Охота за синими китами
Малые полосатики в проливе Сенявина.
К нашему удивлению, в Чукотском море прояснилось: туман разгоняло небольшим ветром. Мы подошли к берегам Аляски, они вычерчивались по горизонту своими низменными берегами, но китов не встретили; льдов тоже не видно. В направлении нашего берега были видны какие-то столбы, которые то исчезали, то снова появлялись. Решили узнать, что это за столбы, и пошли по направлению Чукотского полуострова, к мысу Дежнева. Через два часа полного хода мы поняли, что эти столбы — фонтаны китов, которые благодаря рефракции оказались видны чуть ли не на тридцать миль. Это был первый случай, когда мы видели фонтаны на таком далеком расстоянии — собственно, даже не фонтаны, а отражение их в воздухе.Серело, и надвигался туман, когда мы буквально ввалились в стадо финвалов и горбачей голов в триста. Киты ходили группами по 3 — 5 голов в каждой, были совсем непугливы, просто говоря не обращали на нас внимания, и их было такое множество на сравнительно небольшом пространстве моря, что не нужно было и ходить за ними. Стоило постоять неподвижно минут пятнадцать, чтобы в пределах выстрела оказалась пара китов, а иногда и больше. В это время Хауген, который по положению находился в наблюдательной бочке, крикнул: «Слева кит с двумя плавниками!» И крикнул он каким-то особенным голосом, причем повторил это и по-норвежски. Обычно же команда у нас отдается на русском языке, к которому постепенно привыкли и наши иностранцы.А нужно оказать, что среди китобоев есть старинное поверье о том, что китовые стада имеют своих предводителей, — норвежцы говорят «конунга», и эти предводители имеют на спине два плавника. Я слышал об этом поверье, но не придавал ему никакого значения, зная, что у моряков, рыбаков и зверобоев есть много всяких рассказов о разных чудесах, которые якобы встречаются в море-океане. Услышав возглас Хаугена, я бросился на бак и, действительно, увидел кита с двумя едва видными спинными плавниками — он как раз в это время нырял. Взволнованный Карлсен, который за всю свою долгую китобойную практику ни разу не добыл ни одного кита с двумя спинными плавниками, — а убил он больше трех тысяч китов, — крикнул Хаугену, чтобы он не . терял из виду этого странного кита, не обращая внимания на остальных, грузно выплывавших то тут, то там и часто вблизи нашего корабля.Представьте себе на минуту свинцовое море, вдали скалы неприветливого берега, хмурое небо, надвигающийся туман, плотной стеной стелющийся по морю, небольшое двухмачтовое судно и десяток фигур, одетых, даже закутанных, в полушубки и валенки или сапоги, неподвижно застывших, а кругом сотни фонтанов китов. Но вот очарование нарушено: Хауген заметил удивительного кита, медленно плывущего поперек нашего курса. Идеальное положение! Плавно двинулся китобоец; наклонившись, застыл гарпунер у пушки. Кит двигался очень медленно, никакого беспокойства не обнаруживал. Еще секунда-другая и раздался выстрел: гарпун угодил. в спину, чуть впереди первого плавника. Но что это? Второй плавник вдруг стремительно отделился и отошел в сторону. Мы поняли, что убили матку, которая ходила с детенышем. Жаль, конечно, и очень жаль, но ничего не поделаешь. А у вас строго-настрого запрещено охотиться за китами, которых сопровождает сосунок, так же как и запрещено убивать молодых китов.Пораженная гарпуном китиха медленно переворачивалась вверх брюхом; из сосков (у китов-самок два соска и два вымени), пульсируя, сильной струей шло молоко. Струя молока пронизывала воду на расстоянии двух метров и затем расплывалась. Туша не тонула. Видимо, пораженная в самое сердце, матка не успела выпустить воздух и плавала. Китенок или теленок, как обычно его называют, куда-то скрылся. Огорченный Карлсен ушел с бака к себе в каюту, — снова рассеялась мечта о предводителе китовых стад. Хауген тоже неловко себя чувствует, — как это он, опытный китобой, и не смог разглядеть малыша рядом с маткой! Кое-кто раздраженно предлагает ему носить очки. Быстро, но молча, без обычных шуток, команда ошвартовала вита. Одновременно начали заряжать пушку. И в это время появился китенок. Он шел у самой поверхности и разыскивал свою мать, но мать, накрепко пришвартованная цепями к борту китобойца, навеки для него потеряна. Он помучается несколько дней без пищи, а затем погибнет — это обычная судьба слабых в мире животных. И нам прибыль малая, потому что кормящие самки обыкновенно очень худы и дают мизерное количество жира. Я нарочно проследил за вываркой жира из этой самки и выяснилось, что мы получили от двадцатиметровой кормящей самки лишь около трехсот килограммов жира. Обычно же такой кит приносит не менее 8 тонн жира. Но раз так случилось, то мы взяли пробы молока от этой самки, чтобы выяснить химический состав китового молока, о чем я еще расскажу.