Карма! Он редко видел ее, но этого было достаточно, чтобы она всегда присутствовала в его мыслях. Каждый вечер она и Спаркс прогуливались по шканцам сразу после захода солнца. Она наряжалась в костюм из разноцветных покрывал, которые закрывали ее лицо, но не могли скрыть ее фигуру, когда ветер приклеивал тонкий шелк к каждому изгибу ее тела. Высокая грудь, соски, выступающие через шелк, округлость живота и величественные очертания бедер едва не сводили Рори с ума. Иногда он задавался вопросом, не устраивал ли Спаркс этот парад, чтобы спровоцировать зависть у всех изголодавшихся по женщинам мужчин на корабле. Несмотря на фантазии о ней, возникшие предыдущей ночью, всякий раз, когда Рори видел ее, что?то в ней провоцировало новые фантазии, еще более изощренные. Глаза ее вглядывались в него сквозь вуаль; легким покачиванием грудей она намеренно привлекала его внимание или давала руке скользнуть по гладкому боку. Это стало пыткой для Рори, но тем не менее вечер за вечером он находил предлог, чтобы быть на шканцах и видеть, как она прогуливается, и вдыхать аромат ее духов.
В этих случаях Спаркс всегда был сама любезность.
– Добрый вечер, мистер Махаунд, – говорил он и слегка сгибался в пояснице, продолжая двигаться, Карма – на полшага сзади. Она никогда не произносила ни слова, хотя всегда поднимала голову, чтобы взглянуть на Рори, а затем, опуская глаза, постепенно исследовала все его тело. Она опускала глаза не от скромности. Куда там. Взгляд ее был таким провоцирующим, что он всегда реагировал на него и был рад, что портняжное великолепие его нового форменного костюма не пошло насмарку. Белые панталоны в обтяжку были его первыми в жизни брюками, а короткий синий жакет придавал чуточку щегольства. Подбадриваемый стремительным взглядом Кармы, он прохаживался с чуть напыщенным видом, уверенный в своей мужской силе и в том, какое воздействие это может оказать на нее.
Но глаза Кармы были не единственными, с которыми он встречался взглядом. Иногда по ночам появлялся Тим О'Тул и играл на арфе. Это может показаться нелепым, но Тим играл на ирландской арфе, небольшом инструменте, который он клал на одно колено и щипал струны. Он наигрывал заунывные мелодии, и дрожащее тонкое облигато струн сочеталось с его богатым баритоном, когда он сидел на решетке над люком посередине корабля и пел. На его музыку сходилась большая часть команды, и после того как Рори ловил ночное видение Кармы, он спускался со шканцев, вставал у мачты и слушал. Часто Рори замечал по повороту головы Тима, что он смотрит на него, и как?то ночью, когда Тим перестал петь и все матросы разошлись, Тим пошел туда, где стоял у перил Рори, глядя на скользящие волны.
– Прости, Рори, за то, что я причинил тебе.
– Все обошлось, Тим. Я зла не помню.
Тим глянул через плечо и, видя, что на палубе никого нет, положил свою руку на борт рядом с рукой Рори.
– Так пожмем друг другу руки, Рори, и забудем про то, что я сделал, пытаясь заманить тебя на корабль?
– Давай забудем, Тим, и будем друзьями. – Рори взял про тянутую руку и пожал ее.
– Мне очень жаль, что нам надо будет выяснить отношения, дружище, дело в том, что я не хочу с тобой драться. Когда дойдет до драки, я ведь про все забываю. У меня репутация – педераста?любителя, но я не сентиментален. Я умею в драке кулаками махать. Здесь на судне нет ни одного, кто бы мог поколотить меня хоть в честном бою, хоть в неравной драке. Если настанет день, когда мне придется сразиться с тобой, я закину тебя отсюда к черту на рога, а потом обратно, потому что я дорожу своей репутацией. Но лучше б этого не было, дружище Рори. У меня нет никакого желания снять с тебя стружку или попортить твое хорошенькое личико. Лучше уж нам быть друзьями.
– Мы и так друзья, Тим. – Рори не мог желать парню ничего дурного. – Друзья так друзья, но будем об этом помалкивать, ты – в носовом кубрике, а я – на шканцах.
