Средневековая история. Тетралогия - Гончарова Галина Дмитриевна 11 стр.


— Два года.

— Дура. Детей нет?

— Н-нет…

— Это плохо. Ты не бесплодна?

Анна покачала головой.

— Лонс приносил настойку…

— А, вот оно что.

— Хотел просить моей руки у батюшки…

Шут только фыркнул.

М-да. Король, отдающий свою дочь незнатному учителю, наследному дворянину, но без поместья

10

?

Очень смешно!

— Ладно. Завтра я скажу, что он спер драгоценности и сбежал. Скандал поднимать не будем.

Анна уставилась на шута слегка пьяными глазами.

— Вы не…

— Я — не. Губить тебя не в моих интересах. Если сама не проговоришься — я промолчу. Гардвейгу лишний скандал ни к чему, да и с Эдом нам дружить надо. Ты вроде тоже не дура, свою выгоду понимаешь. Но чтобы больше ни с кем, поняла?

Анна кивнула.

— Глупо по мелочам хватать, если корона может быть…

— О, да ты не безнадежна? Видимо, что-то от отца передалось.

Анна кивнула.

— я буду молчать. А если Лонс…

— Кто ему поверит? Кто еще знает о вас, кроме пастера?

— только пастер.

— Он куда-то вас записывал?

— Нет. Лонс уговорил его…

— Небось, деньгами уговаривал. Ладно. Старался он о себе, но выиграла от этого ты. Я все проверю — и если нигде никаких бумаг — молчи. Даже если на куски резать будут — молчи. Ты девушка. Невинная, как дочь Альдоная. Поняла?

Анна кивнула.

— Гардвейг если что не пощадит.

— Вот об этом и думай.

Шут похлопал ее по щечке.

— а теперь ложись спать. Утро вечера умнее.

Анна кивнула. Потянула за шнуровку корсажа. И даже не заметила, в какой момент страшный человек пропал из ее спальни.

Пропал — и пропал.

Лонс тоже сбежал. Так что теперь надо быть очень осторожной. Очень…

Вот бы этот Рик на ней и правда женился…

Крепкое вино делало свое дело. Анна быстро заснула.

И ей снились балы, драгоценности и сонм кавалеров, кружащих вокруг нее. И у каждого было или лицо Лонса — или лицо королевского шута.

* * *

Лиля (она все чаще думала о себе, как о Лилиан — и это не вызывало внутреннего отторжения) с удовольствием оглядывала гостиную.

Неделя. Всего неделя, а какой результат?!

По дому не осталось ни одной розовой тряпки. Вообще. Ну, не считая платьев Лилиан. Вся обивка была безжалостно (ладно, осторожно и бережно) содрана со стен — и часть ее, причем очень незначительная, пошла в качестве оплаты за работу. Лиля вообще отдала бы все — розовый цвет ее не просто бесил. Женщина уже начинала сочувствовать испанским быкам. Но Эмма мягко и решительно заметила:

— Графиня, так ведь деньги ж огромные плачены!

Насколько огромные, Лиля не знала. Но все-таки додумалась уточнить, где у нас (уже у нас, вживаться-то надо!) делают подобную ткань. Осторожно, недомолвками, намеками… хотя Эмме намекать долго не приходилось. Ох, не простым человеком была вдова Матти. Оказалось, что шелк (Лиля была в шоке — ЭТО — ШЕЛК!?) делают только в Эльване. И то — только на границе с Варийским Ханганатом. Видимо, отец расстарался. Прислал для доченьки. Владелец верфей все-таки человек богатый, да и редкости может себе позволить. После этого Лиля недрогнувшей рукой выделила три квадратных метра — на три платка самым усердно работающим женщинам. А всем остальным раздала медную мелочь. Оказалось — этого от нее тоже не ждали. Эмма смотрела очень укоризненно. Мол, лучше бы продуктами или еще чем…

Но дело было сделано.

Что приятно — под дурацкой обивкой оказались темные дубовые панели. Да, чуть мрачновато, но Лиля все равно распорядилась как следует отскрести их от пыли и натереть воском. Отполированные они выглядели намного лучше. А под толстым слоем соломы и грязи на полу — старинные каменные плиты. Кажется даже мраморные. Которые тоже стоило отчистить, чтобы они показали свою красоту. Да, мрачновато. Но все лучше, чем дикая розовая капуста.

