семь лет назад, перед Рождеством, — ответил он, накладывая себе еще баранины. — Последнее время перед смертью она стала очень набожной, часами молилась Богу. Еще бы! Сколько несчастий на нее обрушилось: отца повесили, Джоз уехал в Америку, Мэт утонул. За мной некому было присмотреть, я рос диким. Но ее молитв я не мог вынести. Сбежал на корабль. Потом, правда, вернулся, море мне как-то не подошло. Мать высохла, как скелет. «Надо больше есть», — пытался я уговорить ее, но она меня не слушала. Я снова ушел из дому, поехал в Плимут, пробыл там какое-то время, зарабатывал на жизнь, как мог. На Рождество приехал домой: двери заколочены, вокруг ни души. Я был взбешен, сутки не ел — надеялся на домашний обед. Пошел к Северному Холму, там мне сказали, что мать умерла за три недели до моего приезда. Никакого Рождественского обеда я не получил. Можно с тем же успехом было оставаться в Плимуте. В буфете позади тебя есть сыр. Можешь взять половину. Там черви завелись, но они безвредны.
Мэри отказалась. Он встал и достал сыр сам.
— В чем дело? — поинтересовался Джем. — У тебя вид больной коровы. Это баранина на тебя так подействовала?
Девушка, помолчав и наблюдая, как он снова сел на свое место и положил кусок сыра на черствый хлеб, неожиданно заметила:
— Было бы хорошо, если бы все Мерлины вымерли. Для Корнуолла это было бы благом. Ваша семья хуже заразной болезни. Вы родились порочными. Неужели вы ни разу не подумали, как страдала ваша мать, что она перенесла?
Джем смотрел на нее с открытым ртом.
— С матерью все было в порядке, — сказал он, дожевывая бутерброд с безвредными червями в сыре. — Она никогда не жаловалась, привыкла к нашему обращению. За отца она вышла в шестнадцать лет, ей некогда было страдать. Через год родился Джоз, затем Мэт. Их надо было растить. А когда они встали на ноги, появился я, для нее все началось сначала. Я родился по недосмотру. Просто отец продал трех ворованных коров на ярмарке и на радостях напился. Иначе я не сидел бы здесь перед тобой сегодня.
Мэри кончила есть и начала молча убирать со стола.
— Как поживает хозяин таверны «Ямайка»? — спросил Джем, наблюдая, как она моет посуду.
— Пьет, как когда-то его отец, — безразличным голосом ответила Мэри.
— Это его погубит когда-нибудь, — сказал брат серьезно. — Он напивается до бесчувствия и лежит, как бревно, по нескольку дней кряду. Идиот! Сколько это длится на этот раз?
— Пять дней.
— Ну, это еще ничего. Он с неделю может пить, если ему дать волю. Потом с трудом будет держаться на ногах, как новорожденный теленок. Вот когда выпитая жидкость выйдет из него, тогда он становится по-настоящему опасен. Тогда берегись.
— Он меня не тронет, я позабочусь об этом, — сказала Мэри. — У него есть другие дела.
— Ты что-то скрываешь. Что это за таинственные дела? Что происходит в «Ямайке»?
— Все зависит от того, как на это посмотреть. К нам на днях наведывался мистер Бассат из Северного Холма.
Джем чуть не свалился со стула.
— Черт возьми! Что его привело к вам?
— Дяди Джоза не было дома, и мистер Бассат настоял, чтобы его впустили в помещения. Он осматривал комнаты, сломал замок на заколоченной кладовке в конце коридора, вернее, ломали вдвоем со слугой, но комната оказалась пустой. Бассат был очень разочарован и удивлен. Он уехал страшно разгневанный. И о вас этот человек тоже расспрашивал, но я сказала, что ни разу вас не видела.
Джем насвистывал. Глаза его сначала ничего не выражали, но когда упомянули его имя, взгляд Джема стал напряженным, потом он рассмеялся.
— Почему ты соврала ему?
— Так было легче от него избавиться, — ответила девушка. — Если бы у меня было время обдумать ответ, я, конечно, сказала бы правду. Ведь у вас нет причин прятаться от него, не так ли?
— Совершенно никаких причин… кроме разве того черного коня, которого ты видела сегодня у ручья. Это его конь, — бросил Джем небрежным тоном. — На прошлой неделе он был серый в яблоках, обошелся сквайру в копеечку. Бассат сам его выхаживал. Я заработаю на нем несколько фунтов в Лонсестоне, если повезет. Пойдем, я тебе его покажу.
Они вышли на залитый солнцем двор. Мэри стояла у двери, вытирая передником руки, Джем пошел в конюшню.
Дом приютился у склона горы над Уайри Брук, ручей петлял по долине, исчезая за дальними холмами. За домом тянулась широкая плоская равнина, переходящая справа и слева в торфяные болота. Мэри подумала, что, наверное, эта равнина, поросшая высокой сочной травой, — отличное пастбище для окрестных стад, — и есть Болото Двенадцати Молодцов.
