Я был оскорблен в своих лучших чувствах и довольно грубо ответил маме, что я достаточно взрослый, чтобы самому выбирать себе товарищей, и Сахотин совсем не бездельник, а настоящий моряк.
Мама обиделась:
— Если ты, Игорь, будешь со мной так разговаривать, тогда живи как знаешь. Я хочу для тебя только хорошего, — и замолчала.
Мне было стыдно, что я нагрубил матери. Размолвка наша продолжалась недолго. На следующий день мы помирились. Я уверил маму, что подтянусь по всем предметам и прогулки по Невскому прекращу. Несколько дней я выполнял свое обещание, но потом началось все снова.
Глава пятая
1
Появилось еще одно обстоятельство, которое ухудшило мои и так не блестящие дела в мореходке, — я познакомился с Юлькой.
Мы любили гулять по Невскому. Он был переименован в проспект 25-го Октября, но все называли его по-старому — Невский. Вечером проспект сиял освещенными витринами. Лихачи на блестящих саночках, прикрытых отороченными мехом суконными полостями, подкатывали к еще существовавшим частным ресторанам Федорова, Палкина, «Ша нуар». Снег с улиц не вывозили. По обочинам тротуара поднимались снежные горки, наметенные ночью дворниками. Только весной привозили на улицы «снеготопни» — огромные чаны, в которых растапливали снег. Легковых автомобилей было мало. Доживали век допотопные «роллс-ройсы», «изотыфраскини», «лянчии». Посредине проспекта стояли трамвайные столбы с натянутыми между ними проводами. Со скрежетом проползали переполненные трамваи. Вечером участок от Садовой до Литейного заполняли гуляющие. Это был своеобразный клуб бездельников. Здесь встречалась «золотая молодежь», «высшее общество» — нэпманские сынки, мелкие воришки, валютчики. Попадались и моряки с судов загранплавания, и люди, причастные к искусству. Многие друг друга знали. Образовывались свои определенные компании. Рабочая молодежь появлялась здесь редко.
Как-то Сахотин, Милейковский и я, прогуливаясь вечером по Невскому, встретили двух девушек. На меня взглянули вызывающие кукольно-голубые глаза, мелькнула светлая головка в берете. Я обернулся. Девушка тоже.
— Хорошенькая! — вырвалось у меня.
— Где? — откликнулся Сахотин и тотчас, же скомандовал: — Поворот оверштаг! Право на борт! Будем швартоваться.
Мы быстро догнали девушек. Разделились и пошли рядом.
— Разрешите представиться. Три мушкетера — Герман, Игорь и Виктор. Можно вас проводить? — развязно начал Сахотин. — Вам не скучно одним? Мы можем украсить ваше общество.
Девушки прибавили шаг.
— Отстаньте! Не скучно. Обойдемся и без провожатых, — отозвалась одна и что-то зашептала своей подруге.
— А мне все-таки кажется, что без нас вам скучно, — не смущаясь продолжал Сахотин. — О! Да вы настоящая Сольвейг! Голубые глаза, золотистые волосы… Хотите я буду вашим Пер Гюнтом? Нет, я ошибся. Вы похожи на Мери Пикфорд.
Девушки засмеялись.
— У Мери Пикфорд глаза карие…
— Нет, серьезно? А ваша подруга так сердито на нас смотрит. Но это ничего. Мой друг Игорь сумеет развеселить ее. Игорь, расскажи прекрасной незнакомке о рейсе в Аргентину.
Я не знал, с чего начать. Мне было как-то неловко, а Герман чувствовал себя в своей тарелке и без конца сыпал пошлыми фразами.
— Вы моряки? — наконец спросила меня вторая девушка с темными волосами. — Плаваете за границу?
— Да, — соврал я и тут же добавил: — Будущие штурманы.
— Ах, вы из мореходки! Знаю, — оживилась голубоглазая. — Там у меня один мальчик знакомый учился. Забыла, как его фамилия.
— Хорош знакомый! — фыркнул Милейковский.
— Такой же, как вы, — отпарировала девушка. — На Невском познакомились.
Через полчаса мы уже знали, что девушку со светлыми волосами зовут Юлькой, а вторую Марой, что они «обожают танцы», бывают на балах в Севзапсоюзе и часто получают призы за исполнение чарльстона. Обе были одеты модно: в меховые курточки, очень короткие узкие юбки, шелковые чулки и туфли на низких каблуках. На головах лихо сидели синие береты.
Мы «протралили» несколько раз от Садовой до Литейного. Понемногу проспект пустел. Гуляющие начали расходиться.