– Это запросто. Мы можем быть товарищами, но не близкими друзьями. Видишь ли, Рори, одна из причин, почему я хотел заманить тебя на корабль, это чтобы мы были вместе. Понравился ты мне, и совсем не за гинею заманил я тебя, я же не знал, что ты окажешься офицером. Воду с маслом не перемешаешь, точно так же как офицера с матросом, но мы же не собираемся всю жизнь провести на судне. Через два дня мы будем в Фуншале. Я был там много раз, там за городом есть гора, а к ней ведет дорога. В одном месте на ней можно сесть и видеть на мили вокруг, как сам Господь Бог всемогущий, весь мир как на ладони. Прекрасная прогулка, и у меня есть увольнение на берег. Мы могли б встретиться вне порта, Рори, и тогда не будет ни офицера, ни матроса.
– Могли бы, Тим, и мне ничего больше не надо, как сходить с тобой на эту прогулку, растянуться на доброй зеленой травке с твердой землей подо мной. Но я знаю, что не попаду на берег.
Старик Стоут собирается проверять счета по винному погребу на мадеру, которую мы берем на борт, а это значит – мне надо будет проверять вино во время погрузки. Хотя хотелось бы пойти с тобой. – Здорово было бы: только ты и я лежим под деревьями и ни о чем не думаем. Но самое главное для меня – это то, что тебе хочется, и если у нас не получится здесь, то получится, когда мы станем в замке Ринктум, хоть там и нет гор. Ничего, кроме чертовой вонючей реки, где полно крокодилов. Мы пробудем там неделю, а то и больше, и может, там мы найдем, куда пойти, и сможем уединиться. Но запомни мои слова, мы будем драться до того, как приедем туда. Можешь не беспокоиться. Сам Старик Бастинадо проследит за этим.
– Бастинадо?
– Проклятый, чертов, вздорный, старый изверг собственной персоной! Старик! Капитан! Так его называют на баке, потому что он самый кровожадный капитан невольничьего флота. Ох и любит пороть. Отбивную из человека может сделать. Любит смотреть, как опускается плеть, и слушать, как кричит бедняга. Все голову ломают, кто же будет первым в это плавание. Уж больше недели плывем, а ни одной «кошки» не всыпал, но уже скоро, погоди и увидишь.
Иногда он дает поиграть с «кошкой» Большому Жалу, а иной раз и сам сечет, но именно в открытом море он входит в самый раж. Выберет себе негритоса и давай его сечь каждый день, а сам стоит рядом и смотрит, и слюни текут через губу, и бриджи раздуваются во все стороны. Матросы говорят, что он сечет свою бедную черномазую сучку каждую ночь, и мы надеемся, что так оно и есть, потому что это удерживает его от того, чтобы сдирать мясо с наших спин.
– Я слышал крики в его каюте. – Рори начинал понимать не которые звуки, которые не мог объяснить.
– Есть такие, кто получает удовольствие от того, что истязает других. Старик Бастинадо один из них. Так пусть получит свою порцию от черномазой шлюхи, если хочет. Он привел ее на корабль в Фернандо По во время последнего плавания. Купил ее у прыщавого негритоса, который продал ее ему первому, говоря, что она его родная сестра. Старик ни разу не отпустил ее с корабля ни в Гаване, ни в Порт?о?Пренсе, ни в Бриджтауне, нигде. Тсс! Постарайся сойти на берег на Мадейре. Мне пора.
Тим глянул через плечо на приближающуюся тень и исчез. Рори повернулся, увидел, что это Мэттьюз, первый помощник капитана, и пожелал ему доброго вечера, прежде чем вернуться в каюту и провести еще одну ночь, обхватив колени или вцепившись в тонкий матрас. Когда же он спал, Карма бежала за ним, преследуя его с кнутом в руке, и когда в конце концов он уступал, трепеща у нее в руках, она превращалась в Тима, плоть которого, вместо того чтобы быть твердой и мускулистой, была мягкой и гладкой. Он просыпался в поту и тяжело дышал. Потом засыпал как следует.
Когда они прибыли в Фуншал, как Рори и предполагал, на берег его не пустили, но он мог пройтись вдоль причала. Казалось невероятным, что произошла такая смена климата: после холодных туманов и заморозков в Ливерпуле удивляли этот благоуханный воздух, распустившиеся цветы, улицы, покрытые фиолетовыми лепестками джакарандовых деревьев, и холмы, малахитовые и аметистовые, поднимающиеся прямо из моря. Трудно было поверить, что всего за несколько недель до этого в Шотландии он замерзал как собака.
