Полицейские понимали его состояние и мысленно хвалили за благоразумную сдержанность.
— Только на лица, — подсказывал Ойбор, — только на лица, остальное не бери во внимание.
И вдруг шуршание прекратилось. Как по команде, повернулись Ойбор и Самбонанга.
В глазах парнишки, вперившегося взглядом в одну из фотографий, отразился ужас.
Он смотрел на эту фотографию неотрывно, оцепенев, со смешанным чувством изумления и страха, словно не верил глазам своим. Внезапно он отшвырнул фото, попятился от Ойбора и Самбонанги, как затравленный зверек.
Молодой полицейский мигом поднял фотоснимок с земли и, настороженно оглядевшись по сторонам, тщательно упрятал его в карман непривычной штатской одежонки, после чего укоризненно уставился на перепуганного подростка, которого сержант успел поймать за руку, опасаясь, как бы тот не удрал.
— Ну чего ты дрожишь, дурачок, — сказал Киматаре Ойбор пареньку, — успокойся. Давай-ка присядем и потолкуем, как подобает коллегам. Ты ведь собираешься стать детективом, я правильно понял?
— Да, — шепнул юный разносчик газет, все еще с опаской косясь то на Самбонангу, то на Ойбора, — а вы кто такие? Вы от него? Так я не виноват, чтоб мне лопнуть… Вы на самом деле настоящие полицейские?
— Не сомневайся. Наша с тобой задача вывести всех преступников на чистую воду. И никакой грим их не спасет.
— Кто не спасет?
Ойбор рассмеялся, потрепав жесткие волосы на лобастой голове паренька.
— Никто и ничто не спасет преступников, — сказал Киматаре Ойбор уже серьезным тоном, — если мы все — и старый и малый — будем смелыми и решительными, верно?
— Да, — проронил парнишка, успокаиваясь от неподдельной искренности в голосе пожилого человека.
— В нашей работенке выдержка и спокойствие — первое дело, коллега, а ты сразу в панику от простой фотографии.
— Кто?!
— Ты, не мы же с напарником, — кивнув на Самбонангу, который бдительно ощупывал взором базарную сутолоку, сказал Ойбор.
— Нет, кто я, вы назвали?
— А-а, коллега, — улыбнулся сержант, — тоже, значит, детектив.
— Я уже не боюсь, чтоб мне лопнуть и сгореть.
— Отлично. Теперь скажи, ты уверен, что на фотографии именно тот человек, который был ночью на площади и подбросил зажигалку вслед за убийством?
— Конечно! Это он, высокий, только одет по-другому, — сказал паренек и для пущей убедительности вновь клятвенно постучал себя в грудь, — я его сразу узнал. Дедушка, а он меня не схватит? Вы ему не скажете? А зачем он так оделся на фотографии? Специально?
— Никто тебя не тронет, — успокоил его Ойбор, — об этом мы уже позаботились. Никто ничего не узнает, будь только сам молодцом. Не забыл, что нужно говорить, если кто-нибудь начнет расспрашивать?
— Помню, помню, не забыл.
— Смотри, это самое важное. Еще никто к тебе не обращался, кроме нас?
— Нет. Я бы вам сказал.
— Правильно. Не верь никому, даже если будет уверять, что пришел от моего имени, учти это.
— Конечно, вы уже предупреждали, никому, кроме вас. Я думаю, надо мне выдать автомат. Хотя бы вот такой ма-а-аленький, а? Складной. Как у того носатого, что прыгнул с поезда в речку, когда те итальянские гангстеры хотели выпытать у него насчет клада. Видели кино "Поцелуи Сицилии"?
— К сожалению, пока нет у нас лишнего автомата, — сказал Ойбор.
— Ладно, сойдет и револьвер. Не волнуйтесь, я хорошенько спрячу, уже придумал куда. Но чтобы патронов полный барабан. На всякий случай.
— С револьверами тоже туго, ты уж прости.
Самбонанга отвлекся на мгновение от бдительного созерцания окружающей среды, подмигнул мальчишке и заговорщицки прошептал:
— Проси, братишка, противотанковое орудие, кажется, парочка их завалялась в нижнем ящике стола гражданина сержанта.