В этот день, вернее в течение часа, который был в нашем распоряжении до сумерек и тумана, убили еще двух китов, но долго еще перед нашими глазами мелькал спинной плавник маленького, одинокого китенка, осужденного на голодную смерть. По радио мы связались с «Алеутом» и другими нашими китобойцами, сообщили им, что нашли богатое китовое поле, просили поскорее двигаться к мысу Дежнева и затем, с тремя китами на буксире, двинулись туда же. Шли близко у берега, с трудом преодолевая быстрое течение, идущее из Берингова моря в Чукотское, прошли селение Наукан с сотней эскимосских яранг, расположенное на самой крайней восточной точке полуострова, и стали на якорь у селения Дежневе — месте предполагаемой встречи с нашей флотилией. Для добычи сегодняшнего дня приготовили якорь с буйком. Якорь забросили недалеко от берега и к нему привязали нашу добычу, с флатом, воткнутым в одного из них.Шли годы. Много разных приключений испытали мы, охотясь за китами, но почему-то врезались в память вот эти первые случаи, когда мы только что начали знакомиться с повадками китов, когда для нас каждый промысловый день приносил что-то новое, что до этих пор мы еще не знали, хотя в море мы были далеко не новичками. Но сейчас мы на все научились смотреть другими глазами, глазами морских следопытов, что ли? Это позволило нам довольно быстро научиться тому, чему при других обстоятельствах учатся долгие годы. Ведь через два-три года мы хорошо обследовали наши промысловые районы, вернее, открыли их, кое-что узнали о повадках китов и в промысловой сноровке обогнал» своих учителей — норвежцев. Уже через два года у пушек стали свои, русские гарпунеры и первым из них, конечно, Петр Андреевич Зарва.А теперь коротко расскажу о привычках финвалов или сельдяных китов, как мы их называем. Меня часто спрашивают, а где еще охотятся за этими китами, как мы узнаем, что это финвал, а не другой какой-либо кит, как и где рождают они своих детенышей, долго ли они живут и что известно о их происхождении.За финвалами охотятся у берегов Северной Америки и у берегов Южной Америки как с тихоокеанской стороны, так и с атлантической. Добывают их там десятками и сотнями. Наши соседи на Аляске почти каждый год охотятся за финвалами у материка и у Алеутской гряды. Добывают их и у берегов Японии и Кореи. Охотятся за ними и у беретов Норвегии, у Исландии, у Фарерских островов, у Шетландии и у Гренландии, у Испании и у Португалии, вблизи Азорских островов и у берегов Испанского Марокко, у берегов Перу и Чили, у Южной Африки (Кап, Наталь) и у острова Мадагаскар. Но особенно много их добывается в водах Антарктики. Если во всех перечисленных местах их добываются десятки и сотни, то в водах Антарктики — тысячи: в 1952 году, например, в водах Антарктики добыли 18380 финвалов, причем только пловучие базы, не считая того, что было добыто у островов Южной Георгии, где с давних времен, — около полустолетия, — работают береговые китобойные станции, добывающие в настоящее время до двух тысяч финвалов в сезон.Узнавать китов-финвалов наши китобои хорошо научились и легко отличают разные виды китов, во-первых, по фонтанам, и, во-вторых, по характерным для каждого вида, следовательно, и для финвалов, движениям у поверхности воды. Фонтан сельдяного кита напоминает довольно стройную колонну, расширяющуюся в верхней части, и нужно оказать, что он совсем не похож на те рисунки, которые время от времени публикуются в разных, в том числе и научных работах. Первый наиболее мощный фонтан, — ведь кит выпускает его после довольно длительного нахождения под водой, — достигает 8 — 10 метров высоты и процесс выпускания фонтана — выдоха испорченного воздуха — длится 4 — 5 секунд. При этом слышен характерный и довольно сильный звук, напоминающий звук выпускаемого под давлением пара. Конечно, это совсем не «рев», это скорее фырканье, ведь голосовых связок у китов нет, следовательно, ни реветь, ни мычать финвал не может. Мы наблюдали сотни раненых финвалов, у которых было еще много сил для сопротивления и, тем не менее, агония их была всегда безмолвна.