Вахтенный у руля на «Задорном» пробил четыре склянки, то есть десять часов; то же повторилось на «Бунтаре», следовавшем за фрегатом.
В эту минуту на палубе «Задорного» появился человек.
Он был тщательно закутан в широкий плащ, капюшон которого, наброшенный на голову, не давал рассмотреть лица.
Увидев его, вахтенный офицер вполголоса отдал приказание, матросы бросились исполнять маневр, судно немедленно сделало поворот. На фрегате убрали грот-марсель.
Легли в дрейф.
Человек в широком плаще молча сошел в спущенный на воду баркас, где уже находилось человек двенадцать Береговых братьев, хорошо вооруженных. Тихо оттолкнулись, обернули весла ветошью, и баркас отчалил от фрегата, который опять принялся лавировать.
Как уже говорилось, ночь была темная, волнение сильное. Высокие мачты фрегата и менее значительной высоты мачты брига не замедлили исчезнуть во мраке, и баркас очутился среди моря один, направляясь прямо к берегу, который простирался громадной черной линией на горизонте.
Двое сидели на корме баркаса: Олоне и человек в плаще, — сам Медвежонок Железная Голова.
— Сушите весла, ребята, — приказал Олоне немного погодя. — Поставьте мачту и поднимите парус.
Спустя пять минут баркас мчался по верхушкам волн, слегка наклонившись на правый борт, точно силился коснуться парусом их пенистых гребней.
Протекли два часа; на баркасе царило глубокое молчание, только изредка раздавалась команда Олоне.
Берег вырастал, так сказать, на глазах.
Баркас уже приближался к земле, потому что, несмотря на темноту, легко было различить ее прихотливые очертания.
Два Береговых брата с минуту совещались шепотом, потом Олоне велел убрать парус, опустить мачту и взяться за весла.
Пока исполнялся этот маневр, на небольшом расстоянии от баркаса появилась красноватая точка и хриплый голос крикнул по-французски:
— Эй, на лодке, слушай!
— Эй! — тотчас отозвался командир.
— Что бы это значило? — пробормотал Олоне. — Странно, голос мне как будто знаком.
— И мне тоже, — ответил Медвежонок Железная Голова, — впрочем, сейчас мы все узнаем.
Он приложил к губам руки в виде рупора и крикнул:
— Кто идет?
— Береговой брат! — немедленно ответили, несомненно радостным голосом.
— Какое судно? — спросил Медвежонок.
— Индейская пирога с одним человеком.
— Причаливай!
— Будьте наготове.
Предостережение оказывалось излишним: любопытство флибустьеров было возбуждено странной встречей, и все они стояли настороже.
Вскоре две лодки поравнялись, и, не дожидаясь приглашения, приплывший на пироге легко перепрыгнул на корму баркаса.
Олоне тотчас же открыл потайной фонарь.
— Бартелеми! — вскричал он с изумлением.
— Олоне! Медвежонок! — радостно ответил тот. — Вот счастье-то, ей-Богу! Добро пожаловать, братья! — прибавил он, протягивая им обе руки, которые флибустьеры дружески пожали.
— Так ты узнал нас? — спросил Медвежонок.
— Еще бы, со вчерашнего дня наблюдаю за вами; как назло, я мог пуститься в путь только ночью.
— Да как же ты попал в эти края? — полюбопытствовал Олоне.
— Это длинная история, теперь не расскажешь.
— Мы считали тебя погибшим, — прибавил Медвежонок.
— Мне и впрямь чуть было не пришел мне карачун, но теперь я жив и здоров, и весь к вашим услугам, братья.
— Мы этим воспользуемся, — сказали в один голос два флибустьера.
— И ты, если имеешь в нас нужду, говори прямо, — прибавил Медвежонок.
— Весьма охотно, — ответил Бартелеми, — а вы теперь куда идете?
— Ищем удобного места, где бы пристать к берегу, не возбуждая ненужного внимания, и собрать необходимые для нас сведения.
— В таком случае пусти меня к рулю, Олоне… Весла на воду, ребята, — обратился Бартелеми к матросам, — через четверть часа мы будем у цели.
— Зачем же нам ехать дальше, когда ты можешь дать все необходимые для нас сведения? — заметил Олоне.
