Глава 10
Элинор слышала удар, треск оси. Все произошло мгновенно — карета перевернулась, заржали лошади, залаяли собаки.
Сент-Мор тянул ее к себе, прижимая ближе, когда они падали. Это все, что она сознавала.
То, что она не сломала себе шею и вообще ничего не сломала, это результат молниеносных действий Сент-Мора.
Они приземлились на пыльной дороге, колесо, вихляясь, покатилось в сторону, карета лежала в десятке ярдов впереди.
— Вы в порядке? — спросил он, придерживая Элинор.
— Да, — Она чувствовала себя помятой, но была невредима. — А вы?
— Жив. — Он всматривался в кучу обломков. — Что произошло, черт возьми?
— Думаю, колесо отвалилось, — сказала она и рассмеялась. Все это просто невероятно. Вот они, в объятиях друг друга, оба невредимы. А карета превратилась в руины. Это просто чудо.
Глянув на нее, Джеймс тоже засмеялся:
— Да, но как оно отвалилось?
— Вы угодили в яму. Колесо бы удержалось. Но вы влетели еще в три. — Элинор улыбнулась, — Вы уверены, что вы не герцог?
— На что вы намекаете?
— Ни на что, просто вы сказали, что большинство герцогов плохие возницы.
Он выпрямился.
— Вы хотите сказать…
— Нет, Сент-Мор. Я ничего не хочу сказать. Просто яма слишком маленькая, чтобы из-за нее колесо отвалилось. Вы должны жаловаться на того, кто дал вам эту карету. Она опасна.
— Была, — сказал Джеймс, оглядывая обломки.
— О Господи! Они ведь не заставят вас платить за ущерб?
Элинор готова была поклясться, что Сент-Мор пробормотал:
— Кое-кто за это заплатит.
Вокруг них с лаем носились собаки.
Треск и шум разбудил сонную деревню, и теперь все высыпали из домов посмотреть на аварию.
Прежде чем Элинор сообразила, в чем дело, жена хозяина постоялого двора в компании других женщин деревни увела ее. Ее усадили в теплый угол, потчевали горячим чаем и засыпали вопросами.
— И он спас вас? — повторяла одна из женщин.
— Ну конечно, — сказала другая. — Ты же его видела.
Элинор кивнула, испытав прилив гордости за Сент-Мора, которую не имела права высказать.
— Он поймал меня в тот момент, когда колесо отвалилось, и я чуть не вылетела.
— Да вы могли себе шею сломать! — сказала служанка.
— Или хуже, — серьезно добавила другая.
Все дружно кивнули, хотя Элинор так и не поняла, что может быть хуже сломанной шеи.
— Куда вы ехали, мэм?
— В Колстон. На пикник.
— На пикник? В эту пору?
По их взглядам было ясно, что авария не самое большое несчастье в этой истории.
— Мистер Сент-Мор инспектирует реконструкцию в Колстоне. Он думал, что меня развлечет поездка в провинцию.
— Вам нравится провинция, миссис Сент-Мор?
— Я не миссис Сент-Мор, — не подумав, сказала Элинор и почувствовала, как достопочтенные деревенские жены отпрянули от нее, словно у нее вторая голова выросла. — Я леди Стэндон, — объявила она, но это не улучшило ее положения. — Мистер Сент-Мор мой поверенный. — Элинор, безуспешно пыталась представить свою поездку без, горничной или компаньонки в лучшем свете, чем это было на самом деле.
В этот момент в дверях появился Сент-Мор.
— Отличные новости, миледи!
— Карету починили? — спросила она, надеясь убраться поскорее, пока местные кумушки не выведали подробности и не извлекли на свет божий древние законы о посягательстве на приличия и благопристойность.
— Нет, она просто в руинах. Но я сумел спасти корзину.
Деревенские матроны переглянулись и, прищелкивая языками, подобрали юбки.
Женщина, которая настолько глупа, чтобы отправиться в поездку с таким мужчиной, заслуживает погибели.
Хотя он красив.
— Сумасшедшие, оба, — пробормотала себе под нос одна.
— Да уж, — поддержала другая.
Элинор не обращала внимания на шепот, увидев другую проблему. Как они выберутся из этой заварухи?
Вернее, из этой деревни сплетниц.
— И я нашел, — Сент-Мор погрел у огня руки, затем поднял ее на ноги, — способ добраться до Колстона.
