Олени, еноты, дятлы, летучие мыши, луговые собачки, скунсы, гуси, москиты — вот кем приходилось теперь заниматься Майклу. Гризли в Боулдере не водились, как не водились — насколько он знал — и кошачьи величиной с сенбернара.
Когда жители Боулдера беззаботно украшали к Рождеству 1987 года елки и заворачивали подарки, они и не предполагали, что чьи-то глаза следили за ними с высоты. Эти янтарные глаза видели мир в приглушенных тонах, для них не существовало ни красного, ни зеленого цвета, но они были очень хорошо приспособлены для ночного видения. Зверь, бесшумно крадучись, шел по узкой крутой тропе Саут-Боулдер-Пик — небольшой горе на территории городского парка.
Грациозно передвигаясь по склону горы, пума оставляла на снегу отчетливые следы: четыре пальца, отпечатки которых походили на слезинки, и трехдольная пятка, по очертаниям подобная жирной букве «М». Животное переставляло лапы твердо и аккуратно — задние точно попадали в след передних, что сводило к минимуму риск наступить на сучок или сухой лист. («Пума никогда не производит шума, — отмечал индеец сиу Чарльз Истман, — потому что она носит правильные мокасины».) Неопытный человек мог принять эти следы за собачьи, однако для собачьих они были слишком круглыми, к тому же на них не было отпечатков когтей. Когти у пумы, конечно, имеются, причем очень острые и длинные, однако они скрыты в коже, как в ножнах, и выпускает она их, только когда это ей необходимо.
Пума продолжала подниматься. Впереди возвышался зубчатый гребень материкового разлома, снизу доносился приглушенный рокот Саут-Боулдер-Крик. Из укромного каньона Эльдорадо до пумы практически не доносились звуки цивилизации, разве что редкий свисток поезда да рев реактивного самолета. Домов в этой части лесного массива стояло совсем немного, правда, в расщелине каньона виднелся Денвер, его далекие небоскребы казались подернутыми дымкой призраками, застывшими на горизонте.
Оглядывая предгорья, пума, очевидно, чувствовала себя хозяйкой этих мест. Пумы делят территорию на участки, которые они прекрасно знают и считают своими. Они, как полицейские, патрулируют их, обходя по кругу, выясняя, где и в какое время суток собирается добыча, где можно спрятаться в засаде, где найти воду и убежище.
Пума повернула на юг и вскарабкалась на гребень, возвышавшийся над каньоном Эльдорадо. С высоты гребня открылся вид на поселение внизу. Дома — разбросанные, маленькие — стояли вдоль проселочной дороги, практически сливаясь с лесом, однако здесь появились и новые участки для застройки. Уже были вырыты котлованы под особняки с огромными верандами, венецианскими окнами и тарелками спутниковой связи. Дорожный знак гласил: «ПУМА-ДРАЙВ», в напоминание о когда-то водившихся здесь хищниках.
Пума вернулась, чтобы предъявить права на свою вотчину. К началу 1960-х годов в Соединенных Штатах насчитывалось всего четыре тысячи пум, а численность их в штате Колорадо упала до 124. Однако к середине 1970-х, по подсчетам Отдела дикой природы Колорадо, популяция пум в этом штате выросла до вполне удовлетворительного уровня — 1100—1500.
К 1980-м годам пумы вновь появились в окрестностях Боулдера. Эти большие кошки начали делить между собой территорию, вклиниваясь в узкое пространство между дикой природой и населенными пунктами. Однако со времен их прежней эпохи земля здесь преобразилась. Люди не только понастроили домов и дорог, они изменили направление рек и границы лесов. Они оросили бесплодные равнины, и те зацвели. Они изменили пути миграции и повадки оленей. Они истребили врага пум — волков, теперь из соперников у пум остались только собаки. Да и сами люди стали другими. Если некогда индейцы охотились на пум ради их шкур и мяса, а шахтеры и фермеры просто из страха и ненависти к ним, то эти люди стремились жить с ними в мире.
Пума бесшумно спустилась к домам. Эти животные всегда подкрадываются незаметно.
Никто не видел, как она пересекла склон Саут-Боулдер-Пик за пять дней до Рождества 1987 года. Остались только ее следы на снегу.
