ЧУДЕСНЫЕ МИНЕРАЛЫ
Уезжая на Ишкульский кордон, Люся, прощаясь с девочками, подтолкнула вперёд свою подругу Нелю:
— Теперь она с вами будет всюду ходить.
Через день после отъезда Люси, окончив свои занятия, Неля собрала девочек, зашла за мной и повела нас в лес.
У линии железной дороги Оля нашла блестящий серебристо-зелёный камешек. Он, как слюда, разделялся на отдельные чешуйки.
— Это тальк, — сразу определила Неля. — Его кто-то занес сюда. Ближайшие месторождения талька находятся у северо-западной границы заповедника. Значение талька очень велико. Благодаря своей огнеупорности он стал необходимейшим материалом металлургических заводов, для плавильных и мартеновских печей. В этих печах поддерживается очень высокая температура — до 1500°. Печи, сложенные из простых кирпичей, быстро трескаются. Печи же из обожжённых тальковых кирпичей отличаются большой долговечностью.
Тальк нужен и бумажной промышленности. Его прибавляют в древесную массу, и получается высокосортная бумага — белая, блестящая, плотная, на которой не расплываются чернила.
Тальк плохо проводит тепло и электричество. С примесью талька изготовляют высшие сорта толя (просмоленный картон для крыши), отличающиеся малой теплопроводностью.
Применяется тальк и в резиновом производстве. Листы каучука при малейшем нагревании склеиваются. Чтобы избежать, этого, каучук засыпают порошком талька. Этот минерал применяется и в красильной, кондитерской, парфюмерной, химической промышленности и в производстве карандашей.
Тальк в высшей степени интересный камень — самый мягкий в мире. Особое свойство талька, — продолжала свой рассказ Неля, — это его съедобность...
— Съедобность? — девочки удивлённо посмотрели на будущего геолога.
— Да. Многие народы Африки, Азии, Южной Америки, находящиеся во власти империалистических хищников, туземных капиталистов и помещиков, не имея в достаточном количестве хлеба, употребляют в пищу различные минералы, главным образом, белую глину и тальк, несмотря на высокое плодородие земли. В маршаллизованной Западной Европе, доведенной американскими монополистами, поджигателями войны до обнищания, распространена подделка молока, сливок, муки, сахарной пудры путём примешивания талька, гипса, белой глины.,
Идёмте теперь на слюдяные копи. Только идите за мною, не расходитесь по сторонам. Мы направимся сейчас вдоль болота. Предупреждаю, будьте осторожны, — заключила Неля.
...Девочки думали, что они хорошо знают этот незначительный, как им казалось, минерал. Но слюда оказалась совсем не такой, какой они представляли её себе. Крупные кристаллы её имели вид ромбовидных пачек, расщеплявшихся на множество тончайших прозрачных листочков. А они-то раньше каждый такой листочек считали за отдельный кристалл.
— Эта копь называется Мусковитовой, — сказала Неля, — по названию белой слюды.
А вот и копь № 66. Гигантские пачки чёрной слюды достигают в ней до полуметра в диаметре. От ослепительного блеска её мы щурили глаза.
— Кое-где, — рассказывала Неля, — чёрная слюда биотит превратилась в вермикулит — слюду, содержащую в себе много влаги. Она при подогревании сильно вспучивается. Вода, входящая в состав её молекул, превращаясь в пар, раздвигает листочки слюды. Пластинка слюды, толщиной в бумажный лист, превращается при нагревании в пачку листиков толщиной около 1 сантиметра. При обжигании вермикулит увеличивается в объёме в 18—20 раз. При этом он меняет свой чёрный цвет на золотисто-жёлтый, что придаёт ему сходство с золотым самородком.
Вермикулит Ильменских гор — это ценная слюда, хороший электро, тепло- и звукоизолятор, нашедшая себе большое применение в промышленности нашей страны.
...Девочки отдыхали, вспоминали разнообразные, красивые и оригинальные камни Ильменских гор.
ИЛЬМЕНСКИЕ ГОРЩИКИ
— Мы сегодня узнали, — сказала Зоя, — что в привокзальном посёлке...
— В посёлке «Труд», — пояснила Зина.
— Не говорите все сразу, — вмешалась тут Рая.
И, наконец, Маруся докончила: — ...в посёлке «Труд» живёт старушка, которая хорошо знала семью горщиков Лобачёвых и горщицу Павелиху. Дедушка Кутейников — тот, что у ворот сторожем работает, — обещает нас к ней проводить. И мы хотели вас спросить, не пойдёте ли и вы с нами.
Я с удовольствием согласилась.
На другой день мы отправились в посёлок. Шествие возглавлял дедушка Кутейников.
За Кутейниковым стройными рядами выступали девочки. За ними шли пионервожатая Клава и я.
Вот и посёлок. Улица 8-го марта, дом Мухиных, где живёт старушка Наталия Михайловна Бухарина.
