— Как все-таки обидно, что мы не можем ее потрогать, — пожаловалась Эмма.
— Зато мы живем с ней под одной крышей! И нас таких всего двое на свете!
— Миссис Франквайлер тоже жила с ней под одной крышей. Она наверняка трогала ее…
— Ага, и обнимала, — ухмыльнулся Джимми.
— Вот она точно знает, Микеланджело это или нет!
— Еще бы ей не знать! — Джимми обхватил себя руками, склонил голову набок и мечтательно забормотал: -
Каждое утро, просыпаясь, миссис Франквайлер крепко обнимала статую, заглядывала ей в глаза и говорила: «Ну, детка, скажи мне, кто тебя изваял?» И вот в одно прекрасное утро…
— Ну все, хватит! — оборвала его Эмма. — Я не желаю больше этого слушать!
И, демонстративно отвернувшись от брата, она снова уставилась на «Ангела». Но тут из зала итальянского Ренессанса послышались шаги. Это охранник спускался по главной лестнице!
Сердце у Джимми заколотилось вдвое быстрее. Конечно, в воскресенье музей открывается поздно, вот они с Эммой и потеряли бдительность. Давно пора сидеть в укрытии, а они крутятся в центре зала… да еще эта подсветка — «убицца»!
Джимми схватил Эмму за руку и затащил за будочку, из которой желающим выдавали напрокат плейеры с наушниками и кассеты для самостоятельных экскурсий. Они присели на корточки, затаились в полумраке, но все равно чувствовали себя такими же голыми, как толстая дама на картине в зале итальянского Ренессанса.
Когда возле «Ангела» шаги смолкли, Джимми решил снова прибегнуть к телепатии. «Идти дальше! Не останавливаться! Да-альше… Да-альше…» — бомбардировал он охранника мысленными посланиями. Метод, как всегда, сработал: охранник послушно двинулся дальше, в сторону египетского крыла. Дети не позволили себе даже вздоха облегчения. Все-таки они уже многому успели научиться.
Выждав — «на всякий пожарный!» — двенадцать минут, Джимми дернул Эмму за край курточки, и они поднялись на ноги, стараясь не издавать ни звука. Джимми бесшумно сделал шаг в направлении главной лестницы. Эмма сразу поняла, что он задумал. Какое счастье, что Джимми умеет так быстро соображать и так четко действовать. И как хорошо, что площадь музейных залов — целых двадцать акров. Охранник снова объявится здесь не раньше чем через час.
Они крадучись поднимались по широкой лестнице, держась поближе к перилам. Шаг — пауза, шаг — пауза. Так, замирая и прислушиваясь после каждого движения, они добрались до укрытой бархатом платформы, на которой еще вчера стояла статуэтка. Эмма остановилась посмотреть — отчасти по привычке, а отчасти потому, что ее притягивало все связанное с «Ангелом». Джимми тоже остановился, но лишь затем, чтобы перевести дыхание.
— Смотри, — шепотом сказала Эмма, — раньше на подставке был золотой бархат, а теперь синий. Интересно, почему?
— Мало ли, может, тот запачкался, стирать пора. Все, уносим ноги!
В музее уже начинало светать. Эмма снова принялась рассматривать темно-синий бархат — и на этот раз кое-что привлекло ее внимание.
— Видно, когда статуэтку переносили, кто-то из работников пил пиво.
— Ну и что тут такого? — пожал плечами Джимми. — Многие любят пиво.
— Но посетителям же запрещено приносить в музей пиво. Так почему работникам разрешено? А если бы он пролил пиво на «Ангела»? Ты только посмотри, он ставил свою банку прямо на бархат! Видишь круглые следы?
— Да, — сказал Джимми, — точно, пиво «Баллантайн». Узнаю эти три колечка. — И он принялся мурлыкать мелодию из рекламы «Баллантайн». Прошлой весной, во время чемпионата по бейсболу, эту рекламу крутили раз сто, не меньше.