— Я действительно могу снабдить вас всеми сведениями, но все равно, братья, поверьте, вам лучше сойти на берег.
— Так вперед, и да хранит нас Бог!
Гребцы склонились над веслами, которые, словно ивовые прутья, гнулись в могучих руках, и баркас понесся по морю, словно чайка; один из матросов перешел в легкую пирогу капитана Бартелеми и плыл в кильватере баркаса.
— Теперь скажи мне… — начал было Медвежонок Железная Голова.
— Тс-с, — повелительно остановил его Бартелеми, — мы переговорим на берегу. Теперь я должен пустить в ход всю свою сметливость, чтобы не допустить ошибки.
Уже некоторое время баркас шел в тихой воде; вскоре над ним раскинулся лиственный свод и он очутился посреди зарослей корнепусков. Последовал легкий толчок, что-то заскрипело, и баркас был у цели.
Он замер в неподвижности.
— Мы пришли, — сказал Бартелеми, — здесь вы так хорошо скрыты, что вас не отыскали бы и за две недели, впрочем и берег-то этот весь пустынный. Привяжите баркас к стволу дерева, оставьте одного человека караулить его и следуйте за мной.
Флибустьеры повиновались и последовали за Бартелеми. Шли ощупью, так было темно, но вскоре почувствовали твердую почву под ногами. Олоне передал свой фонарь капитану Бартелеми.
— Да мы, похоже, в каком-то гроте! — вскричал Олоне. — Это превосходно!
Действительно, они находились в естественном гроте.
Пройдя несколько поворотов, они увидали вдали мелькнувший огонь.
Флибустьеры приостановились в нерешительности, не зная, благоразумно ли идти дальше вглубь.
— Не бойтесь, это я развел огонь перед выходом в море, — сказал Бартелеми, — погрейтесь, братья.
Флибустьеры не заставили повторять приглашение: ночной воздух леденил.
Между тем Бартелеми не упустил из виду ничего, что относилось к обязанностям гостеприимства. Береговые братья с радостным восклицаниями обнаружили несколько корзин со съестными припасами и напитками, которым по приглашению хозяина не замедлили оказать должную честь.
— Теперь же, братья, — сказал Бартелеми, — пейте, ешьте и спите без страха, здесь вы в безопасности.
Он обратился к Медвежонку.
— А теперь можешь спрашивать меня, брат, — прибавил он, — я готов сообщить тебе все необходимые сведения.
— Говори, брат, — ответил Медвежонок.
— Не здесь. То, что мне следует сообщить тебе, должно быть сказано с глазу на глаз.
Медвежонок поднял на него изумленный взгляд.
— Следуй за мной. Ты вскоре найдешь объяснение моим словам.
Дав вполголоса наставления Олоне, Медвежонок взял свое ружье и обратился к Бартелеми:
— Я готов идти, брат.
— Так пойдем.
Они вышли из грота и почти мгновенно очутились у подножия горы, на вершине и откосах которой лепились амфитеатром домики очаровательной деревушки.
— Прежде чем идти дальше, — вдруг заговорил буканьер, остановившись, — я должен задать тебе несколько вопросов. Расположен ли ты отвечать на них?
— Разумеется, брат; я знаю, что ты человек честный и настоящий Береговой брат.
— Спасибо. Получил ли ты с месяц назад в Пор-Марго записку из трех слов и с печатью внизу, значение которой известно тебе одному?
— Получил, брат.
— Связано ли твое прибытие сюда с получением записки или один лишь простой случай привел тебя в эти места?
— Едва получив записку, я снарядил экспедицию и направился к Картахене.
— С какой целью?
— С той, чтобы, не теряя времени, явиться на зов к особе, которая прибегла к моей помощи, и, если понадобится, пожертвовать жизнью, чтобы спасти ее, — с чувством произнес Медвежонок.
— Хорошо, брат. Теперь я знаю все, что мне было нужно. Следуй за мной.
— Куда мы идем?
— Будь тверд, брат. Я веду тебя к той, которая писала записку. По ее приказу я и доставил тебе ее послание.
— О! Если это справедливо, брат!.. — вскричал капитан.
— Разве ты сомневаешься в моих словах?
— Нет, нет, извини, брат, я с ума схожу, пойдем скорее! Они пошли по тропинке к деревне.
Было два часа утра.