Что-то у нее не получалось. Что-то шло не так. Но лиха беда начало.

Лучший способ похудеть — диета и упражнения.

Диету Лиля себе обеспечила.

Упражнения?

Уборка тоже очень подходит.

Отмывалось все, на что падал Лилин взгляд, а она носилась по всему замку. Бальный зал?

Открыть, проветрить, вымести пыль, выкинуть дохлых мышей.

Гостевые комнаты?

Пока закрыть. Пыль вымести, а так — черт с ними. Пусть стоят запертыми. Не нужно нам гостей.

Малый зал? Игровая? Дамская комната?

Ободрать все розовое и все тряпки. К черту!!! Кто такой черт?! Разновидность паука! Осторожнее болваны, порвете — головы поотрываю, не отдирайте, а осторожно вынимайте гвоздики… И мыть, мыть, мыть!!!

Вымывалось все.

Даже «туалет».

Кроме того Аля распорядилась поставить на заднем дворе стандартный армейский туалет типа сортир с буквами «М» и «Ж» — на три очка каждый. И заявила, что любой, кто справит нужду в доме, а не там — будет выдран как сидорова коза.

Подтвердить это ей пришлось в тот же день, когда она застала Питера на месте преступления. Грубо говоря, слуга просто мочился на стену.

Дубовую, кстати говоря! С резными панелями.

Женщина не стала поднимать шум. Или ломать парню кайф. Зачем?

Она тихонько отошла за угол… ну почти тихо, не с ее весом пока порхать пушинкой и отправилась к ребятам из охраны.

Стражники вернулись в замок и были весьма этим довольны. Так что когда Лилиан кивнула на Питера и сказала — десять плетей — спорить никто не стал. Хотя она потихоньку попросила бить так, чтобы не просекать кожу.

Не из милосердия.

Просто лечить придурка ей не хотелось. И так пришлось еще пару раз съездить в деревню, осмотреть ребенка. Но малыш поправлялся нормально, заражения не было, его мать смотрела на Лилю, как на икону…

И… Лиля не хотела идти на конюшню, наблюдать за наказанием… но пришлось. Все должны были знать, что баба сказала — баба сделала. И никак иначе.

Ей требовалось безоговорочное послушание. Пока его обеспечивал титул, плюс ее звание замужней женщины, ну и призрак графа на горизонте. Ребята с топорами и убедительными мышцами. Из старой стражи Лиля нашла только двух человек — остальные плюнули и просто откочевали отсюда по принципу — воина меч прокормит, а воин прокормит семью. Они вовсю муштровали новобранцев, когда выпадало свободное время, но и они, и Лиля отлично понимали — это капля в море. Только вот пренебрегать даже капелькой она не могла. Просто не могла.

— госпожа графиня…

— Эмма?

Лиля повернулась и улыбнулась женщине. Вот уж без кого она бы в жизни не управилась. Насидевшись в деревне Эмма с огромным удовольствием отряхнула навоз с юбок и взялась за дело. Она строила, командовала, ругалась, скандалила… Лиля могла бы и сама. Могла.

Но зачем?

Правильно — не организовать все самой.

Правильно — найти того, кто сделает это за тебя.

Эмме все это было в удовольствие. А Лиля еще и писала. Да, она контролировала работу, да, она ругалась, но по большей части она сидела в библиотеке и писала, разбрызгивая дурацкие грязные чернила гусиным пером. Все, что помнила из медицины. Потому что знания… если их не использовать, не повторять — они отмирают. Увы… Два дня. На третий она поговорила-таки с кузнецом. Симпатичный детина формата «шкаф ативернский» понял все с первого намека.

И после пяти минут рисования на земле даже согласился выковать ей несколько перьев. Если получится. Слишком уж тоненькая работа. Мол, попробую, госпожа графиня, только не велите казнить, ежели что не так. Уж больно работа тонкая, не по моим рукам. Аля подумала и кивнула. Попробуйте. Если нет — вы все равно нужны. Я просто найду того, кто справится.