Во время жировки, когда финвалы усиленно питаются на наших ли дальневосточных «полях» откорма, в антарктических ли морях, в спокойном состоянии сельдяной кит выбрасывает от трех до шести фонтанов (чрезвычайно редко больше шести), с интервалами в 10 — 16 секунд. Мы сотни раз проверяли с секундомером в руках эти интервалы, после чего и вывели эти средние цифры. У поверхности воды, во время «фонтанирования» — дыхания, киты эти находятся до двух минут. Сколько мы ни наблюдали за процессом дыхания финвалов, никогда более двух минут они не находились у поверхности. Затем они снова ныряют в глубину, оставаясь там от 3-х до 6 минут. Нужно здесь еще добавить, что перед нырянием на сравнительно длительное время (3 — 6 минут) финвал делает последний продолжительный вдох, набирая запас воздуха. Когда финвал ныряет на длительное время, он показывает голову, всю спину со спинным плавником и часть хвостового стебля, при этом тело его сильно изгибается, выпячивая спину, выгибая хвостовой стебель, и исчезает он, как будто бы вращаясь. Но он никогда не показывает лопастей своего хвоста. А спинной плавник у него среднего размера, так от 35 до 50 сантиметров высотой, с небольшим вырезом в задней части.На поверхность же финвал поднимается очень отлого, показывая все свое огромное туловище почти в одной плоскости; фонтан появляется еще ранее того, как покажется голова, так как он, как я уже немного раньше рассказывал, открывает дыхала еще под водой, а потом уже появляется верхняя часть головы с открытыми дыхалами и передняя часть спины. Как только финвал выпустит первый фонтан и вдохнет запас свежего воздуха, он медленно двигается вблизи поверхности воды и все его движения очень хорошо видны из «вороньего гнезда», откуда мы обычно и ведем наблюдения. Наш глаз настолько привык отличать одного кита от другого, что мы безошибочно определяем, с какими китами мы имеем дело.Ночью финвалы проводят почти все время у поверхности воды, куда из глубины подымаются мириады планктонных ракообразных и крылоногих моллюсков. Днем эти рачки и моллюски почти всегда находятся в сумраке глубины, они избегают яркого света, но ночью совершают «суточные миграции» вверх, как говорят гидробиологи. Впрочем, когда небо мрачно, а в наших водах это обычное явление, то эти рачки так и остаются у поверхности, окрашивая воду в буровато-красные тона. Тогда и финвалы не ныряют, а ходят почти у поверхности и питаются ими. Конечно, и фонтаны тогда совсем другой конфигурации и силы.Сельдяные киты, играя, никогда не выпрыгивают из воды, они очень спокойно и даже монотонно ведут себя. Но при этом никто и никогда не мог угадать, в каком месте они появятся после длительного ныряния. Путь кита-финвала, впрочем и других китов, под водой мы никогда проследить не могли. Но плавают под водой они тоже быстро, так как за те минуты, что они находятся под водой, они проплывают иногда более трех миль.Скорость плавания сельдяного кита обычно не более 10 миль в час, иногда даже и меньше. Но на дальних переходах эти киты плывут с большой скоростью, не менее 15 миль в час, так как мы не раз пытались догонять таких китов и никогда нам это не удавалось, хотя погоня иной раз длилась три-четыре часа: они скоро скрывались за горизонтом. А напуганный финвал развивает еще большую скорость.Что же касается глубины, на которую ныряют обычно эти киты, то она не велика и не доходит даже и до 100 метров. Мы часто проверяли это, сверяя улов нашей планктонной сетки с содержимым желудков финвалов, которых мы добывали в тех же местах. Основная масса планктонных рачков находилась на глубине в 50 метров, следовательно, киту и не нужно было нырять глубже. Осенью эти рачки опускаются на значительные глубины и мы убедились, что в таких местах у китов либо пустые желудки, либо же они питались рыбой. Замечу еще, что мы охотились за этими китами и на больших глубинах, вдалеке от земли, и вблизи материка или островов, где глубины были совсем небольшие, до 50 метров, и везде эти киты вели себя совершенно одинаково и с такими же усилиями ныряли как на малых, так и на больших глубинах.
Наружный паразит финвала пэнелла антарктическая.
