А если этот Некто не поверит в реальность авиакатастрофы или у него имеются вполне надежные источники правдивой информации? Тогда в задачке спрашивается: кто следующий кандидат на переход в иной мир? Угадать, по-моему, можно с одного раза.
В общем, когда наша машина, проскочив по окраине Кемера, подкатила к какой-то вилле, утопающей в зелени, я уже была на грани истерики. Между прочим, я по натуре не слишком возбудимая и нервничать обычно начинаю только тогда, когда чего-то не понимаю. А в данном конкретном случае я не понимала ни-че-го. Вообще ничего. Так что нервам, право же, было от чего разгуляться на всю катушку.
Но, выйдя из машины, я вдруг необъяснимым образом успокоилась. То ли воздух тут был какой-то особенный, густо насыщенный ароматом цветов и недалекого моря. К стеклянным дверям вели полукруглые белые мраморные ступени и — надо полагать, как сверхпочетную гостью, — на верхней ступеньке меня ждал Исмаил-бей, как всегда в белоснежном великолепии.
Я чуть не бросилась ему на шею, как к единственному близкому человеку, чуть ли не родственнику, и одумалась буквально в последнюю секунду. Не была уверена, что он правильно оценит мой эмоциональный порыв.
— Обед ждет, Фэриде-ханум, — проговорил он, улыбаясь. — Все деловые разговоры — только после обеда. Договорились?
Еще бы мы не договорились!
Беда была только в том, что есть мне не хотелось ни капельки. Аппетит словно напрочь отбило. Так что я вяло поковыряла салат, съела пару кусочков мяса, запивая все это полюбившимся мне красным вином. Исмаил-бей ни на чем не настаивал, он спокойно вел светский разговор о погоде и природе, не отвлекаясь на мои ответы-междометия. Но и затягивать трапезу не стал, явно понимая, что выговориться мне сейчас куда важнее, чем наесться.
Так что минут двадцать спустя мы уже сидели на закрытой зеленью со всех сторон веранде и пили кофе с чудесным ароматным арманьяком. То ли присутствие Исмаил-бея повлияло, то ли этот самый арманьяк, но я немного успокоилась. Во всяком случае меня больше не преследовали яркие видения моей собственной мученической кончины.
— Ну так подведем предварительные итоги, Фэриде-ханум. Но прежде всего разрешите официально пригласить вас быть гостьей на этой вилле. У вас будет половина этого дома, и, если не захотите, вы меня даже не увидите…
— Не думаю, чтобы у меня возникло такое желание, — мило улыбнулась я.
— Благодарю вас, Фэриде-ханум, — церемонно поклонился Исмаил-бей. — Я на это очень надеялся. И мне тем более приятно, что вы не разочаровали меня. Обещаю, вы о своем решении не пожалеете. Сегодня, например, я хотел бы пригласить вас в казино. Любите казино?
Я совершенно искренне расхохоталась:
— Помилуйте, Исмаил-бей, я такие заведения только в кино видела, да в книжках про них читала. Как я могу любить их или не любить?
— В Москве нет казино?
— Думаю, есть, и не меньше, чем в Турции. Только я ни разу не переступала их порога. Мне такие развлечения не по карману.
— Что ж, еще один довод в пользу казино. Новичкам всегда везет, примета такая.
— Пока я что-то особенного везения не вижу, — вздохнула я. — Повезло мне только в том, что я познакомилась с вами, Исмаил-бей. Но крупно повезло. Думаю, иначе меня уже и на свете-то не было бы.
— Не драматизируйте события, Фэриде-ханум. Честно говоря, я не понимаю, почему банальная афера обставляется такими жестокими декорациями. Если бы не бдительность Али…
— Какого Али?
— Он привез вас сюда. Это начальник моей охраны. Так вот, если бы не его бдительность, у нас было бы три трупа, включая его собственный. Конечно, администратора нужно было брать сразу после вашей с ним встречи. Но мы побоялись спугнуть заказчика и в результате вообще упустили шанс. Теперь придется ждать его следующего шага. Кому-то ведь он должен был передать полученные документы и алмазы. Но мы не нашли посылку ни в его кабинете, ни в его доме, хотя он ресторана не покидал, это уж мы на всякий случай проверили. Значит, убийца и посылку забрал.
