— Ваша светлость, позвольте представить, герцог Паркертон.
— Для меня честь познакомиться с вами, ваша светлость, — низко поклонился Джеймс.
— И для меня тоже, ваша светлость, — ответил Эйвенбери.
Выпрямившись, Джеймс взглянул на него. Этот Эйвенбери цветом волос, а главное, серьезным выражением лица походил на прежнего герцога, что вряд ли сулило удачу задумке Джеймса.
А он надеялся, что у Эйвенбери есть склонность к авантюрам.
— Вы свободны, Хиггингс, — махнул рукой дворецкому Эйвенбери.
Чересчур заботливый слуга снова подозрительно взглянул на Джеймса, затем поклонился и вышел.
— Как это мы с вами раньше не встречались, ваша светлость? — спросил Эйвенбери, пересекая комнату.
— Это упущение, — ответил Джеймс. — Я в свое время встречался с вашим отцом.
Эйвенбери кивнул и, подойдя ближе, вглядывался в Джеймса.
— Паркертон, это правда синяк?
— Да, — с некоторой гордостью ответил Джеймс.
Герцог присвистнул.
— Как это вышло?
— Это было дело чести. Граф Клифтон нанес мне удар прямо посреди «Уайтса».
— Никогда ничего подобного не слышал! — воскликнул Эйвенбери.
— Да и я тоже, — признался Джеймс.
— Это больно?
— Было больно, — сказал Джеймс. — Я даже потерял сознание.
Эйвенбери изумленно покачал головой:
— Постараюсь в будущем не ссориться с графом Клифтоном.
— Мудрое решение. — Джеймс оглядел элегантную комнату и заметил на письменном столе стопки книг. — Вы посещаете библиотеку?
— Это все Грэмшоу, — застонал Эйвенбери. — Говорит, что Лондон — это образование. По воскресеньям он подбирает для меня книги. Вот почему я просил вас прийти сейчас. Я предпочел бы проехаться верхом в парке, а не читать «Одиссею».
— В такой чудесный день я вас не виню, — согласился Джеймс.
— Грэмшоу ужасно занудный, — признался Эйвенбери, жестом пригласив Джеймса сесть на широкий диван у окна, выходившего в парк. — Он мой наставник.
— Я догадался. — Джеймс вспомнил собственного наставника, строгого и требовательного, весьма походившего на этого Грэмшоу. У них с Эйвенбери много общего, оба рано унаследовали титул, хотя Джеймс был не так юн, как Эйвенбери, которому только одиннадцать.
— Он даже отказался удовлетворить вашу просьбу о визите, — признался мальчик.
— Да? — Джеймс припомнил взгляды слуг. Неудивительно, что они смотрели на него, разинув рты. — И почему?
— Бубнил что-то о сумасшествии и дурном влиянии. — Мальчик помолчал. — Без обид, ваша светлость.
— Никаких обид, — ответил Джеймс. Ох уж это имя Тремонт. Настоящее проклятие его рода.
Эйвенбери подался вперед.
— Заметив у него на столе вашу записку, я позже ее стащил и сам ответил. Затем подкупил слугу, чтобы тот отнес ответ к вам в дом. — Помолчав, он посмотрел на Джеймса. — Я еще ни разу не встречал герцога.
Джеймс не знал, то ли упрекнуть мальчишку, то ли похвалить за находчивость, но от последних слов, сказанных с искренностью и явным любопытством, у него внутри что-то вспыхнуло.
Он понимал, каково жить в изоляции.
В конце концов, он так провел свою жизнь.
— Не знаю, зачем мы приехали в Лондон, — жаловался мальчик, нетерпеливо постукивая ногой. — Грэмшоу не позволяет мне выходить из дому ни для какой забавы, за исключением прогулки в парке в пятницу, но это скука смертная. Ничего, кроме назидательных визитов в библиотеку и в парламент, чтобы я мог увидеть свое будущее место. А когда я попросил посмотреть мраморы Элгина, Грэмшоу отказал. Сказал, что они возмутительные. — Помолчав, мальчик взглянул на Джеймса. — Это правда?
— Лет через пять вы найдете их интересными.
— Я уже устал приказывать ему, чтобы он отвез меня в Тауэр посмотреть слона, но он все время отказывает. Говорит, что это приказ моего дяди.
— Обязательства, сопутствующие титулу, — это тяжелый груз, — сказал Джеймс, — Когда я был в вашем возрасте, отец держал меня под замком, опасаясь, что я отобьюсь от рук. А я всего лишь хотел пойти на рыбалку.