Инстинкт материнства и товарищества у сельдяных китов — финвалов развит слабо. Если случайно ранена или убита кормящая самка, то сосунок убегает и держится вдалеке. Если ранен детеныш, матка к нему не приближается и уходит. Не отличаются эти киты и привязанностью самца к самке, и наоборот.Особой памятливостью эти киты также не обладают. Я уже рассказывал, как мы через два-три дня добыли одного задетого гарпуном финвала. Такие случаи у нас были, и не раз. Более того. Некоторых китов задевали гарпуном по нескольку раз и все же через известное время они вели себя попрежнему, ничего не опасаясь.Спят эти киты крепко. Мы иногда подходили к такому спящему киту и легко его убивали.Во времена парусного флота за финвалами не охотились, так как они после смерти тонут, да и не догонишь его на парусном или весельном вельботе.Современный промысел финвалов начался в конце прошлого столетия. Некоторое время их добывали мало, так как были более выгодные объекты для охоты, но затем они твердо вошли в промысловую номенклатуру китов и теперь являются основным объектом промысла во многих районах Мирового океана.Эти киты иногда предпринимают очень длительные путешествия и переходят из одного океана в другой и из одного полушария в другое. Как и другие виды китов, финвалы страдают от деятельности наружных и внутренних паразитов. Некоторые из этих паразитов (мы имеем в виду наружных паразитов) свойственны отдельным частям Мирового океана, например Антарктике. И когда находим таких паразитов на китах, которые добыты в наших дальневосточных водах, то мы знаем, что они совершили дальнее путешествие из Антарктики. Таких финвалов мы не раз добывали в водах Южной Камчатки.Расскажу об одном из таких случаев.В первой половине мая 1939 года мы следовали на свои промысловые поля несколько необычным путем: миновав Четвертый Курильский пролив, пошли далеко в океан, так как решили произвести дальнюю и раннюю разведку. Разведка была в новом районе, на дальних подступах к Камчатке, и флотилия, как всегда в таких случаях, шла развернутым фронтом, в линию, причем суда держались на расстоянии 10 — 12 миль друг от друга. Следовательно, мы могли осмотреть большое пространство океана: 50 — 60 миль в ширину и 300 — 400 миль в длину, так как повернули к Кроноцкому заливу от юго-востока на расстоянии полутора-двух суток пути. На вторые сутки были замечены фонтаны китов — насчитали более двадцати фонтанов единовременно. Киты довольно быстро шли с юго-востока на северо-запад, приблизительно по нашему курсу, и это мне было хорошо видно из «вороньего гнезда» (я был на «Трудфронте»). Наш китобоец шел крайним с правого борта базы «Алеут», милях в 20 дальше в океан. Слева от нас был «Авангард». Мы тут же связались по радио с базой и китобойцами и сообщили, что собираемся начать промысел; в ответ было получено согласие — «добро». В это время пришло сообщение с «Энтузиаста»: там тоже видят десятка полтора китов, а он был от нас милях в 35, с левого борта «Алеута».Догоняли мы свою группу часа четыре, заставив механика дать максимальные обороты винта. Киты идут двойной кильватерной колонной и довольно дружно пускают по три-четыре фонтана, показывая лоснящиеся спины. Мы легко узнали в них финвалов, но удивились их коричневым спинам. Обычно у весенних китов спины темные, и лишь через три-четыре недели пребывания в наших водах они покрываются пленкой диатомовых водорослей, — для китобоев признак упитанного кита.Вечерело, когда мы настигли китов. Раздается выстрел, и гарпун влепился в бок совсем рядом идущего кита. Попадание Зарвы замечательное, кит чуть вздрогнул и медленно начал тонуть, переворачиваясь вверх беловатым брюхом. Остальные киты продолжали путь, повидимому, не заметив катастрофы со своим товарищем, так как он шел чуть ли не последним. Застопорили машину, начали осторожно выбирать канат и подтаскивать кита к судну. Это — крупный самец. На ките много беловатых и серых пятен, но вот то там, то тут видны какие-то качающиеся в воде, прикрепившиеся к киту «веточки» с метелочками и длинными волосками — жгутиками на концах. Конечно, это пэнелла, но какая.На «Алеуте» я осторожно вырезаю этих животных вместе с кусочками сала (они глубоко внедряются в сало кита) и убеждаюсь, что это антарктический вид. Я не раз привозил их в Зоологический институт Академии наук, сотрудником которого я был ряд лет, и там наши специалисты определили их как вид, свойственный только Антарктике. Да и кит оказался необычайно жирным: мы получили от него более 12 тонн первосортного жира. Это лишнее подтверждение тому, что этот кит жировал в водах южного полушария, а затем предпринял огромный переход в северное полушарие. Длина его была почти 22 метра.Но перехожу к рассказу об охоте на других китов.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
За горбачами. — Длиннорукий кит. — Горбачи и сельдь. — Как охотятся горбатые киты за сельдью. — Умный кит. — Материнская привязанность у горбатых китов. — Мучения кита-матери. — Воспоминания старых гарпунеров. — Хитрости горбача-лакомки. — Как и где ловят горбача сетями. — Паразиты у горбачей. — На буксире у двух китов. — Биология горбатых китов. — Где охотятся за горбатыми китами. — Горбачи-путешественники. — Итоги наших наблюдений за этими китами.