ГЛАВА XVII. Медвежонок Железная Голова испытывает приятную неожиданность благодаря своему брату-матросу
Флибустьеры шли быстрым шагом; через несколько минут они достигли деревни. Улицы были темны, безмолвны и пустынны. Лишь кое-где собака, потревоженная появлением чужих людей, приветствовала их продолжительным лаем и снова засыпала.
Бартелеми обошел дом губернатора и через несколько минут остановился перед низенькой калиткой в садовой стене, полускрытой ползучими растениями, которые падали с высоты стены зелеными спиралями почти до земли.
— Вот мы и пришли, любезный друг, — сказал он спутнику.
— Войдем, — с живостью ответил Медвежонок.
— Спешить не к чему; та особа, которая должна ввести нас, появится за этой калиткой не раньше чем через четверть часа.
— Стало быть, нас ждут? — осведомился Медвежонок с тайным биением сердца.
— Ждут меня, брат. На твое столь скорое прибытие не рассчитывали. Пойдем в эту беседку у лимонных и апельсинных деревьев, там мы будем ограждены от любопытных взглядов и сможем спокойно потолковать о наших делах.
Медвежонок молча последовал за товарищем; когда же оба расположились на траве, Бартелеми продолжал тихим голосом:
— С какой целью прибыл ты сюда на двух судах и, вероятно, с большим числом людей?
— Я отвечу тебе коротко, брат, и правдиво, по своему обыкновению. Я люблю донью Эльмину; она не знает о моей любви, однако, когда мы расставались с нею, я поклялся, что моя жизнь принадлежит ей. Я говорил, что если когда-нибудь понадобится, то я по первому ее призыву явлюсь на помощь. Она призвала меня — и я тут.
— Ты знаешь, что отец хочет выдать ее замуж?
— Да, за мексиканца.
— Знаешь ты этого мексиканца?
— Откуда же мне знать его?
— Это правда. Когда ты исполнишь задачу, которой задался, какой награды ожидаешь ты за свою преданность?
— Никакой, брат, — ответил капитан, грустно покачав головой, — я ни на что не надеюсь, не смею ни оглянуться на самого себя, ни спросить свое сердце. Я с ума схожу, люблю, страдаю — и все тут.
Бартелеми пожал ему руку. Воцарилось продолжительное молчание.
— Кстати, — вдруг сказал буканьер, — куда девался твой бывший хозяин?
— Пальник?
— Он сам.
— Советом флибустьеров был осужден на смерть и брошен на Акульем утесе.
— Ты уверен, что он умер?
— Разве ты имеешь повод предполагать противное?
— Ничего не предполагаю, брат, сохрани меня Боже! Только по моему мнению, недостаточно раздавить голову змеи, надо еще оторвать ее от туловища, чтобы окончательно убедиться, что она убита.
— Что ты хочешь сказать?
— Теперь не могу говорить яснее. Я обещал молчать, а ты знаешь, Медвежонок, что я никогда не изменяю своему слову. Не расспрашивай же меня больше, но прими последний совет: что бы ты ни предпринимал, будь осторожен.
— Спасибо, брат.
— Теперь встанем и пойдем. Нас, должно быть, уже ждут. Они немедленно поднялись с травы и пошли к калитке, в которую Бартелеми тихонько постучал. Нежный голос произнес одно слово:
— Вера!
— Надежда, — ответил сейчас же Бартелеми. Калитка приоткрылась; флибустьеры проскользнули в отверстие.
— Вы не одни, капитан? — с изумлением, почти с испугом вскричала донья Лилия.
— Успокойтесь, сеньорита, — почтительно сказал флибустьер, — я обещал вам и привожу Медвежонка Железная Голова.
— Вы очень добры, благодарю вас, сеньор кабальеро, — с чувством продолжала девушка и, грациозно поклонившись двум мужчинам, прибавила: — Следуйте за мной, сеньоры. Эльмина не смела надеяться на такое счастье. Не опасайтесь, что кто-нибудь вас увидит, в доме все спят.
Флибустьеры склонили голову в знак согласия и последовали большими шагами за девушкой, которая весело, почти бегом шла впереди них.
Вскоре все трое были у входа в беседку, где неподвижно стояла донья Эльмина, встревоженная, бледная, нагнув вперед голову и пристальным взглядом как бы стараясь проникнуть во мрак и уяснить для себя природу смутного шума, уже несколько минут долетавшего до ее ушей.