— Да, дело осложняется…
— За границу бриллианты не попадут, я уже принял все меры, да к тому же дал всем таможенным службам строжайший наказ: малейшее подозрение — и полный обыск.
— Какие меры, если не секрет?
— Для вас, конечно же, нет. Заменил алмазы их точными копиями, а оригиналы надежно прибрал. А вот документы… Копии у меня конечно, остались, теперь прикидываю, кто может быть заинтересован в этой афере. Вообще у меня такое чувство, что кто-то хочет ввести в этом городке свои порядки, а меня… ну, скажем, хорошенько потеснить. Меня это не пугает, такие попытки уже были, но пока все-таки без убийств.
— Смахивает на почерк русских бизнесменов? — усмехнулась я.
— Боюсь, что да. Но не будем расстраиваться заранее. Посмотрим, что будет дальше. А у вас Фэриде-ханум, сейчас будет очень важное дело: вас ждут парикмахер, маникюрша и визажист. В казино вы пойдете уже турчанкой, а не славянкой. Пойдемте, покажу вам ваши комнаты, а сам пока займусь другими неотложными делами. Жаль, что вы так толком и не поели, но, думаю, после казино мы это наверстаем. Когда будем отмечать ваш выигрыш.
— Или проигрыш, — здраво заметила я.
— Поверьте, вы выиграете. У меня предчувствие, а оно меня редко обманывает. То есть практически никогда.
— Пари, что сейчас оно вас как раз и подводит.
— Согласен. Если вы выигрываете, с вас поцелуй.
— А если проиграю?
— Тогда с меня порция вашего любимого десерта — утешительный приз.
— Уговорили, — расхохоталась я. — Что ж, пойдем превращаться в турчанку.
То, что Исмаил-бей деликатно назвал «вашей половиной виллы», оказалось всего-навсего дворцом среднего размера. С увитой зеленью террасы я попала в огромную комнату — то ли холл, то ли гостиную, с очень симпатичным фонтанчиком посередине, где резвились золотые рыбки, а по стенам стояли диваны и низкие столики.
Ноги утопали в коврах не по щиколотку, а, по-моему, по колено. Из этой благодати вели три двери: одна, куда я прежде всего сунула нос, была входом в мини-кабинет: специальный стол с компьютером, вращающееся кожаное кресло типа «президент» и полки с книгами по стенам.
Вторая дверь вела то ли опять в гостиную, только значительно меньших размеров, чем первая, то ли в будуар — помещение, о котором я много читала и которое часто видела на экране, но в личной жизни как-то сталкиваться с ним не приходилось. Третья же дверь вела в мои сугубо личные апартаменты, и сказать, что я обалдела, значит, ничего не сказать.
И спальня в съемной квартире, и спальня в пентхаузе были, конечно, хороши. Но это превосходило все, что я знаю о спальнях. Низкая белая кровать, накрытая вышитым покрывалом сказочной красоты, туалетный столик с трюмо, на котором стояло все, что только можно себе вообразить, огромный стенной зеркальный шкаф, куда горничная с ходу начала развешивать мои жалкие тряпочки, извлеченные из сумки, при этом горестно покачивала головой и кое-что откладывала в сторону. Хотелось бы думать — просто погладить, а не сжечь, как нищенские обноски.
Из спальни стеклянная дверь вела на еще одну небольшую веранду, в ста метрах от которой просматривались море и кусочек пляжа. И еще была неприметная дверь в ванную комнату.
То есть это теоретически была ванная комната. Практически это было помещение с небольшим плавательным бассейном и примерно такого же размера ванной-джакузи, с душевой кабиной, отгороженной матовым стеклом, с умывальником, над которым висело огромное зеркало, а на полочке и в многочисленных стенных шкафчиках находилось столько флакончиков, баночек и тюбиков, что хватило бы на приличных размеров салон красоты.
Остальные удобства были примерно в том же стиле — дворец Шемаханской царицы. Или Шахерезады, кому что ближе. Даже пол здесь был застелен ковром, а не выложен плитками. Были предусмотрены и специальная кушетка для массажа, и напольные весы, и даже парикмахерское кресло на колесиках, которое пока было скромно задвинуто в уголок. В общем, не хватало разве что специальной установки для педикюра, хотя кто его знает, может быть, она при необходимости выдвигается непосредственно из стены. Вместе с педикюршей.
