Я вообще этого не понимал. Как можно потерять лопату? Она ведь была большая. Не перстень же с пальца он уронил. Мы искали, искали…
— Подумай! — советовал я Нико. — Где ты видел ее в последний раз?
— Ох! — неуверенно вздохнул Нико. — Думаю, там…
Он указал на угол огорода, где земля была наполовину вскопана. Но никакой лопаты там не было. Терпение у меня лопнуло.
— Каким олухом нужно быть, чтобы потерять лопату! — прошипел я. — Тут требуется особый талант!
Нико, моргнув, провел грязной рукой по волосам.
— Думаешь, мне лопаты не жалко? — виновато произнес он.
И он вправду огорчался. Нельзя сказать, что Нико был неуклюж, это было бы неверно. Быть может, немного неловок, особенно с вещами, которые раньше в руки не попадались, а в крестьянском доме таких вещей было немало. Княжьи сынки не очень-то утруждают себя ремеслом и земледелием. Однако хуже всего то, что Нико словно бы вовсе не думал о том, чем занимался. Он был невнимателен к вещам. Мог бросить пилу в наполовину распиленном пне, да так, что полотно оставалось изогнутым — вот-вот лопнет. Оставлял молоток на земле и забывал, куда его положил. Бывало, уронит гвоздь и даже не обратит на него внимание. Рассыпал как-то целую пригоршню семян шпината по двору на радость птицам. И так далее. Однако же лопата была вершиной его подвигов. Причем самой худшей.
— У нас нет денег на новую, — угрюмо сказал я. — И если мы не посадим эти бобы, зимой будем голодать. Вы поняли это, молодой господин?
Нико съежился.
— Я отыщу ее, — тихо произнес он.
Немного погодя мама позвала нас завтракать.
— Где Нико? — спросила она.
— Он ищет лопату!
— Давин!
Я набрал ложку каши. Она была чуточку жидковатой.
— Нам нужна эта лопата, — сказал я. — А потерял ее он.
— Он ведь старается! — Матушка поглядела на меня. А я смотрел на кашу. — Он всего лишь хотел подсобить нам.
— Да, — ответил я. — Но у него это не очень-то получается.
Мы нашли лопату лишь на следующий день в зарослях крапивы, куда Нико зашвырнул ее, вместо того чтобы воткнуть в землю, как сделал бы каждый нормальный человек. И уже на другой день случилась эта история с кроликом.
Я расставил в подходящих местах силки — ведь должны же мы были хоть как-то воспользоваться тем, что жили в лесу. Каждое утро и каждый вечер я обходил все силки, осматривал их и порой кое-что находил. В тот день в силке оказался кролик, маленький светло-коричневый крольчонок. Он прыгал, он упирался, он пытался удрать, когда услыхал, что я иду, и наверняка до конца так и не понял, что это бесполезно. Я обхватил его шейку и быстро крутанул так, что она сломалась. У нас есть мясо к нынешнему ужину, а вообще-то это бывало не часто. Я был доволен собой, когда возвращался в хижину.
Нико, сидя в траве перед дверью, играл с Мелли. Подняв руку с пригоршней палочек, он спрашивал ее:
— Сколько палочек в моей руке?
— Четыре! — не колеблясь, отвечала Мелли.
Нико убрал эту руку за спину и вытянул вперед другую.
— А здесь?
— Шесть!
— Хорошо. А сколько их всех вместе?
Мелли заколебалась.
— Девять? — неуверенно спросила она.
Нико вытянул вперед обе руки.
— Сосчитай их! — сказал он.
Губки Мелли шевелились, пока взгляд ее считал палочки.
— …восемь, девять, десять! — бормотала она. — Их десять!
— Верно! Молодец, Мелли!
Мелли подняла глазки и увидела меня.
— Погляди, — сказала она, сияя от радости, и подняла вверх какую-то пустяковину из шнурка, веревок и палочек. — Это — М! Это первая буква слова «Мелли»!
До чего же я разозлился. Бобы еще не посеяны, курятник без дверей, лошади по-прежнему на привязи, поскольку мы не успели соорудить для них загон. У нас нет скамьи, чтобы сидеть, и один стол на всех. А он спокойно восседает тут и болтает всякий вздор с Мелли! Хотя мог бы заняться тысячей полезных вещей!
— Вот! — сказал я и бросил ему на колени кролика. — Освежуй его и отдай матери!