Он искал глазами женщин, но те немногие, которых он видел во время своей короткой прогулки, ничего из себя не представляли, так как были закутаны в черное с головы до ног на манер «капот?э?капелла», что делало их такими же привлекательными, как и прошлогоднее сено, которое ветер гнал по улице. Лица их были закрыты, и можно было только догадываться по массивным черным драпировкам, были ли они молоды или стары, худы или толсты. О том, что рядом с портом были публичные дома, он слышал из разговоров матросов, но если их обитательницы были похожи на девок из «Кровавой вражды» в Ливерпуле, вряд ли он многое терял. Он бы с удовольствием прогулялся с Тимом. Хорошо было бы поговорить с кем?нибудь и еще раз почувствовать твердь земную под башмаками, но ему надо было возвращаться на судно проверять бурдюки и бочки с вином.
Когда последний ворчливый портовый грузчик доставил последнюю бочку на палубу и последний матрос лениво спустил ее в трюм, работа Рори закончилась, но даже теперь он не мог сойти на берег. Большинство моряков покинуло судно, и Рори остался единственным офицером на борту. Обязанностей у него было мало, практически ему нечего было делать, кроме как стоять на палубе, облокотившись о перила, и глазеть на торговцев корзинами и украшениями, которые, почуяв, что корабль опустел, уже собирали свои пожитки и отправлялись восвояси. Когда они разошлись, он поднял глаза к дымчато?пурпурным вершинам гор и стал смотреть, как зажигались мерцающие звездочки свечей в горных домишках.
Картина эта напомнила ему, что он не зажег кормовой фонарь, и он стал подниматься по ступеням на шканцы. Его трутница осветила все вокруг на мгновение, и он заметил движение, которое тотчас же поглотила тьма. Он зажег сальную свечу в фонаре, опустил стекло и сделал шаг назад из круга света. Ожидая, пока его глаза привыкнут к темноте, он опять почувствовал движение – около бизань?мачты.
Он бесшумно и осторожно ступал по палубе, подкрадываясь к мачте, все тело было в напряжении, готовое к любому повороту событий. Странно: то, к чему он подкрадывался, не шевелилось. И, когда он достиг мачты и украдкой прошелся вокруг нее, пальцы его коснулись чего?то мягкого, и он почувствовал странный аромат: тяжелый запах пачулей, смешанный с почти всепоглощающим благоуханием мускуса. Источник этого аромата по?прежнему не двигался, а так как пальцы Рори продолжали разведку, они нащупали упругие груди и тугие соски женщины, затем скользнули вниз по обнаженному животу.
Кто бы это ни был, какая?нибудь шлюха из города, проникшая на корабль, или, может быть, Карма, на ней не было ни лоскутка одежды. Она была в чем мать родила. Затем, пока его пальцы все еще вели разведку, их подбадривали неистовые действия женских пальцев у него под одеждой, и теперь он знал наверняка, что это была Карма. Бесспорно, никакое другое тело не могло быть таким сладострастным, как ее. Пока пальцы женщины продолжали блуждать по нему, она прижалась к нему, стеная и вздрагивая, прижимая его тело к мачте. Очарованный этим присутствием, которое он чувствовал, но не видел, Рори забыл про все кроме ее близости и огня ее движущихся пальцев, которые, казалось, вот?вот ввергнут его в совершенно другой мир.
Он с шумом поймал воздух, отстраняя ее пальцы, и в этой экстремальной ситуации нашел только грубые слова для нее:
– Что здесь происходит? Вы – с голой задницей, голая, здесь, на палубе?
Она отпустила его, но прошептала, прижав свой рот к его:
– Я устала от своей маленькой каюты, в которой провожу так много дней. Хочу почувствовать легкий бриз своей кожей, целуя его. Монго, его нет. Делаю, что хочу.
Она высвободила пальцы из его обороняющейся руки и возобновила свои усилия. Рори встретил их с такой готовностью, что удивил даже Карму, и она продолжала с еще большим неистовством, удерживая его вес в своих сильных руках.
– Ты молод, белый человек с золотыми волосами, и ты самый настоящий мужчина. Карма хочет тебя, и Карма будет обладать тобой сейчас и здесь. Сейчас же!
Рори с шумом вздохнул, прижимаясь к ней.
