– А вот и мистер Гарольд Коллиа! – воскликнул Чейз, впуская в салон маленького мичмана – старшего на баркасе, который доставил Шарпа на борт «Каллиопы» в Бомбейской гавани. Теперь Гарри Коллиа должен был показать гостю «Пуссель».
Мальчишка страшно гордился своим кораблем. «Пуссель» была гораздо больше «Каллиопы». Юный Гарри Коллиа одним духом выпалил Шарпу цифры:
– Сто семьдесят восемь футов длиной, сэр, само собой, не считая бушприта. Сорок восемь в ширину и сто семьдесят пять до верхушки грот-мачты, берегите голову, сэр. Построен французами из двух тысяч дубовых стволов, весит около двух тысяч тонн – осторожно, голову, сэр, – семьдесят четыре пушки, сэр, не считая карронад, а у нас их целых шесть, и все тридцатидвухфунтовые. Шестьсот семнадцать человек команды, не считая королевских морских пехотинцев.
– А сколько пехотинцев?
– Шестьдесят шесть, сэр. Сюда, сэр, берегите голову, сэр.
Затем Гарри Коллиа привел Шарпа на квартердек, где в закрытых портах стояли восемь длинноствольных орудий.
– Восемнадцатифунтовые, сэр, – пропищал юный мичман, – наши крошки, сэр. По шесть с каждой стороны, включая четыре на корме. – Мальчишка скользнул вниз по крутой лестнице, ведущей на палубу. – Это открытая палуба, сэр. Тридцать две пушки, все двадцатичетырехфунтовые.
В центре верхняя палуба была открыта всем ветрам, а спереди и сзади высились полубак и шканцы. Юный Гарри безмолвно скользил между громадными орудийными стволами, нырял под гамаки, в которых спали свободные от вахты матросы, и наконец, обогнув якорный кабестан, юркнул в стигийскую тьму нижней палубы. Там стояли самые большие пушки, стрелявшие тридцатидвухфунтовыми ядрами.
– Тридцать штук, сэр, – гордо промолвил юный мичман, – берегите голову, сэр, по пятнадцать справа и слева. Нам повезло, что у нас их так много! Говорят, в наше время этих пушек не хватает, и некоторые капитаны устанавливают на нижней палубе восемнадцатифунтовые, но только не капитан Чейз, он такого не потерпит! Я же говорил вам, берегите голову, сэр!
Шарп потер синяк на лбу и постарался прикинуть, каков вес всех этих орудий, но юный Гарри и тут его опередил.
– Девятьсот семьдесят два фунта металла по каждому борту, сэр, а у нас их два, как видите, – услужливо подсказал он. – А еще у нас шесть карронад, которые стреляют тридцатидвухфунтовыми снарядами и бочонками с мушкетными пулями. Не завидую я французам! Осторожно, сэр!
В уме Шарп подсчитал, что единственный бортовой залп «Пуссели» должен нанести врагу больший урон, чем вся артиллерия в битве при Ассайе. Этот военный линкор являлся настоящим плавучим бастионом, безжалостным и неумолимым убийцей, а ведь «Пуссель» была далеко не самым большим кораблем королевских военно-морских сил! Шарп знал, что на флоте есть корабли с более чем сотней орудий, и снова юный Коллиа, привыкший к суровым экзаменам, которые юным мичманам устраивают строгие лейтенанты, предугадал вопрос.
– На флоте восемь судов первого класса, сэр, которые несут более ста орудий – осторожно, балка, сэр, – четырнадцать судов второго класса – у них под девяносто пушек – и сто тридцать – третьего.
– Так значит, «Пуссель» – всего лишь судно третьего класса? – изумился Шарп.
– Вниз, сэр, берегите голову, сэр, – прощебетал юный Гарри и исчез на лестнице, ведущей в корабельные глубины. Шарп осторожно последовал за ним. Они оказались в темном, влажном и плохо освещенном помещении с низким потолком, где отвратительно пахло.– Нижняя палуба, сэр. Берегите голову, сэр. Ее еще называют кубриком, сэр. Переборка, сэр. Вот мы и опустились ниже ватерлинии. За складом боеприпасов – каморка корабельного хирурга. Никто на корабле не желает попасть к нему под нож. Сюда, сэр. Берегите голову, сэр.