— Мара, пошли домой, — сказала Юлька.
— До свидания.
— Нет, что вы, Сольвейг! Мы не так воспитаны. Джентльмены всегда провожают своих дам. Я провожу вас, а Игорь с Виктором проводят Марочку. Вы не возражаете?
Меня злил командирский тон Сахотина. В самом деле, тоже начальник выискался! «Вы пойдете туда, а вы сюда». Мне самому хотелось проводить Юлю. Она понравилась.
— Возражаю, — неожиданно сказала девушка. — Меня проводит Игорь, а вы проводите Мару.
Вот это здорово! Я чуть не подскочил от радости. Значит, я имею успех, а Герман со своим фасоном съел пилюлю.
Но Сахотин не рассердился. Он скроил уморительную физиономию и раскланялся по-мушкетерски.
— Марочка героиня не моего романа. Ее проводит Виктор — потомок знаменитого доктора Милейковского. А с тобой, Игорь, завтра дуэль на шпагах у городской стены, когда трижды прокричит сова. Королева ждет меня. Адью! — Он приложил руку к козырьку.
— Подождите, Герман! — крикнула Юлька, но Сахотин уже исчез.
— Ушел. Жаль. Ведь я пошутила, — надула губки Юлька. — Он такой интересный… Я не думала, что он уступит меня вам без боя.
— Без какого боя? — удивился я. — Мы же товарищи.
— Не на кулаках, конечно, — иронически посмотрела на меня Юлька. — Вы, оказывается, очень примитивны. Пошли.
Я взял Юльку под руку, и мы медленно двинулись по затихшему Литейному проспекту. За нами шли Милейковский и Мара. Скоро они попрощались, свернули на улицу Жуковского.
— Так когда вы уходите в море, Игорь? — спросила Юлька. — Куда?
— Весной. Наверное, пошлют на Черноморскую линию, — опять соврал я, прекрасно зная, что после первого курса все практиканты плавают в каботаже. — Там разные порты. Антверпен, Роттердам, Марсель.
— Ох! Замечательно, — задохнулась Юлька и крепко сжала мою руку. — Как бы мне хотелось туда! Вы привезете мне пудру «Коти». Я ее обожаю.
— Ничего не стоит, — щедро пообещал я. — Пожалуйста.
— Вообще я обожаю французскую косметику. Пудру, духи, мыло. Когда папа ездил в Батум, оттуда он привез мамахен уйму всяких прекрасных вещей. Там продают… Нелегально. Я, конечно, пользуюсь всем, но так, чтобы она не знала.
— А ваш папа кто?
— Мужчина, конечно, — засмеялась Юлька. — Он работает в издательстве «Академия». Даже не знаю кем. Что-то там делает с книгами. А мамахен дома. Принимает гостей и уже хочет выдать меня замуж. Ну, это у нее не выйдет. Еще потанцуем. Правда? — она прижалась ко мне.
С каждой минутой Юлька мне нравилась все больше. Такая простая и откровенная. Сразу все рассказала.
— Не выходите замуж, — искренне сказал я, понимая, что если это случится, нашему знакомству конец.
— Почему?
— Я не могу сразу сказать вам, — загадочно прошептал я.
— Вы влюбились в меня?
— Почти.
— Вы не оригинальны. В меня все влюбляются с первого взгляда.
— А вы самонадеянны, — обиделся я.
— Нисколько. Вот мы и пришли.
Мы стояли возле старинного двухэтажного дома. Я задержал Юлькину руку.
— Когда мы встретимся? — спросил я.
— Когда хотите. Я свободна. Звоните. Только лучше днем, мамахен бывает недовольна, когда мне звонят мальчики.
— Вы разве не ходите в школу? — удивился я.
— Я ушла из восьмого класса. Надоело учиться. Все одно и то же. Дома был грандиозный скандал. Фатер орал. Мамуля ревела. Но теперь все успокоились. Готовлюсь на курсы иностранных языков Берлица. Буду переводчицей. Звоните, Игорь.
Она дала мне свой телефон и убежала вверх по лестнице. Я слышал, как в квартире наверху прозвенел резкий звонок.
2
На следующий день, вместо того чтобы готовиться к навигации, я позвонил Юльке. Она сама подошла к телефону.
— Тсс… — услышал я шипенье в трубке. — Мамахен дома. Я буду вас называть Натой. Поняли? Да-да. Здравствуй, Наточка. Как живешь?
— Юля, давайте встретимся сегодня в восемь вечера. Я буду ждать вас у арки под часами. Согласны?