– Иди ты к черту, женщина, я тоже хочу тебя, и это так же верно, как то, что у меня за спиной мачта, но ты же наложница капитана Спаркса, и, черт меня возьми, если меня поймают сопящим с его девкой…
– Они зовут тебя Рори, да? – Она схватила его зубами за нижнюю губу.
– Зовут, ну а при чем тут я, я не хочу отведать «кошки», если придет капитан и увидит нас здесь.
Он нагнулся, чтобы поднять бриджи, которые спали до щиколот.
– Ты голая, и я почти уже тоже!
– Но он не вернутся сегодня ночью, Рори. Капитан, он в Фуншале, и он очень счастлив там, потому что у него новые женщины, с которыми играть. Он говорить, он не возвращаться до утра, и я думаю, капитан очень любит Фуншал, потому что он всегда оставаться на ночь, когда мы здесь. Он думать, что запирать меня в своей каюта, но Карма находчивая. Она вылезать. У нее есть ключ, который Монго – он думает, – он потерял как?то очень давно. Ты иди, Рори.
– Куда иди?
– Лучше в каюте капитана, да?
Ее алчный рот дразнил его, пока колени у него не стали ватными.
Впервые в жизни Рори был с женщиной, к которой ему не надо было наклонять голову для поцелуя, и ей не надо было вставать на кончики носков, чтобы дотянуться до рта. Раз капитана нет, что ж церемониться? Руки его обхватили ее, и теперь, когда силы вернулись к нему, он схватил ее и сильно прижал к себе. На этот раз уже она пыталась высвободиться от него.
– Ты идешь, Рори? Давай, Карма покажет тебе еще?
– Черт возьми, да! Я пойду, куда скажешь, и сделаю все, что захочешь. Сил больше моих нет.
– Тогда малыш Лизи или, может быть, рыжеволосый Тим тебя не устраивают?
– Что ты имеешь в виду, черт возьми? Я тебе не гомосек какой?нибудь, я не бегаю ни за Лизи, ни за Тимом, ни за кем.
– Тогда бери меня, Рори. Овладей мной так, как никто и никогда еще не владел мной. Приди!
– Подожди, женщина, пока я пуговицы застегну. Потом иди первой, но мне кажется – в моей каюте лучше, чем у капитана.
– Постель у капитана мягкая и широкая, а твоя такая узкая. Не беспокойся, он не вернется.
– Тогда иди давай, а я за тобой.
Он подождал, увидел, что она пошла, как темная полоса на темном фоне, видел, как открылась дверь кают?компании, видел, как ее черный силуэт золотил свет, когда она входила, а потом, дав ей еще несколько минут, чтобы добраться до каюты, он пошел за ней. Он еле слышно постучал в белую дверь каюты и услышал ее приглашение войти. Открыв дверь, он был ослеплен яркой вспышкой света. Все свечи в каюте горели, и Карма прикладывала свою трутницу к последней незажженной свече в настенном канделябре.
– Зачем столько огня? – Он предпочел бы темноту, поглощающую ее черную кожу и делающую ее похожей на знакомых ему женщин.
– Ты не хочешь увидеть меня?
– Нет, хочу, но лучше в темноте.
– Но с Кармой, нет. Карма любить свет. Она любить видеть своего мужчину. Ей нравится смотреть, как ему нравится то, что она делать с ним.
Она подбежала к нему, густо покрыла его поцелуями, сдирая с него липкую от пота рубашку, дергая изо всех сил за широкий кожаный ремень с большой медной пряжкой, а когда она расстегнула его, стаскивая панталоны с ног, она вперилась в него широко раскрытыми глазами, а затем упала на колени, обхватив руками вокруг талии и облизывая его тело губами. Глядя на нее сверху, он распустил цветистую ткань, намотанную в виде тюрбана у нее на голове, и был просто шокирован, увидев, что башка ее была чисто выбрита, гладкая, как яйцо. Он был разочарован. Пальцы его желали утонуть в женских волосах, а эта блестящая лысина действовала на него отталкивающе. Он невольно отпрянул от нее.
Она явно почувствовала его реакцию, так как распрямилась и стала перед ним во весь рост, выпустив вперед живот и разведя бедра в стороны.
– Волос нет, – она улыбнулась. – У Кармы нигде нет волос. Такова традиция моей страны, и капитан, ему нравится это. Ему так нравится еще больше.