С этим-то он вполне справился бы. К тому же, я уже начал свежевать кролика и выпотрошил его.
Нико смертельно побледнел. Осторожно поднял кролика с колен и положил на траву. Он как-то неловко развел руки, и я увидел, что они кое-где окровавлены. Неужто он боялся запятнать кровью рубашку?
— Этого я не могу, — хрипло произнес он и поднялся. Подойдя к колодцу, он набрал ведро воды и начал старательно мыть руки, пока они снова не стали совсем чистыми. А потом ушел. Он исчез в лесу, не произнеся ни слова и ничего не объяснив.
Я этого не понимал. Ведь он, должно быть, сотни раз охотился с егерями своего отца. Охота — самое княжеское дело! Почему он так взвился из-за того, что капля крови попала ему на руки? А уж меч в руки взять его не заставишь! Если б я не знал, что однажды он убил дракона, я бы подумал: он попросту трус или кисляй! Нико, конечно, благородно поступил, когда отправился вместе с нами. Я только не понимал, для чего он нам?!
— Три птицы, — считала Мелли. — Нет, четыре! Гляди, Давин, четыре птицы!
— Да, Мелли. А теперь пойдем!
— Две лесных улитки. Две лесных улитки и четыре птицы — вместе шесть!
Хоть бы Нико никогда не начинал учить ее счету! Теперь Мелли пересчитывала все на свете: серые камни и белые камни, кусты орешника, конские яблоки, ежевику и следы ног. А по дороге от хижины до Глинистого селения — дома, столбы изгородей и трубы. Мешки с мукой у мельника, конские копыта у кузнеца. Можно было спятить, слушая все это.
Я отправился в селение, чтобы попытаться продать нашу понурую Вороную. Кормить всю зиму четырех лошадей у нас не было средств. На самом деле, быть может, даже трех, но Кречета и Шелк овую ни в коем случае продавать не следовало, разве что у нас вовсе не будет для них корма, а мы едва ли смогли бы просить Нико продать его лошадь до тех пор, пока нам не придется избавиться от двух наших собственных.
— Да ведь это настоящая маленькая трудяга, — похвалил Вороную кузнец и приподнял ее копыто. — И ноги хоть куда!
— Не знаете ли вы, Местер, кого-нибудь, кто купил бы ее?
Кузнец опустил заднее копыто Вороной и выпрямился.
— Гм-м! Пожалуй! Отчего бы и нет?
— Пять, шесть, семь! Семь гвоздей! — воскликнула Мелли.
— Мелли, помолчи!
— Семь гвоздей и три молотка, и одна лошадка… получается… получается — одиннадцать!
— Вот шустрая девчонка! — похвалил Мелли кузнец. — Кто научил ее считать?
— Это… ох, мой двоюродный брат Нико.
Мы полагали, что лучше сделать вид, будто Нико из нашей семьи, но я к этому по-настоящему не привык.
— А я могу еще читать по складам, — гордо сообщила Мелли. — МЕЛ-ЛИ. А кузнец начинается с буквы К!
Короткий, схожий с хрюканьем смешок сорвался с губ кузнеца.
— Это, пожалуй, подойдет, — молвил он. — Скажи-ка мне, а он, твой двоюродный брат, как по-твоему, он мог бы обучить моего сынка Олрика счету? Я и сам попытался было, но у него в одно ухо входит, в другое выходит и не задерживается там. А надо хоть немного знать эту науку, а не то его легко будет обмишулить.
— Я спрошу брата, — неуверенно ответил я, не зная, как воспримет Нико предложение стать домашним учителем сына кузнеца. В том мире, где прежде жил Нико, учителя нанимали, а после, заплатив ему, отправляли на все четыре стороны. Нанимали, само собой, лучших, но даже их не особо высоко почитали.
— Знаешь что, коли твой Нико сможет хоть немного вбить счет в башку моему Олрику, то у нас найдется несколько куриц, без которых мы обойдемся! И оставь у меня кобылу, я продам ее по хорошей цене, в накладе не будешь.
— Идет! — с быстротой молнии ответил я и протянул руку кузнецу. У нас снова будут куриные яйца! А коли Нико станет от этой сделки нос воротить, он будет иметь дело со мной!
Мы хлопнули по рукам, и делу конец!
— Четыре ножа и горшок… — твердила свое Мелли, — но горшок-то разбился вдребезги, как его считать?