— Отличные новости. — Элинор улыбнулась нахмурившимся кумушкам.
Сент-Мор не обращал внимания на укоризненные взгляды, словно действительно был герцогом. Поклонившись женщинам, он повел Элинор из комнаты.
— Хотя экипаж не очень элегантный, обещаю, он не перевернется. — Сент-Мор махнул рукой в сторону их нового средства передвижения — повозки для сена. — Это добавит нам приключений, правда? — шепнул он ей.
И гордость в его глазах, что он сумел спасти день, тронула ее сердце.
Возможно, он и ровесник Паркертона, но душа у него молодая.
Столпившиеся женщины ждали ее реакции, и Элинор решила не разочаровывать их.
— Отличная работа, сэр. — Чуть приподняв юбки, она направилась прямо к повозке. — Не забудьте корзину. Не хотелось бы мне оставить тут яблочные пирожные.
Поставив в повозку корзину, Сент-Мор вскочил на сено и, наклонившись, поднял Элинор. Когда они устроились на сене, она весело махнула рукой кумушкам, смотревшим на них, разинув рты.
— У вас новые подруги? — спросил он.
— Скорее наоборот. Они считают нас сумасшедшими.
— Правда? — Он был явно доволен подобным мнением.
— Да.
Сент-Мор тоже помахал рукой женщинам, повозка двинулась, собаки с заливистым лаем бежали следом, словно у них в жизни не было такого счастливого приключения.
Элинор прекрасно понимала их чувства. Она взглянула на Сент-Мора, который растянулся на сене и, закинув руки за голову, смотрел в небо, словно отправился путешествовать в рай.
Возможно, так и есть, подумала она и тоже устроилась на сене.
Фермер высадил их у боковых ворот, ведущих в Колстон. Поблагодарив его, Джеймс одной рукой поймал корзину, а другой — затянутые в перчатку пальчики Элинор.
— Идемте. Так лучше. Дорожка к дому отсюда чудесная.
Его симпатии к этому месту было трудно сопротивляться, а дорожка к дому действительно замечательная.
Они шли сквозь лабиринт огромных деревьев. Дорога вилась, огибая их, словно хозяину была ненавистна мысль о том, чтобы спилить хоть одно дерево.
Когда деревья сменились лужайкой, Элинор заметила большую ротонду, от которой отходили великолепные прямоугольные крылья. Окна искрились, как бриллианты в грандиозной короне.
— Вот это да! — прошептала она, когда Колстон целиком открылся взгляду.
— Да, я был того же мнения, когда увидел это впервые.
Элинор взглянула на него, потом снова посмотрела на дом.
— Вы надзираете за всем этим?
— В некотором смысле. Я приезжаю сюда время от времени убедиться, что работы ведутся в соответствии с желаниями владельца.
— И кто этим владеет? — прошептала она, сраженная великолепием.
— Я не имею права это разглашать. Но могу сказать, что владелец приобрел Колстон в прошлом году у вдовы лорда Касбона.
— Это не тот лорд Касбон, который коллекционировал древности?
— Он самый. Пока это увлечение не убило его несколько лет назад. Наполеон захватил почти все, что он отчаянно пытался отправить на родину. Обезумевший, преследуемый, он сбежал в холмы Италии, где и умер. — Джеймс старался сдержаться, но губы его дрогнули, и он рассмеялся.
— Что в этом смешного? — возмутилась Элинор. — Бедняга умер… потеряв все, что любил.
— Да, я понимаю, что это вряд ли смешно. — Он пытался обрести самообладание. — Его слуга, преданный, но недалекий парень, старался отправить тело Касбона домой, поэтому написал на ящике «редкая древность». Конечно, французские таможенники тут же изъяли его и отправили в Париж, в личную коллекцию Наполеона.
Элинор прижала руку к губам, сначала от ужаса, но, представив себе Бонапарта, обнаружившего в ящике останки лорда Касбона, затряслась от смеха.
— Как говорится, Касбон посмеялся последним, вы не находите? — поддразнил Джеймс.
— Ох, перестаньте, — всхлипывала от смеха Элинор.
Джеймс снова засмеялся и повел ее по подъездной аллее, они остановились перед мраморным портиком, выступающим из ротонды. Высокие колонны поддерживали архитрав, сделанный из античного фриза с мчащимися колесницами. Один возница вывалился из колесницы, потерявшей колесо.