Девушка представила, как маленький Джоз Мерлин резвится на этих просторах, а за ним наблюдает с порога дома высокая одинокая женщина, его мать. Она стоит на крыльце, скрестив перед собой руки, в глазах ее замер немой вопрос. Целый мир невысказанных мук, горечи и гнева прошел под крышей этого небольшого дома.
Из-за угла появился Джем верхом на черном коне, подскакал к Мэри.
— Вот жеребец, которого я тебе предлагал, — сказал он, — но ты все не можешь расстаться со своими деньгами. Сквайр готовил его для жены, он будет тебе хорошо служить. Подумай, может, ты все же захочешь его купить?
Мэри отрицательно покачала головой.
— Вы, пожалуй, заставите меня привязать его в «Ямайке» и держать там в конюшне до приезда мистера Бассата, не так ли? Вы уверены, что сквайр его не узнает? Благодарю за заботу, но предпочитаю не рисковать. Я уже столько раз лгала ради вашей семьи, Джем Мерлин, что хватит на всю жизнь.
Лицо у Джема вытянулось, он спрыгнул на землю.
— Ты отказываешься от самого выгодного предложения, о котором можно только мечтать. Другого случая не представится, учти. Я его продам в Лонсестоне на Рождественской ярмарке, покупатели там будут драться из-за него.
Он подтолкнул коня, дал команду, и тот испуганно поскакал к проходу между скал.
Джем искоса поглядывал на гостью, теребя в руках травинку, вырванную из стога сена.
— Что нужно было сквайру Бассату в «Ямайке»? — спросил он.
Мэри посмотрела ему в глаза.
— Вам лучше знать.
Джем теперь сосредоточенно дожевывал травинку, сплевывая пережеванную массу.
— Что тебе известно? — настойчиво добивался он своего.
Девушка пожала плечами.
— Я пришла сюда не для того, чтобы отвечать на вопросы, как в полицейском участке. Хватит с меня допроса мистера Бассата.
— Джозу повезло, что он успел вывезти товар, — сказал Джем спокойно. — Я ему говорил в прошлый раз, что он играет с огнем. Его рано или поздно отловят, вопрос времени. И вместо того, чтобы подумать о своей безопасности, он пускается в запой, проклятый дурак.
Мэри ничего не ответила. Если Джем хочет поймать ее в сети, откровенничая таким образом, ему придется разочароваться.
— Тебе, наверное, все хорошо видно из твоего окна над крыльцом, — заметил он. — Они будят тебя, когда приезжают?
— Откуда вам известно, что это моя комната? — быстро среагировала Мэри.
Вопрос застал его врасплох, в глазах промелькнуло замешательство, но он тут же рассмеялся.
— Я на днях заезжал утром в «Ямайку». Это окно было настежь открыто, занавеска развевалась на ветру. Я не помню случая, чтобы в «Ямайке» когда-нибудь раньше открывали окна.
Объяснение было правдоподобное, но Мэри оно не обмануло. Ужасное подозрение закралось ей в сердце. Не Джем ли скрывался в гостевой комнате в ту субботнюю ночь, когда было совершено убийство? Внутри у нее все похолодело.
— Почему ты так осторожничаешь? — допытывался он. — Неужели ты думаешь, что я пойду к брату и наябедничаю на тебя, что ты не умеешь держать язык за зубами, и прочую чушь? К черту все, Мэри, ты ведь не глухая и не слепая. Даже ребенок понял бы, что там нечисто, если бы пожил с месяц в таверне «Ямайка».
— Что вы пытаетесь вытянуть из меня? В чем я должна признаться? И не все ли вам равно, что я знаю и чего не знаю. Мне нужно только одно — забрать мою тетю из этого проклятого места. И чем скорее, тем лучше. Я вам уже говорила об этом. Правда, ее надо уговорить уехать, это потребует времени. Что до вашего брата, то мне безразлично, пусть хоть до смерти упьется. Его жизнь и его бизнес — дело только Джоза Мерлина, не мое. Мне на это наплевать.
Джем присвистнул и улыбнулся. Долбанул носком башмака камень.
— Значит, контрабанда тебя совершенно не пугает? — сказал он. Пусть хоть все комнаты завалят джином и ромом, ты и слова против не скажешь? А если, например, он еще чем-нибудь занимается? Ну, скажем, решает, кому жить, кому не жить, или сам убивает? Тогда как?
Он уставился на нее, стараясь поймать взгляд. Мэри видела, что на этот раз он не шутит и не разыгрывает ее: улыбка исчезла с его лица, глаза сузились. Но было трудно понять, что у него на уме.
— Что вы имеете в виду? — спросила она, пытаясь его прощупать с помощью уклончивого, неопределенного ответа.
Джем долго молча смотрел на нее, тоже, видимо, пытаясь прочесть ее мысли. Сходство с Джозом исчезло. Этот человек, Джем Мерлин, сразу стал старше, тверже, совсем другой породы.