Понять, за что мне выпало такое счастье, я была решительно не в состоянии. Всего пару дней тому назад я, простая российская туристка, прилетела отдохнуть в не самый большой и не самый дорогой городок Анталии. А попала — в тысяча второй сон Шехерезады, хоть щипли себя, хоть не щипли.
Впрочем, расслабиться мне не дали. Тут же вошел какой-то молодой человек, весьма приятный на вид, подкатил парикмахерское кресло к умывальнику и жестом предложил мне присесть. Я и забыла на какое-то время, что мне предстоит смена имиджа, и теперь мне стало безумно любопытно, что из этого получится.
В принципе, внешность у меня нормальная, но какая-то… неброская. Светло-русые волосы, для которых в последнее время специально придумали какой-то супер-шампунь, чтобы жидковатые, в общем-то, прядки приобрели хоть какой-то объем. Обычно я просто распускаю волосы и оставляю их в покое — они там сами по себе немножко вьются, а по торжественным случаям и на работу закалываю свою «гриву» на затылке. Что оригинального можно сделать из такого исходного материала, было непонятно, но жутко интересно.
Молодой человек довольно долго ходил вокруг меня, приглядываясь и что-то прикидывая. Наконец, видимо, на что-то решился, развернул меня спиной к умывальнику и приступил к моему преображению. Сначала он вымыл мне голову, потом намазал волосы каким-то ароматным белым кремом и жестами предложил посидеть спокойненько двадцать минут.
Чтобы я не особенно скучала, пришла молодая девушка с набором маникюрных инструментов и занялась моими руками. Ну, это предупреждать вообще-то надо. Не помню, когда я последний раз проделывала эту процедуру с помощью мастера, так что назвать свои руки ухоженными я бы не рискнула.
Но если маникюршу и удивило такое небрежное отношение к собственным рукам, то она ничем своего удивления не выдала. Правда, в двадцать минут она не уложилась, но это оказалось даже к лучшему.
Молодой человек снова развернул меня спиной к умывальнику и очень долго мыл мои волосы какими-то невероятно ароматными шампунями. После чего снова намазал мне голову каким-то составом, закутал ее пластиковым полотенцем и предложил, естественно жестами, вернуться к маникюрше.
Она закончила свое занятие как раз тогда, когда пришло время снимать с моей бестолковки изрядно надоевший мне чехол. Что ж, руки она мне сделала просто фантастически красивыми, можно было подумать, что последние десять лет я с утра до вечера занималась исключительно маникюром.
Но вот когда парикмахер смыл состав с моей головы, я взглянула в зеркало и в ужасе зажмурилась. Мое отражение продемонстрировало мне нечто сугубо лохматое и сугубо темное, не цвета воронова крыла, конечно, но типа того. Что ж, теперь меня не то что злоумышленники — мама родная не узнает. Сама же я просто закрыла глаза и приготовилась к худшему.
Просидеть мне так пришлось довольно долго, мастер щелкал ножницами, ловко орудовал расческой, жужжал какой-то бритвой, снова щелкал ножницами, потом включил фен, из чего я сделала вывод, что час «икс» вот-вот настанет.
— Готово, мэм, — произнес по-английски свою первую и последнюю фразу парикмахер и скромненько отошел в сторону.
Я не без трепета открыла глаза. Так вот она какая, Фэриде-ханум. Блестящая, живая масса темно-каштановых волос, в которых как искорки вспыхивали тонкие рыжие прядки. Это было даже не прическа, а нечто, какой-то дорогой мех, струящийся вокруг лица и мягко спускавшийся по шее. Волосы чуть-чуть не достигали плеч, а небрежно упавшие на лоб пряди были вообще невероятно красивы. Как этому молодому человеку удалось сделать ЭТО из исходного материала, понять не могу, но — удалось.
— Спасибо, — искренне сказала я тоже по-английски. — Это шедевр, вы настоящий мастер.
— Продержится неделю, — сообщил он мне с поклоном и стал собирать инструменты.