Она пригласила нас на большую террасу, рассадила на скамьях и стульях. Уселась и сама.
— Что же вам рассказывать, девочки? — спросила она. Стара я, всё забывать стала. Да и давно это было, о чём знать хотите.
— Много у нас камней было... Больше всех находил их Тимофей Лобачёв. Как наступит весна, растает снег, он скорее в лес, в те горы, где теперь заповедник. Наденет старый тулуп, шапку, рукавицы, возьмёт лопату, топор, молоток, железный ковш, чтобы промывать шлихи. На спину мешок с сухарями закинет. По целым неделям жил в лесу, в землянке либо в шалаше.
Неграмотный он был, а учёным людям, бывало, показывал «приметы» — где и как камень самоцветный искать. Знал он, Тимофей Лобачёв, в какой породе какой самоцвет бывает, а с какими камнями никогда и не встречается. Он от отца все эти повадки камня узнал. С детства камешки искал, опыт большой к старости приобрёл. Много он находил драгоценных камней — и среди речной гальки, и в корнях упавших от бури старых деревьев.
Наталия Михайловна умолкла, потом опять продолжала:
— Особенно много добывали камней Лобачёвы около озера Аргаяш. Там и сейчас сохранились Лобачёвские копи... Слыхали?
— Слыхали, даже были на них, бабушка.
— Про Павелиху вам тоже интересно? Помню и её. Я ещё замуж не выходила, а она уже немолодая была. И всё камешками занималась. Бывало, мимо нашей избы рано утром проходит. Прямая, высокая, в тёмном платке, с котомкой за плечами. Не женское это дело — горщиком быть. Но, говорили, она ловко орудовала и кайлом и киркой. И в старые копи и закопушки и в овраги за камнями лазила, отыскивала «гнёзда», где в глине самоцветы лежат. Говорили тогда люди: «Павелиха слово такое знает, потому и камни находить может»... Да дело-то не в слове. Она толк в камнях знала и любила камни. До конца жизни с ними не расставалась: бывало, уже моченьки нет, а всё камни раскладывает, перетирает, пыль с них сдувает, любуется ими. А изба у неё какая была, вы бы повидали: вся в камнях, словно музей. Солнышко как заглянет в окно, так всё в ней засияет...
Наталия Михайловна задумалась.
— Память-то у меня плохая стала. А вот сказку о камнях я вам расскажу. Когда-то в молодости слышала. Бывало, в долгие зимние вечера соберутся у нас или у соседей старики — горщики да старатели. И каких только сказок да присказок не рассказывали! А мы, ребята, притаимся где-нибудь в углу, на полатях или на печи: слушаем, даже кашлянуть боимся...
Наталия Михайловна потуже завязала кончики белого платочка, откашлялась и медленно, нараспев принялась рассказывать:
— Жил был царь Семигор. Было у него семь гор: гора золотая, гора платиновая, железная, медная, хрустальная, мраморная, самоцветная. Самоцветная — это наша Ильмен-гора. Было у царя и семь дочек. Все красивые, румяные — кровь с молоком, глаза тёмные, косы чёрные.
А младшая дочка, седьмая — тоненькая, беленькая, коса русая, очи голубые, что лазурь камень или вода в Ильмен-озере. Больше всех любил царь свою младшую дочку Дарьюшку.
Подросли дочки, и царь выдал замуж их всех, кроме младшей. Дал он им в приданое: одной дочке золотую гору, другой — медную и так каждой по горе.
А гору самоцветную, Ильмен-гору оставил младшей дочке, любимой Дарьюшке. Жаль ему было с дочкой расставаться и не хотел он её замуж выдавать. А всем женихам, которые к ней свататься приходили, ставил условие: тот будет её мужем, кто отыщет самоцвет-камень такой же голубой, как глаза Дарьюшки. Так и разогнал он всех женихов: никто не мог найти такого камня.
Пошла раз Дарьюшка на свою самоцветную гору гулять. А там пастух стадо пасёт, на рожке играет. Одет плохо, в лаптях, но Дарьюшка приметила, что он и лицом пригож и на речи умён. А он с Дарьюшки глаз не сводит. Стала дочь царская на гору ходить, с пастухом речи вести. Узнал про то царь Семигор, рассердился: велел схватить пастуха и в глубокую пещеру в той горе посадить.
Сидит Иван-пастух в пещере да копает по углам: много камней-самоцветов нашёл.
Раз принесли ему обед — хлеб с водой, а он и передаёт царю Семигору, что он нашёл камень такой же голубой, как глаза его дочери Дарьюшки. Обрадовался царь Семигор, что нашли, наконец, такой камень. И тут же испугался: какой же жених Иван-пастух для его дочери?
И придумал Семигор, как избавиться от дерзкого пастуха. Он велел ему передать, что он, царь, сдержит своё слово — выдаст замуж свою младшую дочь за того, кто найдёт камень такой же голубой, как её глаза. Но муж такой прекрасной царевны, как Дарьюшка, должен быть лучше и умнее других, а он, Иван, только простой пастух. Пусть же он покажет всем «что-нибудь такое, чего никто не знает и что всех удивит». Тогда он будет достойным мужем Дарьюшки.
