— Скажите, пожалуйста, благородный господин, не кузен ли вы короля? Не благородный ли вы принц Генрих Конде? — спросил все еще дрожащим голосом старик.
— Не стану скрывать от вас, но вы должны быть со мной откровенны. Клянусь, вам не придется раскаяться! Вы — патер Лаврентий?
— Я чувствую доверие к вам, высокий принц. Да, я несчастный старый патер Лаврентий. В продолжение пяти лет я нигде не могу найти себе покоя. Я призывал смерть, но мне не хотелось умирать на чужой стороне, и я вернулся, чтобы закрыть глаза на родине!
— Вас увидели и узнали, патер Лаврентий. Вам здесь больше нельзя оставаться. Сегодня же ночью вы должны уйти, я дам вам приют гораздо безопаснее.
— Надо расстаться с кузиной… Господи, неужели я нигде не найду покоя? — жалобно промолвил он.
— Не беспокойтесь, я сам буду вашим защитником. Знаете ли вы герцога д'Эпернона?
— Нет, благородный принц, никогда не слыхал этого имени.
— А маркизу де Вернейль или маркиза де Шале?
— Да, маркиза знаю. О, теперь я все понял! Так это он проехал вчера мимо меня. Он выдаст меня страшному Кончини и безжалостной Элеоноре Галигай.
— В настоящую минуту уже выдал!
— Так я погиб! Итальянец-лакей, столкнувший в Гавре в воду другого несчастного патера, похожего на меня, придумает мне теперь какую-нибудь мучительную смерть…
— Нет, патер, вы под моим покровительством!
— Ах, высокий господин! Хоть вы и принц, но от Кончини и Элеоноры вам и себя самого не защитить!
— Может быть это и так, патер Лаврентий, поэтому будем очень осторожны. Никто не должен знать, что я вас нашел. Доверьтесь мне вполне, я не из любопытства пришел сюда. Равальяк, убийца короля, признался вам…
— Да, благородный принц, и за это признание меня и преследуют. Не понимаю, как узнал об этом Кончини! Я подозреваю, что нас подслушал тюремный сторож, его нашли утром в день казни отравленным в соседней камере.
— Так он и его убил…
— Мне с большим трудом удалось скрыться ночью после казни от сыщиков, которых он за мной послал. Я бежал пешком к морю, скрываясь от людей. Он напал на мой след и послал в погоню итальянца. В Гавре я упросил одного доброго капитана спрятать меня на своем корабле и переправить в другую страну. Когда мы вышли из гавани, до нас дошло известие, что утонул какой-то патер. Я догадался, что несчастного приняли за меня. Пять лет я прожил за морем.
— И вы надеялись, что больше вас не узнают, патер Лаврентий? Скажите мне, пожалуйста, что вам говорил убийца короля… или, быть может, вы связаны клятвой?
— Нет, благородный принц. Равальяк взял с меня слово молчать только до его смерти. Он все надеялся, что Кончини сдержит слово — даст ему возможность бежать. После его смерти я должен был отомстить за него…
— Отомстить за него. Так мое страшное предчувствие не обмануло меня! У него были сообщники?
— Я вам все скажу, благородный принц! Но ради всех святых, пожалейте меня и будьте осторожны! Не выдавайте того, что я вам скажу, это ужасная тайна, которая может стоить вам жизни!
В эту самую минуту со двора послышался голос, отдававший приказание, и двор осветился красноватым пламенем…
— Это что? — вскричал принц, и подошел к окну.
Во дворе стояли двое с факелами, а один молодой человек, которого принц видел на вечере у маршала, всходил на крыльцо…
— Черт возьми! — проворчал принц Конде, — они уже тут… живо расправляется этот Кончини…
— Вот теперь и вы погибли вместе со мной, высокий принц! — жалобно проговорил старик.
— Главная беда в том, что вы не успели передать мне признания Равальяка… Нет ли другого выхода из дома?
— Есть, пойдемте скорее!.. Сыщики уже на дворе, я слышу… Мы пойдем через спальню кузины и еще одну смежную комнату в ту часть дома, которая выходит на улицу… но уже поздно… сыщики идут по лестнице…
Принц быстро захлопнул дверь и запер на задвижку, потом, схватив за руку старика, увлек его за собой в комнату изумленной Мариетты.