Третий день «Алеут», на котором я находился, стоял у селения Олюторского (Апука) в Беринговом море, когда были получены известия о том, что в заливе Олюторском появились горбатые киты. Горбачей я видел еще на островах Бонин-Сима, в тропиках, во время нашего дальнего плавания, но тогда мы не могли за ними охотиться. Я еще ни разу не участвовал в охоте за этими китами, и вполне понятно, что с нетерпением ожидал подхода китобойцев, чтобы пересесть на один из них и посмотреть горбачей.Была середина августа, и дни стояли погожие. Бывают такие чудесные дни и в Беринговом море, этой родине туманов и всякого ненастья. Итти на китобойце в хорошую погоду — это большое удовольствие, особенно если предстоит охота на одного из интереснейших по повадкам китов — так называемого длиннорукого или горбатого кита. Я много читал и слышал об уме, хитрости и даже веселости или, если хотите, игривости этого вида китов, но не имел пока случая участвовать в преследовании их, так как мы охотились до сих пор у берегов Южной Камчатки, а там горбачи встречаются очень редко. Мы, по крайней мере, там их до момента рассказа еще не встречали. Но вот, наконец, подошел долгожданный «Трудфронт», и улыбающийся Зарва что-то кричит мне, но я за грохотом лебедок услышать его не могу. Даже хмурый Карлсен и тот приветливо помахал мне рукою. Оказывается, они привели на буксире двух финвалов и собирались итти охотиться на горбачей, стадо которых было замечено у мыса Олюторского.Мои сборы недолги: чемоданчик со всем необходимым и фотоаппарат всегда наготове, и вот я уже устраиваюсь в капитанской каюте на «Трудфронте». Через полчаса, как только киты были сданы на базу, мы уже шли полным ходом к видневшемуся вдали мысу Олюторскому, стремясь притти скорее, чтобы больше времени осталось для охоты. Ночи сейчас темные, а сумерки короткие, поэтому каждый час дорог.— Скоро увидите замечательных китов, — сказал Карлсен, — за ними иной раз очень трудно охотиться, труднее, чем за однообразными в своих привычках финвалами; впрочем, сами увидите...Через полтора часа хода мы заметили фонтаны горбачей, которые по высоте мало уступали фонтанам финвала, но были значительно шире в начале колонны, какие-то кучевидные. Ныряли они также совсем непохоже: они показывали лопасти хвостового плавника, подобно кашалотам, но лопасти их были гораздо изящнее, и конец хвостового стебля тоньше. В общем эти лопасти, на секунду-две мелькавшие в воздухе, напоминали гигантскую бабочку, спустившуюся на воду. Киты находились сравнительно близко к берегу, мы шли с моря, и поэтому их огромные лопасти рельефно выделялись на фоне скал. Горбачей было несколько групп, всего я насчитал до тридцати китов. Мы пошли к ближайшей, но в этот момент они снова показали свои гигантские «бабочки».— Ну теперь минут на пять ушли под воду, — сказал Карлсен, я пустил секундомер и полез по вантам в наблюдательную бочку, где уже сидел Хауген. Минуты летели быстро. Вот снова появились фонтаны несколько ближе, к берегу, и китобоец рванулся по направлению к ним. Но пока мы подходили, горбачи снова нырнули. Впереди нас видна была большая стая морских птиц, с криком и хлопаньем крыльев суетившаяся над морем. Время от времени они бросались в воду и снова поднимались, держа в клювах какую-то крупную серебристую рыбу. Я обратил внимание Зарвы и Карлсена на этот птичий базар и затем, когда мы подошли поближе, в бинокль увидел, что вода в том месте, где собрались птицы, серебрилась и клокотала. Но китобоец, рассекая и пеня воду, уже несся к этому месту: мы поняли, что это идет крупный косяк сельди и в этом косяке мы непременно встретим наших горбачей, да и не только тех, которых мы преследовали, так как издавна известно, что горбач не откажется полакомиться крупной и жирной сельдью.