— Отставить шуточки! — прикрикнул Ойбор на помощника. И вновь обратился к пареньку: — У меня к тебе просьба. Внятно и не торопясь скажи вот сюда: "Человек, который стоит возле колонны на фото под номером тридцать восемь, появлялся на площади Освобождения вблизи киоска, где я ночевал, сразу же после автомобильного происшествия. Я видел собственными глазами, как он умышленно оставил возле тела пострадавшего предмет, оказавшийся иностранной газовой зажигалкой, которую я подобрал и продал на базаре незнакомому гражданину". Затем четко скажешь: "Свидетельствую сержанту уголовной полиции Киматаре Ойбору, жетон семьдесят три". И назовешь сегодняшнее число, свое полное имя и адрес. Готов?
— Да. Но вы еще разок повторите, а то очень много слов.
— Хорошо. Я ничего не напутал?
— Нет, все правильно, только я не смог бы так… ну… ровно… столько слов, — смущенно молвил разносчик газет.
— Ладно, говори своими словами, лишь бы суть осталась.
— А это что?
— Микрофон. Надо записать твое показание на магнитофон.
— Такой маленький! Как игрушечный! А можно посмотреть?
— Тсс!.. Давай-ка сперва зафиксируем твой голосок, коллега.
18
В передвижной конторке бурмастера склонились над крупномасштабной картой Луковский, Корин и представитель правительства.
— Вышка уже на лафетах, — говорил Борис, — потащим в Аномо, сюда, — он ткнул карандашом в самый центр очерченного пространства. — Там уже запустили станок на артезианскую воду.
— Лично меня станок не волнует, — сказал Луковский, — меня волнует буровая махина.
— Вы же знаете, Виктор Иванович, мы и дома, в тайге, только целиком и перетаскиваем с точки на точку. Колоссальная экономия рабочего времени и средств.
— То Русь-матушка, — заметил Луковский.
— Эти загранпески — детский лепет по сравнению, с тюменскими болотами. Ну, не совсем, правда, но все-таки легче.
— Упадет, — сомневался седовласый представитель правительства.
— Одолеем, — заверил его Борис. — Кстати, ваши земледельцы предложили в подмогу свои тракторы. Поползет на тросах, как миленькая. Даю полную гарантию. Водители у нас отличные.
— А как с геофизикой? — спросил Луковский.
— Поздно, — сказал Корин, — да и отступать не годится.
— Но ведь это чистейший американский метод наугад, — осторожно заметил представитель властей, — насколько мне известно, у вас своя школа.
— При чем тут "дикая кошка"? Мы не собираемся блуждать вслепую, — с вежливой улыбкой сказал ему Борис, — забуримся в самом контуре, наверняка. А насчет песков не беспокойтесь. У нас в Союзе, скажем где-нибудь в Средней Азии, песков не меньше, а вышкомонтажники управляются прекрасно. Известно.
Седовласый рассмеялся и похлопал Бориса Корина по плечу, хотя для этого ему пришлось чуть ли не приподняться на носках. Этот уполномоченный правительством чиновник мало разбирался в вопросах нефтяной геологии и не скрывал этого, он был сведущ в делах организационного порядка, что, безусловно, облегчало контакт между сотрудничающими сторонами, и нефтяники это ценили. Кроме того, "мало" разбирался — это уже кое-что в сравнении с "ничего".
Человек этот был ненавязчив, прислушивался к мнению специалистов, охотно и мгновенно откликался на любую просьбу и вообще относился к любому участнику экспедиции с благодарной симпатией, как и подобало гражданину страны, жизненно заинтересованной в успехе предприятия.
Бориса он уважал безмерно, несмотря на неудачу с первой скважиной. Он верил в него, потому что видел в работе. Работа — лучшая аттестация.
Итак, он с удовольствием похлопал Корина по плечу к сказал:
— О ваших мы слышали, я даже читал в рокфеллеровском бюллетене "Стандарт ойл" записки канадских нефтепромышленников, посетивших Сибирь. А что скажешь о наших здесь?
— Скажу, что на здешних парней тоже можно положиться. Схватывают на лету, а это дает серьезную веру в успех.
— Как тебе дублер? — спросил Луковский.
— Познакомились наскоро, — ответил Корин, — вроде бы ничего. Маленько позирует, но дело знает. Хорошего бурильщика видно сразу. Он только рукой погладил пульт — все ясно. — Борис улыбнулся. — А вообще мужик чудной. "Я, — говорит, — личность Нового Света, но Африку знаю, как собственный кулак". Слыхали? Личность. Оригинал. Конечно, это не наш Банго… но время дорого. Словом, комплект.