— Нет, — перебила Эмма, — это три следа от самой банки, а не один след от трех колечек. Ведь колечки просто нарисованные, как бы они отпечатались на бархате? Так что тут могло стоять любое другое пиво. «Шлиц», например, или «Рейнгольд».
Джимми пристально всмотрелся в синий бархат.
— Ты права, Эм. Вот только…
— Что — «только»?
— Если бы это был след от банки, то ворсинки на бархате были бы примяты вниз. А они, наоборот, примяты вверх — видишь?
— «Примяты вверх», Джимми! Кто так говорит?
— Убицца! Опять она к словам придирается! Лучше бы о смысле думала, а не о словах. Видишь, на том месте, где была статуэтка, ворс примят вниз. Весь. Кроме этих трех колечек. О чем это говорит? О том, что эти колечки были высечены снизу на мраморе, понимаешь? Смотри, и в одном из них — буква W! И она тоже примята вверх!
— Джимми, это не это перевернутая М!.. Микеланджело?!
Джимми протер глаза, словно не доверяя собственному зрению.
— Знаешь, Эм… а ведь я видел вчера точно такой же знак на обложке какой-то книги.
— Какой книги, Джимми? Ну же, вспоминай скорей!
— Да откуда я знаю? Мы же договорились, что ты читаешь, а я только смотрю картинки и ищу разгадку.
— Ну, Джеймс! У меня нет слов. Просто нет слов. Ты что, не мог даже название книжки прочитать? Одно только название, больше ничего!
Но Джимми уже не слушал ее.
— Похоже, это ключ к разгадке, — сказал он.
— У нас уже могла быть разгадка, а не ключ! — не унималась Эмма.
— Очень важный ключ. Спорим, они не переворачивали статуэтку и не смотрели на нее снизу?
— Придется сегодня снова идти в библиотеку, брать те же книги и выяснять, что означает этот символ… Ой! Сегодня же воскресенье, библиотека закрыта! Джимми, что теперь делать? Я не доживу до завтра!
— Не волнуйся, Эм. Мы посмотрим в книжной лавке здесь, в музее. Я узнаю эту книжку. Я ее вспомню, не сомневайся. А сейчас — прячемся!
Эмма посмотрела на часы.
— Где же нам спрятаться? Мебели тут нет. А снова идти вниз опасно!
Джимми приподнял край синей бархатной драпировки:
— Прошу вас, леди Эмма! Чувствуйте себя как дома.
И он любезно пропустил ее вперед.
Джимми и Эмма на корточках сидели под платформой, на которой еще недавно возвышалась прекрасная мраморная фигурка. Там оказалось тесновато; чтобы ткнуть сестру пальцем в бок, Джимми достаточно было просто разжать кулак.
— Леди Эмма! — прошептал он. — Я уверен, мы на пороге великого открытия!
— Возможно, сэр Джеймс. Возможно.
Сидя под синим бархатным пологом, Эмма не думала о том, что они еле-еле унесли ноги от охранника, — для нее это не имело значения. Имело значение только то, что было связано с Микеланджело, «Ангелом», историей — и с ней, Эммой. Почему-то вспомнилась контрольная по истории, которую они писали в понедельник. Там был один вопрос, на который она не могла ответить, хотя честно учила. Накануне она несколько раз прочла нужный кусок. Она точно знала, где находится ответ: страница сто пятьдесят семь, правая колонка, второй абзац. Она буквально видела эти строчки мысленным взглядом, но никак не могла вспомнить, что именно там написано!
Вот и с «Ангелом» вышло почти так же. Она знала, что «Ангел» заключает в себе ответы на все вопросы: и про побег, и про возвращение домой… Она знала, где искать ответ, но не понимала, что это за ответ. Он ускользал от нее, как в той контрольной, — только тут было еще хуже. На контрольной хотя бы вопрос был понятен! А сейчас Эмма знала только одно: каким- то загадочным образом фигурка ангела стала для нее важнее всего на свете — и бегства из дома, и выживания в музее. Кстати, о музее: до чего здесь, под бархатом, душно и пыльно! Совсем невозможно сосредоточиться, мысли разбегаются. Только одна мысль крепко засела в голове: возможно, очень возможно, что они с Джимми нашли ключ к тайне!