Я попыталась слезть с кресла, но, как выяснилось, поторопилась. Пришла женщина средних лет с небольшим баульчиком, разложила на подзеркальнике какие-то коробочки и кисточки. Кресло от зеркала чуть-чуть отодвинули, и девушка-маникюрша занялась уже моими нижними конечностями, которые тоже были не слишком ухожены. Нет, педикюром я занимаюсь регулярно, но тоже — только самостоятельно. Так что работенка бедной девушке предстояла та еще.
А женщина занялась моим лицом. Сначала достала что-то, оказавшееся контактными линзами, и показала мне, как ими пользоваться. В общем, довольно просто, если приноровиться. В результате из зеркала на меня глянула темноглазая брюнетка, не имевшая практически ничего общего с моей прежней персоной.
Для начала на это новое лицо наложили какую-то маску и предложили спокойно полежать минут десять. После чего маску сняли, и дальше я просто довольно долго сидела с закрытыми глазами, ощущая прикосновения к своему лицу кисточек, пуховок, тампонов и даже каких-то щипчиков. По моим догадкам, щипчиками мне создавали идеальные брови, а еще какие-то действия знаменовали собой наращивание ресниц. Если честно, мне было безумно интересно, что получится в результате всех этих манипуляций.
Наконец с меня сняли все простынки и пеньюары. Я посмотрела на себя в зеркало и ахнула: передо мной, с той стороны стекла, сидела настоящая красавица. Маскировка удалась на славу: я сама себя не узнавала. Конечно, на этом незнакомом лице был абсолютно мой нос, линия щеки ничуть не изменилась, подбородок остался прежним, равно как и рот.
Возможно, все дело было только в том, что вместо привычных серых на меня смотрели темно-карие глаза, обрамленные длинными, пушистыми ресницами. Или брови, которые ровными дугами обрамляли эти глаза. Или чуть более смуглая, чем обычно, кожа. Или чуть-чуть более пухлые губы, умело подведенные и подкрашенные. Но все равно это была совершенно другая женщина. Я ее не знала, я ее даже немного побаивалась. К тому же у такой женщины и манеры должны быть соответствующие, но какие? Это я могла определить только экспериментальным путем.
Как во сне, я вышла сначала в спальню, где прилипла к зеркалу во всю стену. Из этого сомнамбулического состояния меня вывела горничная, которая жестами предложила мне переодеться. Все необходимое было уже разложено на кровати: длинное шелковое платье и шелковый же шарф, тоже очень длинный. Все это было выдержано в бежево-коричнево-золотистых тонах, и выглядело, как бальное платье для Золушки. Кстати, туфельки там тоже были, только не хрустальные, а кожаные — бронзового цвета босоножки на высоченном тонком каблуке и с какими-то очень длинными шнурками.
Горничная помогла мне облачиться во все это великолепие. «Шнурки» оказались лямками, которые перекрещивались несколько раз над щиколоткой и там завязывались идеальным бантом. А шарф, оказывается, набрасывался на голову так, что один конец свисал за спиной, а второй, наоборот, оставался на груди. Возможно, женщины из высшего турецкого общества именно так и одеваются, не знаю. Исмаил-бею виднее.
А пока мне потихонечку стало ясно, как должна двигаться такая женщина, как она обязана говорить, сидеть, курить и даже кокетничать. Помог мне в этом, конечно, наряд, который смело можно было считать маскарадным. А поскольку это уже было что-то из театральной области, а в любой женщине, как известно, есть нечто от артистки (точнее, в душе мы все — великие актрисы), то понимание манер было не слишком сложным. Впрочем, если я и сделаю что-то не так на первых порах, надеюсь, Исмаил-бей не оставит меня в беде без своей поддержки.
Телепатия, видимо, существует, потому что именно в этот момент в дверь постучали и на пороге возник Исмаил-бей собственной персоной. Если он и испытал некоторое потрясение, то вполне умело это скрыл, зато явно остался доволен.
— Ну вот, Фэриде-ханум, теперь вы можете спокойно наслаждаться жизнью. Только учтите, без охраны я вас никуда не выпущу: такую красавицу украдут немедленно. Ну как, готовы развлечься в моем обществе в казино?
— Так точно! — шутливо отрапортовала я.
— А главное-то я и забыл! — хлопнул себя по лбу Исмаил-бей. — Склероз, извините великодушно. Сюда нужны еще драгоценности.