Нельзя было терять ни минуты. Принц запер за собой и эту дверь. Патер Лаврентий дрожал всем телом.
— Они идут… — прошептал он. Старуха в испуге сложила руки.
— Святая Дева! Тогда все пропало!
— Здесь есть выход на улицу, — скороговоркой сказал принц Конде, — мы пройдем этим ходом.
— Невозможно, господин, эти комнаты не заняты, и дверь в них заперта на ключ! — вскричала старая Мариетта.
На лестнице между тем уже слышны были шаги сыщиков.
— Надо выломать эту дверь, больше ничего не остается, патер Лаврентий!
Принц налег плечом на дверь, она затрещала, но не поддалась. Мариетта стала помогать Генриху Конде. Дверь наконец с треском отворилась. Дорога была свободна.
— Ступайте, впустите их, — сказал герцог старухе. — Пока вы будете объяснять, что патера здесь нет, мы успеем выбраться на улицу.
Мариетта наскоро простилась со стариком, поклонилась принцу и, затворив за ним дверь, вышла в первую комнату.
— Я вам обязан спасением, благородный принц, — прошептал патер Лаврентий, идя за руку с Генрихом Конде по темным нежилым комнатам. — Благодаренье Господу, что он привел вас ко мне.
Они осторожно спустились по лестнице. Люди с факелами, стоявшие на дворе, не заметили, как старик с принцем вышли через открытую калитку на улицу.
Мариетта отворила дверь сыщикам. В комнату с легким поклоном вошел молодой красавец виконт д'Альби.
— Извините, что я беспокою вас ночью, — сказал он, — здесь должен быть патер Лаврентий.
— Вы ошибаетесь, господин. Здесь никогда не жил патер, а несколько дней тому гостил больной старичок, только его звали Николаем Орле.
— Вы правду говорите? — спросил Этьен.
— Посмотрите сами, господин. И зачем же вампонадобился патер? Святых отцов не требуют в такую позднюю пору. Или умирает кто-нибудь?
— Патера велено арестовать, — ответил молодой беарнец, пытливо оглядывая комнату.
— Арестовать… святая Мария! Что же он такое сделал?
— Его подозревают в отравлении тюремного сторожа.
— О, так вас обманули, господин! Благочестивый отец… и такой старик…
— Я должен исполнить данное мне приказание!
— Так обыщите и мою комнату, — сказала Мариетта, отворяя дверь в спальню.
Этьен вошел, но там никого не было. Возвратясь, он заметил на полу белую перчатку, поднял ее и увидел вышитые на краю буквы Г. К. под красивой короной.
Виконт спрятал ее в карман, простился со старой Мариеттой и ушел вместе с сыщиками.
VIII. ЧЕРНОЕ БРАТСТВО
В один из следующих вечеров маркиз и Каноник, закутанные в темные плащи, сворачивали с набережной Сены на длинную улицу Св. Доминика. Они миновали высокую старую ограду большого монастыря и подошли к той ее части, где теперь эспланада инвалидов.
— Мы подходим ко двору великого магистра, — вполголоса сказал Каноник. — Ты серьезно решил вступить в это тайное братство?
— Оно руководствуется высокими принципами. Ты сам состоишь его членом, помоги и мне вступить в него, — твердо отвечал маркиз. — Я готов исполнить все обеты, какие бы только на меня не возложили.
— В таком случае, я введу тебя в Черный зал, — тихо ответил Каноник, проходя с товарищем мимо ряда величественных домов, окутанных вечерними сумерками. По строгим правилам Черного братства я должен поручиться за тебя жизнью.
— Что за странное название, Каноник?
— Ты обещаешь не выдать?
— Я уже дал слово герцогу Вандому, рыцарю этого тайного ордена, — отвечал маркиз.
— Во дворце тебе объяснят цель и таинственные обряды общества. Само оно и его название заимствованы у германцев Саксонии. Членов его ты найдешь везде, во всех частях света. У нас, в Париже, насчитывается больше пяти сотен братьев ордена. К Черному братству принадлежат самые знатные и богатые лица. Но вот мы и пришли, справа — это дворец.