Гарри Коллиа показал Шарпу бухты, в которые были свернуты якорные канаты, оружейную, охраняемую морскими пехотинцами в алых мундирах, хранилище спиртного, берлогу хирурга, выкрашенную красной краской, чтобы кровь на стенах не так бросалась в глаза, лазарет и крошечную конуру мичмана. Затем юный Коллиа повел Шарпа к громадному складу провианта – бесчисленным рядам бочек и бочонков. Трюмная вода плескалась под ногами, скрежетали и чавкали помпы.
– У нас их шесть, сэр, и для них всегда найдется работенка, – пояснил юный мичман. – Как бы прочно вы ни построили корабль, вода все равно проникает внутрь. – Гарри замахнулся ногой на крысу, промазал и полез наверх. Он показал Шарпу камбуз, представил главному старшине корабельной полиции, коку, боцманам, помощникам канониров, плотнику и в довершение всего пригласил подняться на грот-мачту.
– Спасибо, не сегодня, – отвечал Шарп.
Тогда юный мичман повел его в кают-компанию, где познакомил с офицерами. Затем они вернулись на шканцы, миновали громадный двойной штурвал и оказались прямо перед дверью в каюту Чейза. Каюта, как и обещал капитан, оказалась маленькой, но стены были обшиты полированным деревом, на полу лежал ковер, а сквозь иллюминатор струился дневной свет. Сундук Шарпа уже стоял у стены. Юный Гарри помог ему разложить подвесную койку.
– Если вас убьют, сэр, – серьезно заметил Гарри Коллиа, – койка станет вашим гробом.
– Что ж, армия не предложит мне и такого, – пожал плечами Шарп, застилая койку одеялом. – А где каюта первого лейтенанта?
– Там, сэр. – Юный мичман показал на переднюю переборку.
– А каюта второго лейтенанта? – Шарпу хотелось знать, как далеко будет от него леди Грейс.
– На открытой палубе, сэр. На корме, рядом с кают-компанией, – объяснил Коллиа. – Вот крюк, на который будете вешать фонарь, сэр, а за этой дверью – капитанская галерея и гальюн.
– Капитанская галерея? – переспросил Шарп.
– Уборная, сэр. Прямо в море. Очень гигиенично. Капитан велел, чтобы я все вам объяснил, а еще вам будет прислуживать его вестовой.
– Вы любите своего капитана? – спросил Шарп, отметив про себя, как тепло говорит о Чейзе юный мичман.
– Все любят капитана Чейза, сэр, – отвечал Коллиа. – Нам с ним повезло, сэр. Позвольте напомнить, что ужин подают в конце первой полувахты. Четыре удара корабельного колокола, сэр, учитывая, что полувахта длится два часа.
– А что у нас сейчас?
– Только что пробили два, сэр.
– И сколько осталось до четырех?
На детском лице Коллиа застыло изумление – юный мичман недоумевал, как можно не знать таких очевидных вещей?
– Разумеется час, сэр.
– Да-да, верно, – ответил Шарп.
Вечером капитан Чейз пригласил шестерых гостей разделить с ним ужин. Разумеется, ему пришлось позвать лорда Уильяма с женой. Капитан признался Шарпу, что первый лейтенант Хаскелл – жуткий сноб, который расстилался перед его светлостью всю дорогу от Калькутты до Бомбея.
– Снова взялся за свое, – неодобрительно заметил Чейз. Первый лейтенант не сводил с лорда Уильяма преданных глаз. – А вот Ллевеллин Ллевеллин, – просветлел капитан, подводя Шарпа к краснолицему вояке в алом мундире. – Этот человек ничего не делает наполовину. Капитан морских пехотинцев. Именно он со своими головорезами скинет лягушатников за борт, если они осмелятся ступить на палубу «Пуссели». Ну и имечко, Ллевеллин Ллевеллин!
– Я происхожу из рода древних королей, – гордо отвечал капитан Ллевеллин, – в отличие от Чейзов, которые всегда были беглыми слугами.
– Зато мы прогнали чертовых валлийцев, – широко улыбнулся Чейз. Шарп понял, что закадычным приятелям доставляет особое удовольствие постоянно подтрунивать друг над другом. – Мой верный друг Ричард Шарп, Ллевеллин.
Капитан пехотинцев энергично потряс Шарпу руку и выразил надежду, что прапорщик присоединится к его ребятам на стрельбах.
– Глядишь, и научите их чему-нибудь?
– Сомневаюсь, капитан.
– Мне может потребоваться ваша помощь, – с воодушевлением продолжил Ллевеллин. – У меня есть лейтенант, но юнцу только шестнадцать. Даже не бреется! Не уверен, способен ли он сам подтереть себе задницу. Я рад, что на борту появился еще один опытный солдат, Шарп. Это придаст больше весу всей посудине!