— Как это знакомо. — Губы Элинор снова подрагивали.
Джеймсу не особенно понравился ее намек, не так уж плохо он правит лошадьми, но и он не мог удержаться от улыбки.
— Знайте, вам предстоит серьезная экскурсия по дому, который станет одним из лучших во всей Англии.
Она снова рассмеялась и, поднимаясь по ступенькам, последний раз взглянула на резьбу. Потом оглянулась на Джеймса, на этот раз ее губы были твердо сжаты.
— Теперь я не смогу смотреть на этот фриз, не думая о вас, — сказал он.
— Это послужит хорошим напоминанием, что нужно нанимать карету в надежной конюшне.
Джеймс покачал головой:
— Я не единственный, кого плохо обслужили. Как видите, это случалось и в давние времена, — Он взял ее под руку. — Идемте, посмотрим дом. Уверен, вы найдете массу поводов поддразнить меня.
По крайней мере, он на это надеялся, поскольку в жизни ни одна женщина так не подкалывала его. Еще одно ограничение, которое налагал на него титул, обрушилось, как отвалившееся колесо кареты.
— Ведите. — Она нежно сжала его рукав. — Жду возможности.
Элинор влюбилась в тот день.
Было так легко поддаться красоте Колстона.
И, если бы она хотела в этом признаться, обаянию мистера Сент-Мора. Она, конечно, не хотела… но было почти невозможно не потерять голову от любви к этому мужчине.
Знание Колстона, его истории и проделанных работ свидетельствовало, что Сент-Мор не только умный, но также дотошный и любознательный.
Когда они завершили осмотр среди подмостков, банок с красками и штукатурки, Сент-Мор повел ее к летнему дому со стеклянным фасадом. Это чудесное укрытие было встроено в старую кирпичную стену, окружавшую парк.
Собаки, резвясь, носились по тропинкам и обнюхивали каждый уголок.
Это был всего лишь один из удивительных уголков Колстона, который, как и многие знаменитые дома, возник на пересечении древнеримских дорог. Сначала там появился норманнский замок, со временем он уступил место тюдоровскому особняку, а тот, в свою очередь, — большему зданию, когда благосостояние семьи возросло. Теперь дом снова переделывали по современным вкусам, хотя остатки былого великолепия и приметы старины упрямо цеплялись за это место, как летний домик, реликт елизаветинских времен.
— Когда-то тут был виноградник, — сказал Джеймс. — Во всяком случае, так написано в старых отчетах.
— Как вы все это организовали? — Элинор поставила чашку на столик, о котором предусмотрительно позаботился Сент-Мор.
Это поражало ее весь день — не только знание Колстона, но и все мелочи, которые он предусмотрел для ее комфорта. Вроде ждущих их столика и стульев.
И теперь было так легко почувствовать уют в этом укрытом от посторонних глаз летнем домике, где были лишь письменный стол в углу, диван и кресло у очага, ковер на каменном полу.
— Это уроки моего отца, — признался Сент-Мор. — Он много путешествовал… по делам… и возил с собой складную мебель. Я сохранил ее из сентиментальности, но теперь понял, почему он ее любил. Я оставлю ее здесь, эта мебель создана для хорошего места. Мне ведь придется приезжать сюда. — Замолчав, он посмотрел на нее с дивана, где вольготно расположился. — Очень удобно для пикников, которые устраиваются в последний момент.
— Да, это замечательно. — Элинор поднялась и подошла к двери, чтобы осмотреть сад. Ей было уютно в накидке, она совсем не замерзла и превосходно себя чувствовала.
Как и обещал, Сент-Мор привез яблочные пирожные, ветчину, французский сыр, который она обожала, и даже апельсин. Она понятия не имела, как Сент-Мор его раздобыл.
Голый зимний сад хранил секреты, о которых она могла только догадываться. Что кроется под коричневой тканью? Пионы? Или колокольчики? Розы, у которых сейчас лишь шипы на голых ветках, белые, розовые или красные?
Спящий сад напомнил ей о Сент-Море. Элинор через плечо взглянула на него. Как много можно увидеть и домыслить, и как много укрыто от глаз.
И снова ей отчаянно захотелось больше узнать об этом человеке. Кто он, что может быть таким заботливым, таким веселым, таким умелым?