Холодным субботним утром в начале 1988 года профессор Уильям Б. Кранц находился у себя дома в каньоне Боулдер, в десяти километрах от центра города. Как и многие жители Боулдера, Кранц, инженер-химик из Университета штата Колорадо, был убежденным защитником окружающей среды. В то утро он сидел за компьютером в кабинете, устроенном в подвальной части дома. Он был один. «Я услышал какой-то стук, — вспоминает он. — Решил, что кто-то пришел. У нас есть звонок, так что я несколько удивился».
Дом, в котором Билл Кранц жил с женой и дочерью, был расположен между Боулдер-Крик и крутым лесистым склоном горы, поднимавшимся к Национальному лесному заказнику Рузвельта. Участок, окруженный дикой природой, мог бы казаться совсем уединенным, если бы не шум машин, доносившийся с двухполосного шоссе, которое проходило через каньон Боулдер метрах в сорока от границы владений Кранца.
Кранц вышел из кабинета, чтобы посмотреть, кто там стучится. Он направился через прихожую к двери, выходившей в маленький двор, к которому вела гравийная подъездная дорожка. Дойдя до конца прихожей, он остановился и нагнулся к оконной створке. «Я глазам своим не поверил, — вспоминает Кранц. — В окно заглядывали четыре мордочки с прижатыми к стеклу носами, прямо как дети у витрины магазина сладостей или игрушек. Только лица были не человеческие». Это были пумы.
Билл прожил в Колорадо двадцать лет, однако пумы не видел ни разу. А теперь у его окна стояли сразу четыре. Похоже, это была семья — мать, двое маленьких котят и котенок постарше, из предыдущего помета. Сообщество не вполне обычное — как правило, подросшие пумы покидают семью до появления новых братьев и сестер, впрочем, в редких случаях котята двух возрастов остаются около матери. Вначале Кранц был просто ошеломлен, но потом он заметил на задней лапе пумы капкан. И то, что поначалу казалось прекрасным природным зрелищем, обрело трагический оттенок. Красивая, мускулистая пума, предположительно мать, явно страдала от боли. Она хромала, с лапы ее капала на снег кровь.
Билл позвонил в Управление шерифа округа Боулдер и сообщил о нуждавшейся в срочной помощи пуме.
Тем временем кошачье семейство неторопливо перешло мост через Боулдер-Крик, пересекло двойную желтую разделительную линию шоссе номер 119 и исчезло среди деревьев.
В долгих поисках раненой пумы участвовали двенадцать человек — егеря, смотрители городских парков, охотники прочесывали склоны каньона Боулдер. Поисковики использовали охотничьих собак, которым удалось найти двоих котят, но не саму пуму. Наконец через неделю один водитель заметил пуму на Шугарлоуф-роуд, и группа работников природоохранной службы поспешила туда. Пума сидела на скалистом выступе. При приближении людей она зарычала и зашипела, но с места не стронулась; она явно очень ослабела. В нее выстрелили дротиком со снотворным. После того как пума заснула, люди обнаружили, что от капкана она избавилась, потеряв при этом два пальца. Они промыли и перевязали рану, впрыснули пенициллин, отнесли пуму в грузовик (один из них запомнил исходивший от нее сладкий запах, похожий на аромат шалфея) и отвезли к лежавшему неподалеку сбитому машиной оленю, чтобы она смогла подкрепиться, когда очнется. Люди наблюдали за пумой до наступления сумерек и видели, как она зашевелилась. «Дейли камера» сообщила радостную новость о спасении пумы. Однако на следующее утро, когда работники природоохранной службы вернулись, чтобы проверить состояние пумы, они нашли ее мертвой — по-видимому, раны оказались слишком серьезными, а помощь пришла слишком поздно.
Эта история вызвала большой резонанс. Люди восприняли подробные сообщения в газетах как официальное подтверждение того факта, что пумы вернулись в окрестности города. Все вокруг говорили о пумах. Более того, обстоятельства этого инцидента еще больше укрепили уверенность многих в том, что пумы сами являются жертвами. Женщина, которую процитировала «Дейли камера», казалось, говорила от имени всех жителей Боулдера: «Я потрясена тем, что кто-то все еще продолжает ставить в нашем округе капканы. Думаю, людям следует знать, как погибло это животное».