Чейз рассмеялся и подвел Шарпа к последнему гостю – корабельному хирургу Пикерингу. Брейсуэйт, который беседовал с Пикерингом, бросил на Шарпа неприязненный взгляд. Пикеринг – толстяк с лицом, представлявшим собой сплошное переплетение лопнувших кровеносных сосудов, – пожал Шарпу руку.
– Надеюсь, прапорщик, нам не придется встретиться с вами на моем хирургическом столе, ибо лучшее, что я смогу сделать для вас, – это располосовать сверху донизу и молиться за вашу душу. Впрочем, молюсь я очень тихо, если это послужит утешением моим пациентам. А с прошлого раза она несказанно похорошела! – Хирург покосился на леди Грейс. Ее светлость была в бледно-голубом платье с вышитым подолом и низким вырезом. На шее и в темных волосах сверкали бриллианты. – Я редко видел ее светлость в прошлое плавание, – заметил Пикеринг, – но нельзя не отметить, что с тех пор она стала гораздо живее. Впрочем, ее присутствие на борту в любом случае нежелательно.
– Почему нежелательно? – спросил Шарп.
– Чертовски плохая примета – женщина на судне. – Пикеринг потянулся и суеверно коснулся деревянной балки. – Хотя должен признать, она весьма украшает здешнее общество. Сегодня матросам будет о чем почесать свои грязные языки. Что делать, Господь посылает нам испытания, а нам приходится с ними бороться. Капитан рассказывал нам, что вы настоящий герой, Шарп!
– Он такое говорил? – смутился Шарп. Брейсуэйт отошел, не желая принимать участия в разговоре.
– Чейз уверял нас, что вы из тех, кто первым бросается в атаку, и прочее в том же духе, – ответил Пикеринг. – Что до меня, дорогой друг, то, едва заслышав выстрелы, я тут же уношу ноги к себе в берлогу. Знаете, как дожить до старости, Шарп? Не подставляйтесь под пули. Прислушайтесь к совету старого доктора!
После пищи на «Каллиопе» ужин, который предложил гостям капитан Чейз, показался Шарпу настоящим пиршеством. На закуску подали копченую рыбу с лимоном и настоящим хлебом, затем гости перешли к отбивной – наверняка из козлятины, решил про себя Шарп, но мясо в винном соусе оказалось превосходным. Завершал ужин десерт из апельсинов в сиропе с бренди. Лорд Уильям и леди Грейс сидели по обе стороны от капитана. Рядом с ее светлостью расположился первый лейтенант, который настойчиво подливал соседке вина. Красное вино оказалось кислым, а белое, которое первый лейтенант называл «Мисс Тейлор», – безвкусным. Шарп гадал, что за странное название для вина, пока не прочел на этикетке: «Мистела»[5].
Он сидел в конце стола рядом с капитаном Ллевеллином, который расспрашивал его о военной кампании в Индии. Узнав, что Шарп собирается присоединиться к 95-му стрелковому полку, валлиец заметил:
– Винтовки на флоте бесполезны.
– Почему?
– На море точность не имеет значения. Качка все равно сбивает прицел. Наша задача – изрешетить палубу противника и молиться, чтобы хоть несколько выстрелов попали во врагов. Кстати, у нас есть несколько семиствольных ружей, Шарп. Стреляют одновременно семью полудюймовыми патронами. Не хотите попробовать?
– С удовольствием.
– Вам понравится! – загорелся Ллевеллин. – Если мы решим применить их в бою, врагу не поздоровится!
Последнее замечание капитана морских пехотинцев привлекло внимание Чейза.
– Нельсон запрещает стрелять из мушкетов на палубе, Ллевеллин. Он считает, что от случайной искры могут загореться паруса.
– Нельсон ошибается! – с жаром возразил Ллевеллин, – ваш адмирал просто ничего в этом не смыслит!
– Вы знаете Нельсона? – спросила Чейза леди Грейс.
– Недолгое время я служил под его началом, миледи, – с готовностью отвечал Чейз. – Тогда я командовал фрегатом, но, увы, мне не довелось видеть его светлость в настоящем бою.
– Молю Бога, чтобы никому из нас не довелось увидеть настоящий бой, – с кислой миной заметил лорд Уильям.