— Хорошо, Наточка. Мне еще нужно выучить сложное прошедшее. Потом зайду к тебе. В восемь. Пока.
Юлька положила трубку.
Вечером я пришел под часы без пятнадцати восемь. Юлька появилась только в половине девятого. Румяная, свежая.
— Здравствуйте, Игорь. Опоздала немного. Простите. Не замерзли?
— Что вы? Не замерз, — лязгнул я зубами. — На первый раз прощаю, ладно уж…
— Так куда мы сегодня? — спросила Юлька, просовывая свою руку мне под локоть.
— Погуляем.
— Как, по улицам ходить? В такой холод? Нет, это скучно. Пошли в кино. В «Колосс». Там Конрад Вейдт. Обожаю.
Мы пошли в кино. В фойе с Юлькой многие раскланивались. Видимо, ее тут знали.
Начиная с этого вечера мы с Юлькой встречались почти ежедневно. Я окончательно забросил учебу, Ромку избегал, перестал бывать у Германа.
— Где ты пропадаешь? — понимающе подмигивая, как-то спросил Сахотин. — Все со своей Сольвейг? Дай телефончик, я ей звякну. Не против?
Я сердился.
Юлька таскала меня повсюду. Мы ходили с ней в кино, в кафе, на танцы. Один раз она потребовала, чтобы я свел ее в ресторан. Я влез в долги под стипендию. Маленькую стипендию, которую мне выдавали в мореходке, я всегда отдавал матери и теперь боялся момента, когда придется сказать ей о том, что в этот месяц денег не будет.
Юлька отличалась чудовищным невежеством. Казалось странным, что она совсем недавно училась в школе. Она путала романы Тургенева с рассказами Чехова, не знала, кто такой Суриков, не понимала, почему не тонут железные суда. Она скучала, когда я рассказывал ей о яхтах, о море, о своих планах. Тряпки, танцы, блеск заграничной жизни, всевозможные сплетни — вот что ее интересовало. Она имела «мышление одноклеточного моллюска» — так определял развитие подобных людей Ромка. Но когда я видел голубые Юлькины глаза, ее улыбку, целовал мягкие теплые губы, я забывал о всех ее недостатках.
Спустя две недели после нашего знакомства Юлька сказала:
— Завтра вечером, Гарри, приходи ко мне. Соберутся мои друзья. Предки уходят фокстротить к знакомым, а я устраиваю файвоклок. Будь ровно в семь. Гуд бай!
Юлька давно уже переименовала меня на иностранный манер — в Гарри. Мне это казалось глупым, я стеснялся, когда она называла меня так на улице, но не спорил.
Я долго думал, в каком костюме появиться на вечеринке. Мой единственный дешевый костюм из «Ленодежды» явно не годился для такого торжественного случая. Мне хотелось выглядеть настоящим совторгфлотцем, просоленным всеми морями, обдутым ветрами.
Что же, выход есть! Герман выручит. Я занял на один вечер у Сахотина его вылинявшую, прошитую двумя белыми швами «дунгари», у Милейковского заграничную кепку, надел лохматый свитер и остался вполне доволен. Трубка, засунутая в угол рта, дополнила мой морской вид.
Ровно в семь я нажал кнопку звонка у обитой черной клеенкой двери. Мне открыла незнакомая девушка. Она провела меня по длинному коридору. Мы очутились в гостиной. В ней царил полумрак. Люстра была затемнена красной бумагой. В комнате стояла мягкая мебель. У стенки — открытое пианино. Ноги бесшумно ступали по ковру. В кресле сидела Юлька в голубом платье, рядом стоял молодой человек с зализанными назад светлыми волосами, в очень модном сиреневом костюме. Увидев меня, она вскочила:
— А, Гарри! Познакомься. Это Виксик. Бог чарльстона. Танцует шестьдесят три па. Верно, Виксик?
— Шестьдесят семь, — самодовольно поправил Виксик, подавая мне ладонь с тонкими белыми пальцами. Ногти были покрыты ярким лаком.
— Гарри, — трещала Юлька, — моряк. Будущий штурман, а потом и капитан.
— Бываете за кордоном? — с любопытством оглядывая меня, спросил Виксик.
— Бываю, — небрежно ответил я.
— О, это уже интересно! Расскажите мне что-нибудь о ваших плаваниях.
Он щелкнул портсигаром и предложил мне дорогую папиросу. Я достаточно наслушался рассказов Сахотина о портах мира, о самых невероятных приключениях, научился вставлять в разговор английские слова, знал названия известных европейских ресторанов. Мне нетрудно было удовлетворить любопытство Виксика. Затягиваясь душистым папиросным дымом, мы оживленно беседовали. Виксик слушал меня внимательно. Мне это нравилось.