Этот случай пробудил в Майкле Сандерсе интерес к крупным кошкам. «Все это вдруг заставило меня совершенно по-новому взглянуть на то, чем я занимался, — вспоминает он. — Понимаете, речь шла теперь о мегафауне, куда более интересной, чем луговые собачки. Это было нечто такое, что способно тебя сожрать».
Месяц спустя Джим Хафпенни, выступая перед небольшой аудиторией, состоявшей из лесников и добровольных помощников Департамента парков Боулдера, бесстрастным тоном заявил, что появление пум в каньоне Боулдер было не случайным, что этого следовало ожидать и что, вероятно, пумы еще не раз появятся в окрестностях города.
— Популяция оленей выросла за последние годы, — сказал он. — Думаю, выросла и популяция пум. Я не биолог, не специалист по пумам, — пояснил он. — Я следопыт. И за последние пять лет я провел немало времени, размышляя о пумах и занимаясь ими.
Джим Хафпенни был не просто следопытом, он был еще и известным ученым с докторской степенью по млекопитающим. Майкл Сандерс сидел в переднем ряду и смотрел на него с уважением и восхищением. У Майкла имелся экземпляр «Полевого руководства по выслеживанию млекопитающих Северной Америки» Хафпенни, подписанный год назад автором, когда они познакомились на конференции.
Хафпенни работал в Боулдере научным сотрудником входящего в состав Университета штата Колорадо Института арктических и высокогорных исследований, и Департамент парков попросил его провести семинар, посвященный пумам.
Джим включил слайд-проектор, и на экране появились изображения следов, оставленных на снегу лапами животного. Для того чтобы дать представление о масштабе, рядом с каждым следом помещалась расческа, ручка, линейка или карманный нож. Для Джима выслеживание животного было чем-то вроде работы детектива.
След пумы на углу Девятой улицы и Арапахо-авеню, Боулдер.
— Когда идешь по следу, — рассказывал Хафпенни, — надо собирать любые отдельные улики, прежде чем сделать обоснованное заключение. Перепутать следы собаки со следами пумы очень легко, — предупредил он.
Он пояснил, что собачий след вписывается в прямоугольник — он больше в длину, чем в ширину, — тогда как кошачий «скорее округлый и ширина его больше длины».
Пумы, объяснил Джим, питаются по преимуществу оленями, так что недоеденная оленья туша может свидетельствовать о присутствии пумы. Разумеется, оленей убивают и поедают и другие животные — койоты, собаки, еноты.
— Проверяйте, не сломана ли у оленя шея, — добавил он. — Пума — единственное из обитающих в этих местах животных, способное это сделать. — Джим заглянул в свои заметки. — Да, и еще, — добавил он. — Пумы считают себя собственниками оленя, которого убили. Если вы найдете свежую тушу, оставайтесь где-нибудь поблизости до следующего утра. И пума, скорее всего, вернется.
Кто-то из аудитории высказал сомнение в том, что округ Боулдер способен прокормить сколько-нибудь значительную популяцию пум — особенно с учетом быстрого разрастания пригородов и активного использования окружающих территорий для отдыха.
Джим усмехнулся:
— Это очень распространенное мнение: рядом с людьми дикие хищники — пумы, медведи и так далее — не живут. Я с этим не согласен. Я считаю, что, если никто их не убивает, хищники готовы жить рядом с людьми — исключение составляют лишь очень немногие, ну, скажем, гризли. У нас здесь идеальная для пум среда обитания, — продолжал он. — Множество пещер, скалистых выступов, деревьев — тех же желтых сосен — и множество оленей. А это все, что им требуется.
На самом-то деле, сказал Джим, он знает, что в этих местах уже живет немало пум. В прошлом году он не раз обращался к жителям Боулдера и его окрестностей через газету «Дейли камера» с просьбой сообщать ему, если кто-то увидит пуму. Ему позвонили десятки людей. Джим и помогавший ему студент опрашивали каждого позвонившего, чтобы отсеять очевидные ошибки. Они считают, что восемьдесят два человека реально видели пум, причем шесть — в пределах города.