– Аминь, – промолвил Брейсуэйт. Весь ужин секретарь молчал, не сводя глаз с леди Грейс и вздрагивая, когда к разговору подключался Шарп.
– А я молю Создателя, чтобы это случилось как можно скорее! – с жаром возразил Чейз. – Мы должны остановить вашего германского приятеля и его так называемого слугу!
– Вы считаете, мы сможем догнать «Ревенан»? – спросила леди Грейс.
– Надеюсь, что сможем, миледи, но придется постараться. Монморан – хороший моряк, а «Ревенан» – судно быстроходное. Одна надежда на то, что его днище грязнее нашего.
– Мне оно показалось чистым, – заметил Шарп.
– Чистым? – встревожился Чейз.
– Медь сияла, сэр, нигде ни пятнышка зелени.
– Ловок, каналья! – воскликнул Чейз, имея в виду Монморана. – Наверняка он тоже очистил дно. Что ж, это усложняет задачу. А я поспорил с мистером Хаскеллом, что мы догоним «Ревенан» ко дню моего рождения.
– Ко дню вашего рождения? – переспросила леди Грейс.
– К двадцать первому октября, мэм. По моим расчетам, к этому времени мы должны оказаться где-нибудь у берегов Португалии.
– Вряд ли французы будут ждать нас там, – заметил первый лейтенант.– Я не думаю, что «Ревенан» плывет прямиком во Францию. Скорее всего, они зайдут в Кадис, и, по моим расчетам, мы встретим их у африканского побережья во вторую неделю октября.
– Ставлю десять гиней, – загорелся Чейз, – хоть я и поклялся забыть про азартные игры, однако, если мы догоним «Ревенан», я с радостью заплачу. Не беспокойтесь, миледи, во время сражения вы укроетесь в трюме ниже ватерлинии.
Леди Грейс улыбнулась.
– И пропущу все самое интересное, капитан? Замечание ее светлости вызвало смех за столом.
Шарп никогда не видел леди Грейс такой оживленной. Пламя свечей дробилось в бриллиантах на шее, в ушах и на пальцах красавицы, но глаза ее светлости сияли еще ярче. Леди Грейс заразила своим весельем весь стол, за исключением собственного мужа. Его светлость хмурился, вероятно опасаясь, что жена выпила лишнего. На миг Шарп успел даже приревновать Грейс к красавцу и душе общества капитану Чейзу, но тут же был вознагражден ее мимолетным влюбленным взглядом. Малахия Брейсуэйт хмуро опустил глаза в тарелку.
– Я никогда не понимал, – решил сменить тему разговора лорд Уильям, – почему наши моряки считают, будто лучший способ поразить врага – это расстрелять корпус вражеского судна с близкого расстояния. Разве не проще разрушить выстрелами из пушек снасти противника, стреляя издали?
– Французская тактика, милорд, – ответил Чейз. – Они используют разрезные, цепные и круглые ядра, чтобы разрушить мачты противника. Но даже если они добиваются успеха и наш корабль становится неуправляемым, словно бревно, мы не собираемся отдавать его без борьбы!
– Но если их мачты и паруса не повреждены, что мешает им захватить наш корабль?
– Вы же не думаете, милорд, что, пока французы разрушают наши мачты, британские канониры сидят без дела? – Чтобы смягчить свой выпад, Чейз улыбнулся. – Линейный корабль, милорд, это плавучая артиллерийская батарея. Уничтожьте паруса – корабль все равно останется батареей, но если вы уничтожите пушки, разобьете палубу и отправите на тот свет канониров, корабль перестанет существовать! Французы пытаются издали подрезать нам крылья, а мы подходим ближе и поражаем их в самое сердце! – Чейз обернулся к леди Грейс: – Должно быть, вашу светлость утомили разговоры о сражениях.
– За последние несколько недель я успела привыкнуть к ним, – отвечала леди Грейс. – На «Каллиопе» плыл один шотландский майор, который все время пытался разговорить мистера Шарпа. – Ее светлость посмотрела прямо Шарпу в глаза. – Вы ведь так и не рассказали нам, мистер Шарп, о том, как спасли жизнь моему кузену.
– С тех пор как один дальний родственник моей жены наделал шуму в Индии, – перебил жену лорд Уильям, – она не перестает расспрашивать о нем каждого встречного. Странно, что такому неотесанному малому, как Уэлсли, вообще доверили командовать армией!
– Вы спасли жизнь Уэлсли, Шарп? – игнорируя саркастическое замечание лорда Уильяма, воскликнул Чейз.