Незадолго до открытия Метрополитена перед входом собралась толпа, и охранника, который должен был убрать платформу вместе с драпировкой из синего бархата, срочно вызвали на улицу — делать из толпы упорядоченную очередь. Чтобы восстановить нормальное движение на тротуаре, понадобилась даже помощь полицейских. Так что, когда Морриса наконец отпустили и он перенес платформу на хранение в подвал, Эмма и Джимми уже протискивались сквозь толпу в книжной лавке и заглядывали под суперобложки томов о Микеланджело.
И они нашли книгу с точно таким же рисунком на обложке! «Примятые вверх» колечки на синем бархате оказались личным клеймом каменотеса, у которого Микеланджело покупал мрамор. Каменотес высекал его в основании каждой обтесанной им мраморной глыбы — точно так же, как хозяева скота клеймят своих быков.
Джимми и Эмма вышли из книжной лавки победителями. Победители умирали от голода.
— Ну все, хватаем такси — и в кафе! — объявила Эмма, как только они оказались на улице.
— Идем пешком, — спокойно сказал Джимми.
— У нас теперь есть доход. Кончатся деньги — нам достаточно только принять ванну, и… алле-оп!
— Ладно, — немного подумав, согласился Джимми. — Так и быть. Поедем на автобусе.
— О, благодарю вас, мистер Скряга!
— А будешь обзываться — я тебе такое устрою!..
— Устрой мне экскурсию на такси по Манхэттену! — рассмеялась Эмма и побежала к автобусной остановке перед музеем.
Джимми был в таком благодушном настроении, что выдал Эмме на завтрак целых семьдесят пять центов. И себе столько же. За завтраком они обсуждали, что делать дальше с раздобытой ими потрясающей информацией.
— Давай позвоним в «Нью-Йорк Таймс», — предложил Джимми.
— Ну да! Журналисты налетят, как коршуны! Начнут допытываться, откуда мы узнали.
— Давай позвоним директору Метрополитена.
— Ну так и он то же самое спросит…
Джимми пожал плечами.
— А мы ему все скажем.
— Ты в своем уме? — У Эммы округлились глаза. — Скажем, что живем у него в музее?
— По-моему, — сказал Джимми, — мы просто обязаны сообщить хозяевам музея про эти знаки на синем бархате. Иначе будет нечестно.
— Пожалуй, — вздохнула Эмма. — Раз они хозяева, а мы гости, мы должны их как-нибудь отблагодарить..
— Надо просто придумать, как сделать так, чтобы все им рассказать, а самим не попасться. Или ты уже придумала? Скажи, Эм, придумала, да?
— Вообще-то, да, — Эмма огляделась по сторонам, придвинулась поближе и зашептала скороговоркой, как заправский секретный агент: — Мы напишем им письмо: «Посмотрите на основание статуэтки “Ангел” — там вас ждет разгадка!»
— А если они посмотрят, но все равно не догадаются?
— Тогда мы им поможем. И раскроем свое инкогнито. А они будут гордиться тем, что предоставили нам кров.
Тут она выдержала внушительную паузу, и когда Джимми уже начал терять терпение, неспешно продолжила:
— Поясняю: мы заведем себе абонентский ящик на вокзале Гранд-Централ. Помнишь, мы отправляли крышки от кукурузных хлопьев? Такие штуки всегда шлют по адресу «абонентский ящик номер такой-то». В письме мы не будем объяснять, кто мы такие, сообщим только номер своего абонентского ящика. А когда они попросят нас о помощи — вот тогда мы и объявимся. Как герои.