— Я люблю рыбалку. — Мальчик вздохнул. — Знаете, я один раз ходил.
— Как вам удалось?
— Одна из служанок пожалела меня и выпустила из дома, чтобы я мог пойти с ее братом и его друзьями. Отличная компания.
— Деревенские ребята?
Мальчик кивнул.
— Прекрасные товарищи, — признался Джеймс. — У моих братьев были приятели в деревне. Я всегда им завидовал.
— Они взяли меня на рыбалку, — продолжал Эйвенбери. — Я вымок, вымазался и поймал четырех рыб. Нет, трех. Но я поймал бы четвертую, если бы Грэмшоу не нашел меня.
— Я тоже люблю рыбалку. У меня в поместье отличный пруд с форелью. Вы должны приехать половить ее.
— Можно?
— Да. И не нужно брать с собой Грэмшоу.
— Дядя говорит, что я везде должен брать его с собой, и еще Биллза, лакея.
— Тогда привозите их, — сказал Джеймс, — и мы запрем их в башне, пока будем рыбачить.
Мальчик заливисто рассмеялся, и Джеймс тоже. Смех юного Эйвенбери был заразителен, как и смех Элинор.
— Итак, ваша светлость, — начал мальчик.
— Зовите меня Паркертон.
— Тогда и вы должны называть меня Эйвенбери.
— Согласен.
— Итак, что вам нужно, Паркертон? Уверен, вы не просто так пришли.
Мальчик, сообразительный и находчивый, нравился Джеймсу все больше.
— Я пришел по поручению одной леди.
— Леди? Я никаких леди не знаю. За исключением моей мамы, которой никогда нет рядом.
— Гм… все это запутано. Я должен просить вас сохранить наш разговор в тайне.
— Не говорить Грэмшоу или кому-нибудь еще?
— Именно.
Мальчик надулся со всей герцогской важностью, которой обладал:
— Слово чести.
— Как я сказал, я пришел сюда по поручению дамы. Она просила меня помочь найти ей мужа.
— Вас?
— Да, меня, только она не знает, что я Паркертон.
— Рассказывайте. — Глаза мальчика вспыхнули.
Джеймс пересказал всю историю, пропустив поцелуи. Эйвенбери покачал головой:
— Почему вы согласились найти леди Стэндон мужа?
— Я подумал, что это шутка. Как вы знаете, в нашем кругу шутят редко.
Мальчик кивнул.
— Я никогда с шутками не сталкивался, — признался Джеймс.
— Никогда?
— Никогда. — Джеймс удрученно покачал головой. — По крайней мере, до тех пор, пока меня не ударили. — Он похлопал по синяку. — Уверен, это дало мне новые перспективы.
— Можно поближе посмотреть?
Джеймс кивнул, мальчик с ногами взобрался на диван и, встав на коленки, разглядывал глаз Джеймса.
Он снова присвистнул, — должно быть, он перенял это у деревенских ребят.
— Великолепные цвета, Паркертон. Настоящая радуга. — Мальчик снова сел на диван. — Меня никогда не били. Я хочу брать уроки бокса, а Грэмшоу говорит, что я слишком мал.
— Очень уж он своевольный.
— Я так ему и сказал, но он и слушать не хочет. Бормочет что-то о том, за что платит ему мой дядя.
— Когда он в следующий раз скажет нечто подобное, напомните ему, что придет время, и счета будете оплачивать вы. Все, включая счета дяди. Это вразумит старика Грэмшоу, если он понимает, что для него лучше.
— Паркертон, вы мне нравитесь, — расплылся в улыбке мальчик.
— И вы мне, Эйвенбери. Если бы у меня был сын, я хотел бы, чтобы он был таким, как вы.
— Вы позволили бы ему ловить рыбу?
— Каждый день. Как только сделает уроки.
— Тогда я помогу вам с вашей леди Стэндон.
— Она не моя леди Стэндон, — возразил Джеймс, но это была неправда.
И даже у Эйвенбери, которому всего одиннадцать, было достаточно ума, чтобы понять, что это ложь.
— Держу пари, она хорошенькая. И милая в придачу.
— Почему вы так думаете?
— Потому что иначе вас бы здесь не было.
— Она самое чудесное создание в Лондоне, — признался Джеймс.
— Тогда я вам помогу, вы сможете жениться на ней, и у вас будет сын.