Майкла Сандерса, с огромным интересом слушавшего Джима, эта новость очень взволновала. Пумы в городе. Когда семинар закончился, Майкл спросил:
— Скажите, а эти данные открыты для широкой публики?
— В общем-то, да, — кивнул Джим.
— Можно мне взглянуть на них?
— Что ж, я думаю, это можно организовать.
2
Любовь жителей Боулдера к природе во многом формировала самобытный облик города. Однако окружающие его территории были вовсе не такими естественными, как казалось большинству горожан. Город и его окрестности представляли собой нетронутую дикую природу, а парк — сложное сочетание естественного с искусственным. Городской лес был делом рук человеческих. Боулдер строился на голой равнине, и пышная зелень, столь радовавшая глаз в 1980-е годы, — результат столетних усилий его жителей, которые неустанно высаживали деревья и озеленяли свой город. В 1871 году одна из редакционных статей местной газеты призывала жителей «устранить запустение и придать городу процветающий и уютный вид». (В конечном счете люди высадили здесь более 300 тысяч деревьев.) Многие из растений — яблони, клены, каштаны, садовые тюльпаны и луговой мятлик — не росли в Колорадо и засохли бы без орошения.
Боулдер-Крик перегородили выше города плотиной, чтобы приток воды был более равномерным. Озера Боулдера были искусственными, их создавали как резервуары, позволяющие управлять паводками.
Даже скалистые предгорья над городом не были по сути своей естественными. Заросли желтой сосны и дугласии стали более густыми, чем до поселения здесь европейцев, в результате борьбы с лесными пожарами, позволившей сохранять дома, но приведшей к бурному разрастанию сеянцев, которые в противном случае выгорали бы примерно каждые десять лет. И на лугах можно было заметить признаки человеческого вмешательства. Пестрые васильки и острый молочай, попавшие сюда из Европы и по праву считающиеся сорняками, распространились повсеместно, вытеснив экологически более ценные местные травы.
К концу 1980-х в Боулдере, который стал городом-садом, появились признаки перенапряжения. Озеро Виели, искусственный водоем площадью 40 000 кв. м, окруженный широким лугом, на котором стояли выстроенные в стиле ранчо дома, обжила огромная стая канадских казарок. На озеро опускалось более тысячи этих водоплавающих птиц. Они выщипывали траву, оставляя горы помета.
Более серьезную проблему создавали олени Боулдера. По мере расширения зеленой зоны вокруг города и превращения земли, на которой когда-то паслись олени, в заказники дикой природы ослиные олени размножились и начали проникать в город. Многие из этих животных предпочли неестественное окружение города с его садами и лужайками естественным предгорьям, на которых несъедобные растения заменили питательную траву, а разросшиеся деревья вытеснили низкий кустарник. К началу 1980-х в Боулдере обитало большое стадо городских оленей, которые кормились тюльпанами, яблоками и травой, забирались на веранды домов, чтобы полакомиться растущими там в горшках растениями, и гибли на улицах города под колесами машин.
И хотя некоторые жители жаловались на то, что олени объедают их розы и подсолнухи, в Боулдере своими рогатыми соседями дорожили. Когда природоохранная служба штата стала настаивать на том, чтобы Боулдер сократил разросшееся стадо оленей, разрешив их отстрел на неосвоенных участках земли, местные жители отреагировали так, будто им порекомендовали перестрелять любимых домашних животных.
Меню пум довольно обширно. Они поедают кузнечиков, улиток, мышей, крыс, ящериц, черепах, змей, белок, кроликов, летучих мышей, луговых собачек, енотов, опоссумов, броненосцев, дикобразов, индеек, кур, барсуков, лис, рысей, койотов, снежных баранов, овец, свиней, коз, коров, лошадей, лосей, аллигаторов, бизонов, медведей и других пум. Однако их любимое лакомство — оленина. Проводя одно исследование, ученые высушили, промыли и просеяли 239 собранных в штате Юта образцов помета пум и в 80 процентах этих образцов обнаружили волосы или кости ослиного оленя. Во время другого исследования ученые проверяли содержимое желудков пум, убитых калифорнийскими охотниками, и опять-таки 80 процентов этих желудков содержали останки оленей.