И так ужасно правит каретой?
Она смотрела на него — длинные ноги вытянуты, глаза закрыты, на губах улыбка. Эта улыбка пленила се сердце. Улыбка делала его гораздо моложе его лет. И это заставило Элинор задуматься еще кое о чем…
— Почему вы не… — начала она и умолкла.
Его глаза медленно открылись, от их глубокой синевы у нее дух захватило.
— Что я не?
— Я… то есть… гм… мне интересно… — запиналась Элинор, потом оглядела сад. — Мне интересно, бывали ли вы тут летом?
— Леди Стэндон, вы не это хотели спросить. — Он сел прямо.
— Конечно, это. — Не глядя на него, она разглаживала юбку.
— Нет, не это. — Поднявшись, он подошел к ней. — Так что вы хотели узнать обо мне?
Сжав губы, Элинор размышляла, отважится ли снова солгать, но когда взглянула ему в глаза, в эти удивительные глаза, растерялась.
— Гм… мне интересно, почему вы снова не женились?
— А следовало? — спросил он, пододвигаясь ближе.
«О Господи, нет!» — хотелось крикнуть ей. Тогда она не стояла бы здесь, воображая невозможное… как он хватает ее в объятия и целует до бесчувствия. Дразнит ее грезой о дне, проведенном…
Она поклялась не делать этого. Это глупость.
Но это чудесная глупость, думала она, отбрасывая все причины, по которым ей не следовало целоваться, оставив лишь одну мысль: она до безумия желала этого мужчину.
Взглянув в его глаза, она увидела в них ту же битву: «Следует нам или не следует?»
— Просто сегодня все так великолепно. — Она отчаянно старалась, чтобы голос не дрожал в унисон с трепещущим сердцем. — Это позор, что вам некого так баловать.
Он коротко рассмеялся:
— Я бы не назвал падение в канаву баловством. Что до остального, день выдался для меня замечательным. Я получил огромное удовольствие.
Удовольствие! От этого слова ее охватила дрожь пробудившегося восторга. Ох, если только…
— И для меня удовольствие провести его с вами, — сказала она, вглядываясь в него в поисках признаков молчаливого согласия, уступки.
Что дурного в одном поцелуе, думала она, когда его голова чуть наклонилась, когда он шагнул ближе, обнял ее и привлек к себе.
Их дыхание смешивалось, когда он замер, всего на миг, его губы парили над ее ртом. Тело Элинор пело, оживая, дрожа в опрометчивом ожидании, когда его губы, наконец, накрыли ее губы, и они снова слились в поцелуе.
Она чувствовала тепло его тела. Но не тепла она искала в этот холодный день, а жара. Обжигающего, палящего жара. И она открылась ему, позволив его языку скользнуть в ее рот, когда его сильные руки привлекли ее ближе.
Элинор знала, что ей следовало отпрянуть, сдержать слово, помнить, для чего она его наняла.
Но она могла думать лишь о том, почему хотела его, почему влюбилась в него.
Потому что он воспламенил в ней страсть после долгих лет холода.
Сент-Мор сделал это. Зимний сад наполнил цветением ее сердце.
— Я обещал, — шептал он ей на ухо, его губы согревали и ласкали мочку. — Я обещал вам, что буду вести себя прилично.
— Я прощаю вас. — Она прижалась к нему, желая, чтобы он снова ее страстно поцеловал.
Джеймс понимал, что окажется в затруднительной ситуации, когда заключил ее в объятия и поцеловал. Это опасный, гибельный путь.
Скоро он скажет ей правду.
Скажет, что он Паркертон, что любит ее, что сделает все, что в его власти, чтобы каждый день ее жизни был таким же, как этот. Только чтобы видеть счастливый блеск ее глаз, слышать веселый смех.
Чувствовать, как ее губы прижимаются к его губам.
Но, целуя ее, он понял, что соблазн остаться Сент-Мором крепко держит его. Свобода, пьянящая радость от сознания, что он обычный человек и может распоряжаться своей судьбой и ни от кого не зависеть, делала его счастливым.
Целовала бы его Элинор, если бы знала правду? Сбежала бы с ним в повозке для сена? Поддразнивала бы во время осмотра дома? Мог ли он вести жизнь, которую открыл и сейчас делил с ней?