А почему нет?

Металлическим пером писать удобнее. Спросом оно пользоваться будет. Еще надо бы чернильницу-непроливайку. А почему нет?

Не идеально, но в дороге, для купцов, моряков…

Кузнец идею понял и обещал попробовать сделать. Как только с перьями закончит и тоже в большом объеме. Это-то ему было по плечу.

Зачем?

Ну… надо же на что-то поднимать хозяйство. А гусиные перья, хоть и выглядят красиво, но писать ими — озвереешь. Вот как бы еще извернуться и патент обеспечить…

— госпожа графиня, прибыл пастер Воплер.

Тьфу!

Лиля быстро прошлась по своим воспоминаниям.

Пастер… вырисовывалось что-то очень смутное. Кажется, Лиля была твердо уверена, что солнце светит миру из ее… талии. Поэтому сама она к пастеру ездила не часто, предпочитая молиться дома. А тот… тот тоже не питал желания часто видеть такое сокровище. Тем более, что на церковь отстегивал Эдор — и сущие копейки.

А теперь, видимо, прослышав об отъезде управляющего, товарищ решил посмотреть на происходящее.

А если вспомнить опыт своего мира… Не только посмотреть. А то вдруг еще чего и поиметь удастся? Если баба-дура…

А вот в пастеры шли далеко не дураки. Любой священник по определению:

— образован на неплохом уровне для своего времени;

— подкован в богословии;

— умеет давить на психику, возможно даже обладает начатками гипноза, потому как верит в это всей душой;

— способен незаметно трясти информацию из прихожан.

Короче — крестец.

Общаться с ним долго нельзя априори. Расколет. Это для крестьян она графиня, пусть и с заездами на всю крышу — так они ее и видели-то раз в год! Для Эммы… ох, хитра дама…

А вот священник… но что же делать, что делать… надо бы его испугать, но не обидеть, никак не обидеть… потом-то он пригодится, обязательно…

— Ладно. Пусть ждет. Угостите его там чем есть…

— Вареные овощи, госпожа. Каша с мясом. Черный хлеб. Вы же приказали…

— Вот и подайте это, — Лиля фыркнула. В глазах Эммы плясали веселые искры. Ну да. Диету надо соблюдать. Посему на все вкусности был наложен строжайший запрет. Даже ключи от кладовки с провизией Лиля отдала Марте. Подальше от искушения. А то желудок твердо вообразил себя чем-то вроде бездонной бочки и требовал заполнения.

— а вы не переоденетесь, госпожа?

Лиля только вздохнула. Она сильно подозревала, что Эмма умнее, чем показывает. И ее очень интересуют странности в поведении хозяйки. Но…

Выгода!

Все упирается в выгоду!

Пока люди понимают, что с ней лучше, чем без нее — ей не дадут пропасть.

Но с пастером ссориться нельзя. Подозрений вызывать — тоже. Религия в средние века — это мощная сила.

Но и денег она ему не даст. Перетопчется!

Лиля сильно подозревала, что это как с цыганками — потом не отвадишь.

— Марту ко мне кликни. Или кого из девчонок, — женщина вздохнула и потопала в гардеробную. Выбирать самое откровенно дурачье платье.

Чтобы напялить все полагающееся, потребовалось где-то полчаса. Лиля нервничала, шипела на служанку и топала ногой. Чай, не богадельня, чтобы так копаться!

Итак!

Что требуется?!

Да выпроводить гада! Так, чтобы ему и возвращаться не захотелось. А что не переносят мужчины?

Скандалы, слезы и истерики. И плевать, какой там век на дворе. Психическая дура — в любом веке страшная сила!

Аля золоченной копной вплыла в гостиную. И впилась глазами в пастера Воплера.

Ну, что тут скажешь. Обычный мужчина. Не страшный, но и не красавец. Лицо простоватое. Но телосложение при этом неплохое. Руки вполне аристократические. М-да…

Либо чей-то отпрыск? Выучили и запихнули в глушь?

Память Лилиан Иртон отвечать отказывалась. Такие мелочи, как сельский священник графиню не волновали. Конечно, он же несъедобный.