Они вышли из конторки и столкнулись с дизелистом Сергеем Гринюком, который силком вел полусонного Бабу-Тима, долговязого, нескладного буррабочего. Борис удивленно сказал:
— Сергей, ты почему здесь?
— Соскучился. Не пугайся, там сверлят вовсю. Я только повидаться — и обратно. Не гони, будь другом.
— Ладно, поможешь сдвинуть "бэушку". А его зачем тащишь?
Сергей поздоровался со всеми и вновь повернулся к Борису.
— Старшой, повлияй на него.
— В чем он провинился? — встревожился Седовласый.
— Да нет, все нормально, — успокоил Сергей, — только надо, чтоб поспал, совсем утомился, а упрямится.
Луковский и уполномоченный правительства ушли к вышке, предоставляя им возможность разбираться самим.
— Ну что мне с ним делать? — комично возмущался Сергей, апеллируя к Борису. — А ну, Тимоша, не упирайся, падай в холодок, вареник! Глаза слипаются, куда ты годный!
— Я не вареник, ты вареник, — сонно огрызнулся Баба-Тим.
— Ложись-ка, братец, вон там, — строго приказал Корин, — и чтоб храпел, как насос.
— Без меня не поедете, мастер?
— Нет, конечно, — сказал Борис, — отдыхай.
Баба-Тим удовлетворенно кивнул и послушно улегся в тени за ящиками, ворча на Сергея, поскольку решил, что "вареник" — ужасное иноземное ругательство, которым дизелист бросался всякий раз, если случались неполадки в работе.
На территорию лагеря лихо въехал полицейский "джип". Из него показался Даги Нгоро при всех регалиях. Он о чем-то переговорил с Луковским и представителем правительства, затем направился в сторону конторки, с интересом оборачиваясь на ходу на вышку.
— К тебе, видать, — сказал Сергей, — может, уже переловили тех гадов, а?
— А Банго уже не вернуть… — произнес Борис. — Ну как там, готово?
— Гусеничные запрягли в тележку и на лафеты, как ты велел. Остальные… мало тягла, Борь. Надо еще на подстраховку и на растяжки по бокам. Боюсь, без подмоги не утащим.
— Будет подмога. Интересно, что ему нужно?
— Скажет. Ну, я побежал к хлопцам, а то напугаю ихнего генерала своей концертной робой.
Капитан Даги Нгоро уже приезжал в лагерь однажды, поэтому они с Кориным обменялись рукопожатием, как знакомые. Борис сразу же спросил:
— Поймали?
— Не все сразу. — Нгоро взял Корина под локоть. Отвел в сторону. — Скажите, обермастер, может быть, "сухая лагуна" — это какой-нибудь малоизвестный термин по вашей части?
— Нет, — последовал ответ. — Во всяком случае, среди нефтяников такого выражения не встречал. И от Банго не слышал. Я уже говорил Виктору Ивановичу.
Даги Нгоро снял шлем, тщательно вытер внутренний ободок платком, надел снова. Помолчал немного.
— Вам уже представился наш человек?
— А, личность, — сказал Корин, — имели честь. Личность оригинальная, но, надеюсь, сработаемся.
— Мои сотрудники находят ее скорее симпатичной, — улыбнулся капитан, — такому молодцу, как вы, грешно не сработаться с нею.
Борис пожал плечами, обронил:
— По мне любая личность красна делами.
— Прекрасно сказано, обермастер, браво! Значит, успели познакомиться. Хорошо. Оперативность — одно из главных достоинств этой симпатичной, как вы удачно выразились, личности.
— Хм, я лишь повторяю слышанное.
Капитан между тем внимательно оглядывал лагерь.
— Что-то не вижу…
— Вы все о той же личности? Какие-то дела в городе. Думаю, скоро объявится. Нужно что-нибудь передать?
— Нет, нет, спасибо, — сказал Нгоро, — ничего не нужно. А вы случайно не знаете, какие именно дела в городе? — В голосе капитана слышались удивление и тревога.
— Не интересовался.
После довольно долгой паузы Даги Нгоро вдруг загадочно и доверительно изрек:
— Отныне ваша кухня расцветет. Вы помните афоризм насчет мужчины-бестии и его желудка? Даже на войне кухне придается решающее значение. Кухня — сила. — Он еще больше понизил голос, будто их могли подслушать. — А если серьезно, сугубо между нами, надеемся отыскать одну… серебряную газовую печку. Не исключено, что она сослужит вам с поваром, всем нам важную службу. Возмездие неизбежно, обермастер, обещаю. А пока желаю вам успеха.