— Не знаю, — ответил я. — Спроси Нико!
Ну и удивился же я при виде Нико, просиявшего, будто солнечный день, когда я рассказал ему о том, что посулил от его имени.
— Охотно возьмусь, — согласился он.
И уже на другой день отправился в Глинистое. Громко насвистывая, он шел по дороге, словно на любовное свидание. Покачав головой, я принялся за дело — сколачивал дверь к ветхому курятнику.
Спустя несколько дней явилась пекарка Агнета и учтиво осведомилась, может ли Местер Нико хоть ненадолго взять ее Корнелиуса в обучение? Местер Нико! Вот что пришлось мне услышать!.. Однако же Агнета постаралась, чтобы мы дважды в неделю получали свежий хлеб. Стало быть, Нико все-таки на что-то да сгодился! Похоже, Нико это занятие пришлось по вкусу, и все в селении заговорили, мол, сынок-то кузнеца Олрик выучился вдруг считать, хоть все знали, что прежде был он один из тех, кто складывал два и два, а получал три!
Мало-помалу Нико уже два раза в неделю до полудня держал школу для девятерых детей из Глинистого. Да еще Дина с Розой тоже ходили с ними, хоть я и шумел, и ругался из-за этого.
— Нам никак без них не обойтись! Работы тут невпроворот!
— Не вмешивайся в это, Давин! — твердо сказала мама. — Розе нужно научиться читать и писать. Да и Дина может помочь с малышами. — Она пронзительно глянула на меня. — Да и тебе, Давин, право, не помешало бы ходить вместе с ними. Не потому ли ты злишься, что и сам ведь не больно-то силен в грамоте, прямо скажем — ты и буквы не все знаешь.
Но тут я провел границу между нами. Мне сесть на школьную скамью и, затаив дыхание, слушать разглагольствования Нико о том, как читать по складам? И речи об этом быть не может. Никогда! Через мой труп!
Косые взгляды
Был школьный день. Нико и девочки ранним утром ушли, а мы с матушкой остались одни: поить лошадей и кормить кур, и лущить бобы, и собирать топливо для очага, и вообще делать самим еще много чего, даже если Его надутое Погань-Величество торопится играть в сельского учителя.
На этот раз дел было невпроворот, и я позднее обычного вышел взглянуть на свои силки. В третьем была неосторожная водяная крыса, уже дохлая. «Нет, мы еще не так голодны», — подумал я и нагнулся, чтобы распустить петлю. Чья-то желто-зеленая голова, шипя, толкнулась о мою руку, и я так перепугался, что споткнулся и упал навзничь, а потом уселся в каком-то низком, мокром и колючем кустарнике ежевики. Уж! Злобный и быстрый, как молния, но не ядовитый! Хорошо еще, что не медянка! Но если даже клыки ужа не ядовиты, они все же остры. И уж явно примеривался к водяной крысе как к своей добыче. Я перерезал веревку и оставил крысу змее.
Но с охотой на сегодня было покончено. Я был в земле, в грязи, промок насквозь, а одна рука кровоточила. Она вся была в колючках ежевики. И, само собой, зарядил дождь. Да, денек и вправду выдался удачный.
Внезапно я увидел Дину, идущую под дождем. Лицо у нее было какое-то чудное, и непохоже было, что она идет домой.
— Дина! — воскликнул я. — Ты куда?
Она остановилась и неуверенно огляделась.
— Это ты, Давин?
— Да, — ответил я. — А кому здесь и быть?
Ни слова не вымолвив в ответ, она постояла, не спуская с меня глаз, словно желая до конца увериться, что это и в самом деле я.
— Ты куда? — повторил я.
— Домой!
— Дина, домой по той дороге, — показал я.
— Да! — с готовностью подтвердила она, словно не держала путь точнехонько в другую сторону.
— Почему ты возвращаешься домой сейчас? Неужто ученый Местер Нико уже покончил со своими школьными фокусами на сегодня?
На краткий миг она стала прежней.
— Зачем ты вечно нападаешь на Нико? Тебе ведь по вкусу хлеб, что он нам добывает.
— Да, и он ест кроликов, которых ловлю я. Только бы ему самому не видеть кровь на своих руках.
— При чем тут кролики?
— Ни при чем!
Я смахнул капли дождя с ресниц.
— Что, уроки в школе кончились?
Она вновь словно окаменела.
— Нет, — только и ответила она, снова пускаясь в путь.