Лиля еще пыталась вспомнить, а тело само выполняло все предписанное. Опустилось на одно колено, рука выполнила знак Альдоная…

— Благословите, отче.

Пастер неторопливо поднялся из кресла, подошел и положил руку ей на голову.

— Благословляю тебя, дитя света.

Интересно, руки он мыл? Хотя бы раз за неделю?

На этом церемония приветствия была закончена и обе высокие стороны плюхнулись по креслам. Лиля — грузно, пастер более изящно. И посмотрели на стол.

Тот откровенно не радовал.

На выскобленном до блеска старом серебре лежали гречневая каша с мясом, черный хлеб был нарезан ломтями, овечий сыр громоздился небольшой горкой. В большой супнице аппетитно пахли тушеные овощи.

Вполне приличный обед на Алин взгляд. Но пастер смотрел на это с отвращением.

— Дитя мое, до меня дошли странные слухи…

Лиля вздохнула. Крупные глаза наполнились слезами.

— Отец мой, это такая трагедия! Такая потеря для нас!!!

Слезу хлынули потоком. Стоило только подумать о родителях — и словно шлюз открылся.

Лиля жаловалась вслух на негодяя-управляющего, который бросил ее в трудный момент на потерю ребенка, на горе-мужа, который бросил ее здесь, на безденежье, на… да на все, включая плохой урожай репы… на десятой минуте пастер затосковал.

На двадцатой — ему явно стало грустно. Но Лиля не собиралась так просто его отпускать.

Нет уж. Ты у меня надолго сюда дорогу забудешь, гад. Пока сама не позову. Да и потом подумаешь. Лучше уж читай проповеди о женской дури.

Что-что, а истерики Лилиан Иртон всегда удавались. Аля просто использовала это в своих интересах. Стоит начать ныть, какая ты обиженная-покинутая-брошенная — и дело пойдет! Да еще как пойдет!

Весело, живо, с огоньком…

Лиля не давала бедняге ни поесть, ни встать. Ее натурально сотрясали рыдания, пастер попытался ее поднять, но добился только того, что Лиля скатилась на пол у его ног и осталась там, намертво вцепившись в рясу (ей же и нос вытереть можно). И скулила, ныла, выла, пока пастер не потерял всякое терпение и не кликнул прислугу.

Эмма влетела так, что Лиле стало ясно — подслушивала под дверью. И захлопотала вокруг Лили, причитая что-то вроде «Ой, божечки, до чего ж госпожу-то довели…». Марта и Мэри усугубили ситуацию — и пастер поспешил откланяться.

Стоило зеленой рясе скрыться, как Лилиан поднялась с пола, деловито отряхнулась и выставила за дверь Мэри. Мол, сходи, принеси водички умыться.

— Марта, хватит прыгать вокруг меня. Проверь кухню, пожалуйста. Эмма, милая, отправь кого-нибудь в деревню, проверить, как дела у кузнеца.

Нам нужно очень многое, а успеваем мы так мало…

— Госпожа, до осенней ярмарки мы успеть должны…

— Надеюсь.

И уже про себя.

Надеюсь, что пастер больше сюда не припрется. Но на всякий случай надо запустить утку, что я решила ограничивать себя во всем. Не могу обжираться, когда мои люди голодают.

Или что-то еще в этом духе.

Есть вещи, которые лучше не озвучивать. Окружающие целее будут.

* * *

Женщина идет по темному лесу. В первый раз ей было страшно. Сейчас же… ее ведет гнев. За своего птенца любая курица — зверь.

Вот и та самая хижина. И та самая поляна.

— Морага!

Голос женщины звенит гневом. И старая ведьма появляется из дома.

— Что ты сделала с госпожой Лилиан, гнусная шильда!?

На лице Мораги появляется удивление.

— Что с ней не так?

— Ты знаешь! Она стала совсем другой!

— Ты хочешь сказать, что я ее подменила?

— Нет! — служанка теряет напор. — Нет. Но она — другая…

— Она изменилась, да. — ведьма не знает в чем дело, но лучшая защита — нападение. И она атакует. — Но что ты хотела?! Она потеряла ребенка, была на грани смерти, насильственно вернулась к жизни! Кто бы остался прежним?!

Назад Дальше