— Взаимно, — сказал Борис, тщетно пытаясь переварить услышанное только что. Неизвестно, что он подумал о полицейском офицере после его более чем странной речи, но улыбнулся он не менее любезно и спросил: — Может быть, все-таки нужно что-нибудь передать, ведь вы проделали такой путь?
— Только привет. Прощайте.
— Всего доброго.
Даги Нгоро, озабоченно хмурясь, поспешил к своей машине.
"Что это он городил про кухню? Какой еще повар? — недоумевал Борис, глядя ему вслед. — С виду мужик как мужик… чудак".
Необходимо было собрать и привести в порядок рабочие бумаги, упаковать личный скарб, иными словами, собраться в дорогу. Корин вернулся в конторку и занялся этим, отвлекаясь от размышлений по поводу загадочного визита полицейского.
Спустя некоторое время к нему ворвался Сергей Гринюк.
— Боря! Пригнали трактора. Умора! Ими редиску сажать, а не таскать буровую. Трещат, букашки, зато много.
— Потянут, лишь бы много. — Корин выглянул наружу, довольный, что земледельцы из отдаленных мест не подвели, прибыли на своих маленьких трещотках, выполнив просьбу нефтяников.
— Дюже мелкие, — сказал Сергей, — хотя, конечно, гуртом и батька легче бить! Айда.
— Полдесятка здешних термитов — тоже тягло, — говорил Борис, шагая за дизелистом. — Я в таких случаях всегда вспоминаю, как лилипуты накрепко приковали Гулливера, пока он спал на берегу. Каких-нибудь два-три десятка волосков, а не смог и пошевелиться. Так что поставим их на растяжки, удержат вышку на любых волнах.
Тем временем владельцы прибывших тракторов уже смешались с нефтяниками, они бросали горделивые взгляды на скромно сгрудившихся в стороне соплеменников из менее имущего ближнего селения, кивали и поддакивали каждому слову Седовласого и Луковского, сообразив, что те главней прочих.
Неподвижные африканки на холмах поднесли ладони к глазам, прикрываясь от яркого солнечного света. Застывшие эти женские фигурки издали походили на часовых, отдающих честь гигантскому, невиданному доселе стальному жирафу посреди саванны.
— Дублер твой явился не запылился, — сказал Сергей, завидев идущего к ним Ника Матье. — Ковбойский артист, супермен. Здоровый бугаяка, — дизелист постучал по своей могучей груди, — я, Борь, здоровяков уважаю. Теперь нас двое среди дохлячков!
— Я тебя догоню, Серега, извини.
Через минуту Ник стоял перед Кориным.
— Мое почтение, шеф.
— Здравствуй, мастер-невидимка. — Борис крепко пожал его руку.
— Еле добрался на случайной развалюхе, — сказал Ник и вытянул палец в сторону вышки, — там что, парад фермеров?
— Ты буровые станки целиком перетаскивал?
— Не приходилось.
— Сейчас попробуешь, — улыбнулся Борис, — симфония.
— Матье невпечатлительный, — сказал Ник, — мое — ротор и монета.
— А на других впечатление производишь, — сказал Борис. — Тебе, личность, недавно официальный чин привозил собственный привет. В этакую даль, несмотря на жару. Не жалел комплиментов.
— Кретины… Гони их отсюда.
— Ты что?
— У меня нрав крутой, — сказал Ник Матье, — привыкай.
— У меня, если надо, тоже, — сказал Борис, — отвыкай.
Встретились долгими взглядами.
— Мне повезло с работой, — сказал Ник, — давно так не везло с работой. Я дорожу этим местом.
— Это хорошо, — сказал Борис.
— Вот что, шеф, я не люблю неопределенности. Я могу свалять дурака, бывало, но никто не может сказать о Матье, будто он лицемер и ничтожество. И я хочу тебе сказать, что слышал про вашего парня, которому не повезло, и очень сожалею. Но мне действительно кстати эта работенка.
— Что ж, добро пожаловать, — сказал Корин. — А сейчас мы пойдем и все вместе потащим буровую.
— А сейчас мы пойдем и свернем с тобой шею вот этой малютке! — Матье с ловкостью техасского шерифа выхватил из заднего кармана плоскую бутылку с виски, точно револьвер, подбросил, поймал, шутливо направив ее пробкой-стаканом на Бориса. — Окропим наш союз!