— Я не намеревался… — запнулся Джеймс.
— Конечно, намеревались, Паркертон. Ни один мужчина не станет так стараться ради женщины, которую не любит.
Джеймс хотел было возразить, но промолчал. Сначала Расти и Сэмми, а теперь Эйвенбери! Как сумели они легко разглядеть то, в чем он не мог признаться даже себе? Хотя мысленным взором снова видел ее в том платье. Он не способен сопротивляться ей, его влечет к ней, он готов переплыть океан, чтобы ее найти.
Паркертон и Эйвенбери, сдвинув головы, составляли план встречи с леди Стэндон в пятницу в парке.
— Придет время, Эйвенбери, и вы станете силой, с которой будут считаться. Человеком, которого я с гордостью назову своим другом.
Мальчик просиял:
— Я этому рад, Паркертон. Но услуга за услугу.
— Все, что угодно.
— Когда придете в парк, принесите мне воздушного змея.
Когда герцог Паркертон явился домой и велел Уинстону обеспечить его всем необходимым для изготовления воздушного змея, причем хорошего, и послал леди Стэндон записку, что заедет за ней во вторник ровно в одиннадцать, секретарь прямиком направился на кухню, где миссис Окстон поила чаем Ричардса, Кантли и других, перед тем как начнут сервировать ужин.
— Мы пропали, — объявил Уинстон.
Все поняли, о чем он говорит.
Герцог, наконец, спятил.
Но миссис Окстон, знавшая герцога с его детских лет, сдаваться не собиралась.
— Что случилось, Уинстон? Что он теперь учинил? — Она поставила перед ним тарелку. — Должно быть, дело такой суеты не стоит. — Экономка многозначительно взглянула на слуг, сидевших за меньшими столами.
Подавшись вперед, Уинстон прошептал:
— Он велел мне принести ему материалы для изготовления воздушного змея.
— Воздушного змея? — повторил Ричардс.
— Да. — Уинстон кивнул, словно этого было достаточно, чтобы призвать всех хватать вилы и ведра с кипящей смолой. — Он хочет сделать воздушного змея. Уж не собирается ли он улететь с этой женщиной?
Не нужно было спрашивать, кого он имеет в виду, в доме «этой женщиной» называли леди Стэндон.
Это она грозила разрушить их хорошо отлаженный мир.
Ни разу с тех пор, как умерла герцогиня, Паркертон не проявлял ни малейшего интереса к браку.
Кто знает, какие перемены, испытания и беды грядут, если герцог Паркертон — о, ужас! — решил снова жениться?
Да еще на женщине, летающей на воздушных змеях!
— Тогда я пошлю ей эту записку. — Уинстон сделал паузу. — Он ее собственноручно написал.
— Пресвятые угодники! — Миссис Окстон перекрестилась, будто сам дьявол появился в дверях и потребовал чашку чаю. Потом она повернулась к Кантли, который до сих пор держал свое мнение при себе, и бросила на него взгляд, говоривший, что больше в кустах ему не отсидеться.
Дворецкий, фактически возглавлявший штат слуг, вздохнул и потянулся через стол. Взяв из трясущихся рук Уинстона записку, он подошел к очагу.
Экономка поднялась.
— Мистер Кантли, вы не думаете, что нам следует прочитать это, прежде чем…
— Мадам, я собираюсь совершить самый ужасный грех за мою беспорочную службу этой семье и не хочу добавлять к нему другой. — С этими словами он бросил сложенную записку на тлеющие угли. Одна из служанок громко ахнула и тут же прикрыла рот рукой.
Если действия герцога — это безумие, то поступок Кантли — измена и предательство. Дворецкий повернулся и сурово смотрел на всех. Если он тонет, то и они падут вместе с ним.
— Что касается вас, — сказал он Майклзу и Фоули, лакею, который обычно бегал по поручениям герцога, — то вы вручили записку одному из слуг, она была доставлена.
— Но мистер Кантли, как я могу… — начал Фоули.
Кустистые брови Кантли поднялись.
— Записка доставлена. Кто знает, что случилось с ней, когда она попала в дом леди Стэндон? Там хозяйство, насколько я узнал недавно, ведется из рук вон плохо. Так что если записка его светлости заблудилась, это не наша вина.
Все согласились с этим логичным доводом. Когда Кантли сел, Уинстон тяжело вздохнул:
— У нас есть еще одна проблема.
Ни у кого, за исключением миссис Окстон, не хватило отваги поинтересоваться.