— Дина, погоди! Что-то случилось?
— А что могло случиться? Мне попросту стало худо.
Неужто она плакала? Или это капли дождя на ее лице?
— Дина, что стряслось?
— Я ведь говорю — ничего. Только живот заболел…
Она пошла. «Теперь хотя бы она идет к хижине, — подумал я. — Может, у нее и впрямь живот заболел. С кем не бывает?»
Но мне все же хотелось позднее расспросить об этом Розу.
— Не знаю, — ответила Роза. — Нам было дано задание — писать буквы на тех глиняных досках, что делала для нас Ирена. Дина уронила одну из них, так что доска разбилась вдребезги. И тогда она взяла и ушла.
— Ну… может, кто-то выругал ее? Нико или кто-нибудь другой?
— He-а! Нико почти никогда не ругается.
— Разве она не радуется всей этой канители со школой?
Мне хотелось верить, что школа была чем-то важным для Дины. Она сама обычно так прилежно читала, писала, и, в отличие от меня, ей все это было по нраву.
— Да… — словно бы чуточку запнулась Роза.
— Да, но?.. — спросил я. Потому что, как мне послышалось, это «но» витало в воздухе.
— Самые младшие — Катрин и Бет — они немного боятся ее. Они вроде замечают, что она не привыкла водиться с другими детьми. И хотя у Дины — по-настоящему — уже нет взгляда Пробуждающей Совесть, все-таки в ней по-прежнему есть что-то… что-то необычное.
Я вздохнул. «Обычное» никогда не было словом, которое можно было бы применить к Дине. Почему бы ей не попытаться стать иной? Порой она меня просто раздражает. Почему бы ей хоть чуточку не порадоваться? Почему она вечно бродит, повесив нос, и такая странная, что никому не хочется поболтать с ней и получше ее узнать? Так друзей не заведешь.
Несколько дней спустя я поругался с Розой, да так, что пух и перья летели.
Началось это с каких-то слов, сказанных Иреной, когда я пришел, чтобы вернуть одолженные нам вилы.
— Вы хоть как-то справляетесь, Давин? — спросила она и испытующе глянула на меня.
— Да! — ответил я. — Все идет как по маслу.
— И у вас ни в чем недостатка нет? И еды и прочего хватает?
— Да! Нынче у нас есть и хлеб, и куриные яйца.
— Я вот к чему — будете в чем-то нуждаться, только скажите! Я уверена: мы что-нибудь придумаем.
Почему у нее такой странный вид? Будто она что-то недоговаривает…
— Ни в чем мы не нуждаемся, — с обидой ответил я. Само собой, в чем-то мы нуждались, примерно в тысяче вещей сразу; но все это мы сами могли раздобыть или заработать. — И милостыня нам не нужна!
Я старался не думать о том, как дешево обходится нам житье в хижине Ирены.
— Боже упаси! — воскликнула Ирена. — Все это не в обиду сказано, а только чтобы помочь! Тут многие огорчатся, если вам придется уехать!
Что еще за болтовня? И она снова окинула меня этим своим чудным взглядом. Что-то тут явно происходило, что-то важное, чего я по-настоящему не заметил.
Ирена проводила меня до дверей. По другую сторону площади стояла Минна с постоялого двора, и при виде меня лицо ее заметно вытянулось. Я учтиво поздоровался, но она не ответила. Она лишь стояла, злобно глядя на меня.
— Что я ей сделал? — спросил я.
Ирена замешкалась.
— Ничего, — ответила она, выждав. — Она просто не в духе, потому что у нее пропало несколько кур. Верно, их утащила лиса.
Да, все это куда как странно. Почему Минна злится на меня, если лисица утащила ее кур? Я попрощался с Иреной и в недоумении отправился домой.
Я уже подошел к околице, как вдруг что-то твердое ударило меня по плечу. Я оглянулся, но не заметил никого и ничего. Однако тут вновь в воздухе просвистело, и на сей раз я увидел, что кидают и откуда свист. Наверху на яблоне арендатора Андреаса сидели двое наглых сынков башмачника и кидали в меня зелеными яблоками.
Я усмехнулся. Вон что! Стало быть, это они тут от безделья озорничают. Ну и задам же я, мальчишки, вам за такие дурацкие проказы! Я вам покажу! И быстренько подняв одно маленькое яблочко, я замахнулся, чтобы швырнуть его в ответ.