Гости прибывали. Вместе пришли три хорошо одетых юноши. Они, как взрослые, целовали Юльке ручку, склоняясь перед ней в три погибели. С недоумением и насмешкой оглядели они мою синюю робу, но, узнав, что я из Совторгфлота, немедленно сделались почтительными. Скоро вокруг меня образовался кружок любителей приключений. Пришла Мара, а за нею еще две девушки. Явился очень высокий парень. Он приволок какой-то зеленый ящик. Юлька особенно обрадовалась его приходу:
— Рудик, какой ты молодец! Я думала, что ты нас подведешь. Ребята, качать Рудьку! Он принес свою «Викторолу» и весь набор пластинок. Ты все принес?
Рудик задвигал ногами по-чарльстоньему и запел:
Иес, сэр, дац май беби. Ноу, сэр, донт мин май би.
Что это означало, я не понял, но девушки засмеялись и, сидя, стали выделывать па чарльстона. Здесь не было простых имен. Все назывались Рудиками, Бобами, Марго, Кэт…
— Давайте танцевать. Умираю. Рудик, поставь мою любимую, — попросила одна из девушек.
Все поднялись. Рудик запустил пластинку. Юлька подбежала ко мне:
— Пошли.
Чарльстон я танцевал плохо. Наступал Юльке на ноги, толкался.
— Ничего с тобой не выходит, — недовольно сказала Юлька, освобождаясь из моих рук, — ты лучше посмотри, как мы будем танцевать с Виксиком.
Я уселся на диван, а Юлька с Виксиком затряслись в совершенно невероятном танце. Они вывертывали ноги, выбрасывали их в стороны, сводили и разводили руками колени, приседали, неистово трясли головами и вообще напоминали дикарей, исполняющих ритуальный танец. Наконец запыхавшаяся пара опустилась около меня на диван.
— Видали? Высший класс! — гордо повернулся ко мне Виксик. — Мы исполняли только тридцать восемь па. Юлька больше не знает.
— Вот и врешь. Сорок два. Учись, Гарри, — назидательно сказала Юлька.
Компания мне не понравилась. Я чувствовал себя чужаком. Все говорили о каких-то своих делах, вспоминали незнакомые имена: «Чарли купил замечательные бразильские лакиши». «Мери совершенно упала на Джима». «У Дена бежевые оксфорды — закачаешься». Льстило только то, что эти ребята с уважением смотрели на меня и, вероятно, прощали мою неотесанность. Как же! С ними сидел человек, который запросто общается с внешним миром. Может купить за границей любой галстук, да что там галстук, даже сиреневый костюм… Виксик не отходил от меня. В конце концов он прошептал мне в ухо:
— Выйдем на минуту.
Мы вышли в коридор.
— Когда поедете в следующий рейс, Гарри?
— Весной. Сейчас идут занятия.
— Вот что. Привезите из-за кордона маленькую коробку зубных экстракторов. Сделаем великолепный бизнес. Я вам их ликвидирую. Заработаете кучу денег.
— Зубные экстракторы? Что это?
— Такие мохнатые иголочки, которыми вынимают зубные нервы. Ну, знаете? Их легко провозить. Никакая таможня не найдет.
— Ладно. Подумаю, — многозначительно сказал я. — Может быть…
Вот кто, оказывается, Виксик! Маклак.
Вскоре Юлькины гости куда-то заторопились, начали шептаться. Юлька подошла ко мне:
— Собираемся поехать на «Крышу», закончить наш «крик на лужайке». Потанцевать и поужинать. Едем?
На «Крышу»! В самый дорогой ленинградский ресторан! Таких денег у меня не было, я вспыхнул и, сославшись на необходимость готовиться к зачетам, отказался.
— Ну, как хочешь. Жаль. А может быть, поедем? — без особого огорчения сказала Юлька и побежала надеть пальто. На прощание Виксик дал мне свой телефон:
— Вернетесь из рейса — позвоните.
Мы вышли на улицу. Попрощались. Ребята пошли в одну сторону, я — в другую. Мне было до слез обидно. С таким удовольствием я пошел бы с ними на «Крышу», угостил бы их всех, показал бы… Почему так устроена жизнь? Какие-то маменькины сынки все могут, им все доступно, без всяких усилий с их стороны, а мне, студенту-моряку… Я презирал их и завидовал им. Так брел я домой, раздумывая о том, где достать денег.