— Какая, мистер Уинстон? — Налив чаю, она с ободряющей улыбкой протянула ему чашку.
Серьезный и строгий секретарь, про которого говорили, что он родился в черном костюме и с блокнотом в руке, побледнев, повернулся к своим сотоварищам.
— Что нужно, чтобы сделать воздушного змея?
Слуги герцога Паркертона подготовились к вторничному утру. К их ужасу, герцог настоял на том, чтобы лично проверить каждую деталь неожиданного пикника.
— Дорожные стулья и столы моего отца? — спрашивал он.
— Фоули повез их, — отвечал Кантли.
— А он знает, что…
— Да, ваша светлость, — перебил Кантли, теряя легендарное терпение. — Он устроит в летнем доме все, как вы велели.
— И он не…
— Разумеется, он ничем вас не выдаст, ваша светлость, Он без ливреи и в наемной повозке. Как вы и требовали.
— Отлично! — Оторвавшись от списка, Джеймс взглянул на мужчину, спускавшегося с лестницы. — А вот и вы, Уинстон. Моя записка доставлена леди Стэндон?
Судя по виду, Уинстон был готов броситься в Темзу.
Выбитый из колеи бедняга-секретарь был оскорблен до глубины души.
Все слуги нервничали, непривычные к тому, чтобы его светлость заглядывал к ним через плечо. И никто из них не мог, как Арабелла, запереться в своей комнате и отказаться участвовать в этой глупости.
Кантли строго посмотрел на секретаря, и этого было достаточно, чтобы тот ответил:
— Да, ваша светлость.
— Прекрасно, значит, она будет готова и все будет в образцовом порядке. — Герцог в очередной раз вернулся к списку. — А корзина? Как я просил?
Обиженно фыркнув, миссис Окстон жестом велела выйти вперед парню, прислуживавшему на кухне. Бедняга нерешительно попятился, когда Джеймс забрал у него корзинку, избавив от груза.
На миг у всех перехватило дыхание. Что это герцог делает? Помогает кухонному мальчишке?
Дело гораздо хуже, чем они могли предположить. Но герцог погряз еще глубже. Он открыл шедевр миссис Окстон и начал проверять, будто эта почтенная дама не могла собрать корзину по его вкусу.
Одна из служанок отвернулась, опасаясь, что экономка залепит герцогу затрещину за подобную дерзость.
— Да, похоже, все в порядке, — рассеянно произнес он. — Ветчина, пирог, сыр, яблочные пирожные. — Он поднял взгляд. — Сыр французский?
— Как вы велели, ваша светлость, — сквозь зубы процедила экономка.
— Ничего слишком шикарного и дорогого? — спросил Джеймс. — Нельзя, чтобы по виду было понятно, что это с нашей кухни.
— Все точно так, как вы распорядились, — сказала миссис Окстон, — вплоть до солонок.
Он снова осмотрел содержимое корзинки и закрыл крышку.
— Замечательно. Я знал, что вы все справитесь с трудной задачей. — Герцог повернулся и, прежде чем лакей успел распахнуть перед ним дверь, сам открыл ее и побежал по лестнице, как школьник.
— Ваша светлость! Ваша светлость! — поспешил за ним Ричардс. — Вы ничего не забыли?
Герцог, укладывавший корзинку в экипаж Джека, обернулся:
— Что?
Ричардс указал на его руку:
— Печатка, ваша светлость.
Джеймс вздрогнул:
— Боже милостивый! Как я мог забыть? Она наверняка узнала бы, кто я, если бы я забыл его снять. — Сдернув перчатку, он снял затейливый перстень и вручил камердинеру — Спрячьте его, Ричардс.
— Конечно, ваша светлость, — поклонился камердинер.
Джеймс взобрался на сиденье и тронул поводья.
В это время Джек вихрем мчался вниз по лестнице.
— Черт побери! Это моя карета? Мой сумасшедший братец опять ее взял? И снова без разрешения! — Но Джек опоздал, поскольку герцог уехал. — Я не посмотрю, что он Паркертон. Я его вызову за такие проделки! — бушевал Джек.
Тем временем миссис Окстон повернулась к Кантли и разразилась рыданиями. Обычно неколебимый дворецкий, обняв, похлопывал ее по спине:
— Ну-ну, Агата. Мы с этим справимся.
— Я бы не был так уверен, Кантли, — вставил Джек. — Паркертон решительно настроен на замечательный пикник.