— Может, вернемся домой и там подождем ответа? Вчера вечером нас чуть не сцапали! Да и сегодня утром тоже. И потом, так мы станем героями даже два раза: первый раз — когда явимся домой, а второй — когда раскроем тайну.
— Нет! — Эмма так разволновалась, что у нее даже голос сорвался. — Сначала нужно точно узнать про ангела. Нужно убедиться, что мы правы.
— Что с тобой, Эм? Ты же собиралась потом вернуться домой!
— Потом — да. Но не сейчас. — Голос ее все еще дрожал.
— А почему? Когда мы приезжаем от дедушки или летом из лагеря, дома нам всегда рады!
— Да, но только мы приезжаем точно такими же, какими уехали. Мы не меняемся, понимаешь? И сейчас будет так же. Если мы заявимся, ничего не узнав про ангела, это будет все равно как если бы мы вернулись из лагеря. Через день-другой втянемся в обычную жизнь, и все пойдет как раньше. А я не затем убегала из дома, чтобы вернуться опять к тому же!
— Но мы же не в лагере, правда? Здесь все совсем по- другому. Даже еда вкуснее.
— Джимми, этого мало!
— Конечно, мало. Мне тоже мало. Все время голодный хожу.
— Джимми, я не о еде! Я о том, что по-настоящему у нас с тобой ничего пока не изменилось. Ну как тебе объяснить?.. Вот представь: ты родился обычным, совсем не примечательным человеком, а потом вдруг сделал великое открытие. И получил Нобелевскую премию. Вот это называется — «изменилось». И если мы выясним все про ангела, вот тогда мы изменимся. Станем другими. Не такими, как все.
— По-моему, Эм, ты и сейчас уже не такая, как все.
— Правда? — Эмма улыбнулась и потупилась, готовясь выслушать комплимент.
— Правда. Все люди как люди, а ты чокнутая.
— Джеймс!
— Ну ладно, ладно. Я тоже чокнутый, раз за тобой увязался. Хорошо, уговорила. Пишем письмо. Так даже интереснее. Только вот как ты сумеешь изменить почерк?
— А мне незачем его менять! — торжествующе объявила Эмма. — Я напечатаю письмо на машинке!
— На машинке?! Где ты ее возьмешь?
— Перед магазином «Оливетти» на Пятой авеню. Мы вчера дважды мимо него проходили. Первый раз — когда ты заставил меня топать пешком из прачечной. А второй —
Пришла пора всем добрым людям
сплотиться ради доброго дела!
Уважжжаемый Директор Метропополитена!
Ключ к разгадке тайны находится в основаниии статуэтки, купленной Вами за за 225 долларов. Перевернунув статуэтку, Вы увидитете личное клеймо каменотеса Микеланджело. Если Вам понадобится дополнительная информацияя, пишите нам на абонентский ящик 847, почтовое отделение вокзала Гранд — Централ, Манхэттен.
С уваженим,
Друзья Музея.
Довольные собой, Эмма и Джимми решили, что заслужили отдых, и пошли слоняться по Рокфеллер- центру. Сначала они немножко поглазели на тех, кто катался на коньках, а потом, подольше, — на тех, кто глазел на тех, кто катался на коньках. А когда, прикупив себе вкусненького на ужин, они вернулись к музею, то обнаружили длиннющую очередь — в воскресенье желающих посмотреть на статуэтку оказалось еще больше. Зная, что в очереди все равно мало что разглядишь, они направились к входу в Детский музей. Тамошний охранник сказал, что если их интересует знаменитая статуэтка, то нужно войти в музей с центрального входа — с Пятой авеню.
— Да мы уже видели! — махнул рукой Джимми.
— Ну и как? — спросил охранник то ли из дружелюбия, то ли из любопытства, то ли просто от скуки (в этот день мало кто заходил в Метрополитен через Детский музей).
— Ну, мы пока не можем утверждать наверняка, — начал Джимми, — но, скорее всего…
Эмма потянула его за руку и громко сказала:
— Идем,