— Как! Да это, кажется, дворец герцога Генриха де Рогана?
— Он великий магистр ордена во Франции, — тихо отвечал Каноник, входя под своды полукруглой арки, где располагался главный вход в здание. По обе стороны дверей стояли громадные чугунные статуи предков дома Роган.
Каноник трижды ударил дверным молотком. Вслед за третьим ударом дверь неслышно отворилась. Седой привратник почтительно поклонился вошедшим и запер за ними дверь.
Мушкетеры очутились в круглой полуосвещенной комнате. Посередине был большой белый мраморный бассейн, вода в который била из ртов четырех крылатых драконов. Большие колонны вдоль стен были увиты плющом.
Глубокая тишина, мягкий полусвет и скромная обстановка производили торжественное впечатление. Чувствовалось, что входишь в какое-то таинственное место. И на маркиза эта обстановка произвела благоприятное впечатление. Он молча шел за Каноником, заметив, что позади колонн были лестницы, ведущие в верхние комнаты дворца. Но мушкетеры пошли не к этим лестницам, а к двери в глубине между ними.
Каноник вынул из кармана блестящий ключ и отпер дверь. Перед ними открылся широкий прямой коридор, также слабо освещенный сверху. В конце его свет был еще слабее, и следовавшие за ним комнаты казались вовсе нежилые.
Заперев за собой дверь, Каноник молча сделал товарищу знак идти за ним. В конце коридора несколько ступеней вниз вели к двери, едва различимой в темноте. Каноник отворил ее, и они вошли в ярко освещенную множеством настенных ламп комнату, обстановка которой не представляла собой ничего особенного. Она состояла из кресел темного дерева, таких же столов и нескольких старомодных шкафов. На полу был разостлан мягкий ковер. Это была приемная. Каноник попросил маркиза сесть и исчез за черной портьерой.
Прежде чем ввести читателя в зал тайного ордена, в который готовился вступить маркиз Эжен де Монфор, скажем, что это Черное братство не плод фантазии, а действительно существовавшее несколько десятков лет тайное общество дворян, имевшее широкое географическое распространение. Отдельные ветви его использовали свои особые знаки и обряды, но цель и правила у всех были одинаковы.
Парижское Черное братство собиралось в известные дни во дворце герцога де Рогана. Когда Каноник вошел в зал ордена, там уже сидело полукругом в креслах человек пятьсот его членов. Граф Фернезе низко поклонился, ему также молча ответили поклоном.
Заседание уже началось. Посреди комнаты за столом, накрытым черным, сидел великий магистр де Роган. Возле него рыцари — принц Лонгевиль и герцог Вандом. Перед ними стоял германский дворянин Йоган фон Губертсберг, только что высказавший жалобу на Элеонору Галигай, супругу маршала Кончини, обвинив ее в обмане колдовством. Он доказал членам общества, что алчная и честолюбивая доверенная королевы-матери морочит ее своим мнимым знанием тайных сил природы для того, чтобы держать королеву в руках. В заключение Губертсберг добавил, что принужден уехать на родину, в Саксонию, и просил руководителей ордена принять меры против этой бессовестной женщины, так как Черное братство обязано преследовать суеверие и обличать шарлатанов.
— Ваша жалоба будет рассмотрена, Йоган фон Губертсберг, — сказал великий магистр, отличавшийся от прочих блестящим черным крестом на черном бархатном камзоле. — Поезжайте с Богом и передайте членам Черного братства в вашем отечестве наш братский поклон. Мы, подобно им, будем продолжать наказывать порок и несправедливость и защищать добродетель! Не на одну Элеонору Галигай поступают к нам жалобы, — есть много тяжелых обвинений и в адрес ее супруга Кончини. Французское Черное братство могущественно и справедливо, оно накажет виновных, когда переполнится мера их проступков. Поезжайте с Богом.
Йоган фон Губертсберг поклонился и сел на место. Встал герцог Вандом.
— Граф Ла Вьевиль желает обратиться с жалобой к ордену Черного братства, — сказал он громким торжественным голосом.
Ла Вьевиль, еще молодой человек, подошел к столу.
— Я обвиняю графа Шарля де Люиня в позорном бесчестном поступке и оскорблении нравственности, — сказал он дрожащим от гнева голосом.