— Это вы! — воскликнула она с глубоким чувством при виде капитана.
Тот остановился, стал на одно колено и почтительно снял шляпу.
— Вы позвали меня, сеньорита, — сказал он, — и я тут.
Девушка приложила руку к сердцу и прислонилась к переплетенной ветвями стене беседки.
Донья Лилия бросилась поддержать ее, но кузина мягко отвергла ее помощь и протянула руку Медвежонку.
— Встаньте, сеньор кабальеро, — сказала она ему дрожащим голосом, — такое положение пристало только тому, кто молит, но не избавителю; сердце не обмануло меня, я надеялась на вас.
Медвежонок встал, почтительно поцеловав руку девушки, и, склонив голову перед ней, сказал:
— Располагайте мной, сеньорита. Только откройте мне, что я могу сделать для вас. Как бы ни велики были препятствия и опасности, клянусь, я избавлю вас от ваших врагов во что бы то ни стало. Господь поможет мне!
— У меня только один враг, сеньор кабальеро, — с грустью ответила девушка, — но, увы, враг этот всесилен в Картахене.
— Я полагал, что ваш отец — единственная власть в городе.
— Это правда, сеньор кабальеро, но тот человек или, вернее, демон овладел моим отцом до такой степени, что дон Хосе Ривас видит все окружающее только его глазами и думает так, как хочет он; не далее как месяц тому назад в этом старом доме, где мы теперь находимся, отец обещал ему мою руку.
— А вы этого человека не любите, сеньорита? — с живостью спросил Медвежонок.
— Люблю ли? — с содроганием вскричала девушка. — Я ненавижу его, он вселяет в меня ужас. Уж лучше умереть, чем принадлежать ему.
Капитан поднял голову и оглянулся вокруг сверкающим взглядом.
— Успокойтесь, сеньорита, вы не выйдете за него; он осужден и умрет. Ведь он мексиканец?
— Слывет за мексиканца.
— Разве вы полагаете…
— Он как две капли воды похож на другого.
— А кто этот другой?
— Вы знаете его.
— Я?
— Помните вашу страшную партию с буканьером, пленницей которого я была?
— Ведь тот буканьер умер, сеньорита.
— Действительно ли умер? Вы уверены в этом?
— О, капитан, — робко вмешалась донья Лилия, со страхом прижимаясь к своей подруге, — это он, я убеждена, это наверняка он. Подобное сходство невозможно.
Мрачное облако легло на лицо капитана Медвежонка Железная Голова. Он медленно повернулся к Бартелеми, который стоял в двух-трех шагах позади него, опираясь на свое ружье.
— Брат, — протягивая ему руку, сказал Медвежонок с грустью, — ты должен знать всю правду. Отчего же ты молчишь?
При этом внезапном и прямом вопросе флибустьер вздрогнул, нервный трепет пробежал по его телу, он побледнел и, стукнув оземь прикладом ружья, сказал хриплым, едва слышимым голосом:
— Зачем спрашивать меня, Медвежонок, когда ты знаешь, что я не могу отвечать?
— Прости, Бартелеми, я виноват, — откровенно признался капитан, — но теперь знаю достаточно, чтобы принять меры. Сеньорита, — обратился он к донье Эльмине, — как зовут этого человека?
— Дон Энрике Торибио Морено.
— Так и есть! — пробормотал Медвежонок Железная Голова. — А на какой день назначен брак? — спросил он.
— Окончательно время еще не назначено, но он должен совершиться скоро.
— Повторяю, успокойтесь, этому браку не бывать, клянусь вам честью!
— Увы! Что можете вы сделать против такого количества врагов, в чужом краю и почти один? Я была не права, призвав вас на помощь. Предоставьте меня моей печальной участи, не затевайте этой страшной борьбы, капитан, умоляю вас.
— Когда человек, подобный мне, дает клятву, сеньорита, никакая человеческая власть не в силах помешать ему сдержать ее.
— Но вы подвергаете опасности свою жизнь из-за меня, посторонней вам, и вдобавок представительницы враждебной нации.
— Я так мало ценю жизнь, сеньорита, что не считаю нужным беречь ее, когда речь идет о вашем счастье.