Долго думал бедный пастух, сидя в тёмном подземелье. И как-то вдруг вспомнил он, что ещё мальчиком, пася скот и греясь у костра, он узнал такой камень, о каком, наверно, не знает ни царь, ни его придворные.
Передал Иван царю Семигору, что знает такое, чего никто не знает и что всех удивит.
Собралось много народу, сели все кругом, а посередине велел пастух костёр разжечь. Вышел к костру и бросил в него большой кусок чёрной слюды, который он нашёл в пещере. И вдруг камень стал расти и вырос чуть не с гору. Все испугались, бежать бросились, и царь Семигор с ними.
Только одна Дарьюшка не испугалась. Когда царь вернулся, то она сидела рядом с Иваном-пастухом и ласково с ним разговаривала. А перед ними лежал большой слиток золота.
Так и пришлось царю Семигору отдать свою дочь за Ивана-пастуха. И с тех пор люди узнали камни, которые таила в себе Ильмен-гора. гора самоцветная.
Вот и вся сказка о золотом камне, — закончила Наталия Михайловна.
— Что же это за камень такой? — спросила я.
— Да это же слюда вермикулит, — хором ответили девочки.
Поблагодарив приветливую старушку, мы вышли на улицу. Я проводила девочек на вокзал. И когда поезд отправился, медленно пошла в заповедник. Всё думала о любознательных магнитогорских школьницах, так живо напомнивших мне моё детство.
И, наконец, пред нами цель нашего путешествия — озеро Ишкуль, типичное горное озеро, уединённое, дикое и живописное. Берега его извилисты и каменисты. Со всех сторон его окружают высокие крутые горы. У подножия одной из них вырублен лес, и на образовавшейся площадке поставлено два маленьких домика. Издали, с озера, они кажутся совсем игрушечными.
— Который же «геологический»? — спрашивали студенты, ещё не бывавшие здесь.
— А вот угадайте, — отвечала, смеясь, Неля.
Подошли ближе. Балкон одного из домиков увит гирляндами пёстрых садовых цветов. А вся завалинка второго уложена разнообразными образцами пород и минералов. Без малейшего колебания мы вошли во второй домик. Посреди обширной комнаты — плита, несколько кроватей, два стола, заваленных образцами минералов. На обширных полках, по стенам и под потолком, на подоконниках, на полу, в ящиках — всюду камни и камни.
Гостей встречает лаборантка Нина с детскими ямочками на румяных щеках, с длинными русыми косичками. Она сообщает, что здесь с половины июня и до половины сентября помещаются геологи с лаборантами, в настоящее время им помогают две свердловских студентки и ленинградские студенты. Сейчас все они на работе. Она дежурная: осталась дома хозяйничать.
Студенты, с облегчением освободившись от молотков и рюкзаков, спешат на озеро купаться. Я остаюсь с Ниной. Её почти детские руки ловко, привычными движениями, быстро-быстро перебирают камни, которые она берёт из ящика и раскладывает в кучки на столе.
Нине 16 лет. Она любит камни, работает лаборанткой, учится в вечерней школе, хочет стать геологом.
К Нине заходит Зоя, дочь наблюдателя Крылова, на год моложе её. Зоя учится в школе в городе, лето проводит дома, на кордоне, сопутствует вместе с Ниной геологам в их походах, вместе с Ниной мечтает о работе геолога.
С интересом наблюдала я жизнь студентов на практике. Дни пролетали быстро и незаметно, в упорном, но радостном и приятном труде. Как и работники заповедника, студенты соблюдали твёрдый режим: ранним утром подъём, завтрак, приготовленный дежурными, и потом целый день работы. Иногда, если далеко уходили, не приходили и на обед. Выполняя свои задания, студенты в то же время помогали и геологам, собирали минералы, описывали копи, нашли замечательное месторождение горного хрусталя. Чудесные друзы его долгое время украшали скромное жилище геологов.
Под вечер вся дружная семья студентов возвращалась, усаживалась ужинать у костра. А потом, словно набравшись новых сил, все шумно и весело спешили к озеру, быстро сталкивали в воду чёлны, лёгкие и тонкие, словно ореховые скорлупки. Студенты на ходу вскакивали в них, брались за вёсла. Пустынное озеро разукрашивалось целой флотилией лодок, и над тихими водами его раздавалась могучая любимая песня советской молодёжи:
«От края до края, по горным вершинам,
Где вольный орёл совершает полёт,
О Сталине мудром, родном и любимом
Прекрасную песню слагает народ...»
После прогулки садились пить чай тоже у костра. Я нередко сопровождала студентов в лес, на изыскательные работы, помогала им готовить пищу, участвовала в беседах у костра. Здесь я услышала немало интересных рассказов. Особенно мне запомнился один из них.