— На чем вы основываете свою жалобу, Ла Вьевиль? — спросил великий магистр.
— Недостойный любимец короля Людовика граф де Люинь опозорил мою сестру! Вот его письменное обещание жениться на ней, — сказал Ла Вьевиль и положил на стол бумагу.
На всех лицах выразилось удивление.
Де Люинь был другом детства молодого короля. Многие члены ордена знали, что король расположен к нему и что наедине они обращаются друг с другом запросто. Следовательно, жалоба заключала в себе много опасного.
— Положение не защитит виновного от наказания по нашим законам, граф Вьевиль, — сказал великий магистр. — Мы рассмотрим вашу жалобу, и если она справедлива, рано или поздно привлечем виновного к ответственности. Имейте только терпение, граф Вьевиль.
Когда граф сел на свое место, Каноник подошел к герцогу Вандому и вполголоса что-то сказал ему. Герцог поблагодарил его жестом и объявил, что принц Лонгевиль желает сделать важное заявление Черному братству. Каноник сел в предназначенное ему кресло. В зале наступила глубокая тишина.
— В стенах Парижа действует изверг, — начал принц Лонгевиль, — который вот уже несколько лет тайно и беспрепятственно обделывает свои дела. Он совершает самые ужасные преступления и вместо наказания получает богатые награды. С каждым разом он действует все смелее, а жалоб его несчастных жертв никто не слышит.
— Назовите его и представьте факты, принц, — сказал великий магистр.
— Этот изверг убил во Флоренции любовницу Кончини, потому что она мешала последнему. Отравил тюремного сторожа Пьера Верно и утопил в Гавре невинного патера Целестина. За каждое преступление его осыпали золотом и почестями.
Между присутствующими пробежал удивленный шепот.
— Его чародейств не перечесть, — продолжал принц. — Откупщик Думарин, подавший на него жалобу в парламент, также убит им!
— Скажите, кто он и где живет?
— Его зовут Антонио, и живет он во дворце маршала Кончини.
— Приближенный… протеже… — раздались негодующие голоса.
— Принц, вы говорите о приближенном министра. Это серьезная жалоба, тяжелое, ужасное обвинение. Есть ли у вас доказательства, подтверждающие злодейства этого Антонио?
— Добыть доказательства и проследить изверга — есть обязанность Черного братства! — вскричал принц. — Мы обличим и накажем негодяя!
— В силу данной мне власти, заявляю членам ордена, что они должны следить за этим доверенным министра и сообщать о его действиях, — сказал герцог де Роган.
Присутствующие поклонились.
— Заявление жалоб окончено, — продолжал герцог. — Объявляю господам членам Черного братства, что граф Фернезе предлагает принять в орден его друга маркиза Эжена де Монфора. Имеется ли что-нибудь препятствующее этому?
Все молчали.
— Заседание окончено, господа члены Черного братства, да будет Господь над вами! — торжественно сказал великий магистр.
Когда собравшиеся покинули зал через боковую дверь, граф Фернезе пригласил войти маркиза де Монфора. В зале оставались только трое рыцарей, сидевших за столом.
Маркиз поклонился, после чего Каноник также покинул зал. При совершении таинственного обряда вступления в орден мог присутствовать только великий магистр и сидевшие рядом с ним рыцари.
Эжен де Монфор, не теряя присущего ему достоинства, приблизился.
— Вы желаете вступить в Черное братство, маркиз? Согласны ли вы дать обеты, установленные законами ордена?
— Согласен. Скажите, в чем они состоят?
— Их три. Кроме того, вас подвергнут трем испытаниям. Вы должны отказаться от всех земных радостей, преодолевать в себе все страсти и не бояться смерти. Вот первая наша заповедь.
— Согласен исполнять ее, — отвечал маркиз.
— Вторая заповедь Черного братства запрещает жениться. Только испытав глубокое горе, человек способен исполнить этот обет.
— Я и на это готов. Пять лет тому назад я женился, а на днях получил развод, и никогда больше не женюсь.
— По третьей заповеди Черного братства вы обязаны строго исполнять приказания великого магистра ордена, быть скромным, мужественным и бесстрашным.
— И с этим требованием я согласен.