Последним погас шар Айви Буллитпот, но перед этим она прошептала:
– Так всё и будет, Ваше Мистическое Величество! – И на её худом, жадном лице расплылась полная коварства улыбка.
5
Потому что закрыто!
В это время на другом конце света, где ещё не взошла луна, Лейла возвращалась к бабушке, думая о Флориане и о том, что они сказали друг другу.
– Как ты это сделала? – спросил её после занятия сын миссис Пюррет.
– Не знаю. Я почувствовала, как разбухает голова и потом… я увидела, как твой хвостик взрывается! – смущённо ответила Лейла.
Флориан посмотрел на неё с любопытством, потом подошёл ближе и спросил:
– А ты кто?
Он совсем не казался испуганным; вся его скука и подозрительность бесследно исчезли.
Лейла впервые в жизни не почувствовала себя не в своей тарелке, как это часто происходило в школе, когда её подруги рассказывали, скольких мальчиков они успели поцеловать; она не почувствовала себя ни маленькой девочкой, какой она была в объятиях бабушки, ни монстром с четырьмя головами, как перед той журналисткой. Она взглянула в глаза Флориану, и они показались ей зелёным лугом, на котором можно было спокойно улечься и рассматривать проплывающие в небе облака.
Вдруг она вспомнила, что перед ней Флориан Восс, король розыгрышей, и отскочила назад.
– Я… взрывоопасная парикмахерша! – ответила она. – Хорошая стрижка. Она идёт тебе гораздо больше, чем та, что была раньше. Мог бы и поблагодарить меня!
И она рванула к дому быстрее ветра, бросив Флориана одного посреди улицы.
– В Риджентс-парке белки машут тебе лапкой, твои волосы взъерошиваются сами по себе, твой взгляд испепеляет… Лейла Блу, что с тобой происходит? Ты всё ещё витаешь в облаках! А потом удивляешься, когда тебе говорят, что ты странная. Этот мальчишка наверняка просто сам поднёс спичку к волосам, чтобы ты умерла от страха. Он готов на всё, чтобы выпендриться. А ты купилась! Нет, хватит об этом думать. Думай об ужине… Бабушка наверняка уже готовит жаркое из тыквы, твоё любимое! Сейчас ты вкусно поешь, после ужина спокойно ляжешь спать, а завтра утром всё точно забудется.
Чем ближе Лейла подходила к сиреневому домику Примроузского салона красоты, тем веселее становились её мысли. Но когда она была уже совсем рядом с кованым забором, её планы нарушил ещё один сюрприз: жалюзи салона красоты были опущены, а на двери висела табличка, на которой торопливым почерком было написано:
Лейла нажала кнопку звонка, но ей пришлось прождать две бесконечные минуты под увитым розами навесом, прежде чем по другую сторону дверного глазка возникла Франциска.
– Привет, тётушка Френки, что случилось?
Тётушка знаком попросила её пройти через заднюю дверь. Лейла кивнула и недоумённо отправилась ко входу, ведущему в зимний сад Франциски.
– Девочка моя! – обняла её тётушка Френки. – У нас с твоей бабушкой и Еленой сегодня очень много дел.
– Почему? – спросила Лейла.
– Э-э-э… ну… мы очень заняты… приготовлениями к твоему дню рождения! Мы… э-э-э… готовим торт, которого ты не пробовала никогда в жизни!
– Как здорово, спасибо! Я тогда поужинаю в своей комнате, чтобы вам не мешать.
– Не беспокойся, мы готовим его в подвале, – успокоила её тётушка Френки.
– Вы готовите торт в подвале?! – удивилась Лейла.
– Именно так. Там все ингредиенты… – ответила она не подумав.
Поднимаясь вслед за бодро шагающей тётушкой Френки по ступенькам, ведущим из салона красоты в квартиру бабушки, Лейла представила себе огромный торт из плесени и улиток – больше ей ничего в голову прийти не могло.
– Ужин в холодильнике. И пожалуйста, не выходи больше сегодня из дома, – наставляла её тётушка Френки, проверяя, все ли окна закрыты. – Увидимся завтра утром, тогда ты и узнаешь, какой праздник с фейерверками мы тебе готовим, – добавила она с улыбкой.
«Странно, тётушка Френки никогда не улыбается, – подумала Лейла. – Что это с ней?»
Но на этот раз Франциска действительно улыбалась: она закрыла дверь, бормоча странные слова, смысл которых был непонятен Лейле, но, судя по всему, вполне ясен её волосам, которые незамедлительно встали дыбом.
Но в тот момент Лейле было слишком грустно, чтобы задумываться об этом: ей не нравилось ужинать одной и очень хотелось поговорить с бабушкой. В конце концов, разве не Эрминия – самый главный эксперт по волосам во всем Лондоне? Она наверняка смогла бы объяснить причину всех этих внезапных перемен и вместе с Лейлой посмеяться над происходящим. Потом бабушка бы сказала: «У тебя, моя лохматенькая, действительно очень бурная фантазия!» И всё вернулось бы на свои места.
Лейла открыла холодильник. Внутри она обнаружила блюдо с жареной тыквой. Она съела маленький кусочек, но еда была слишком холодной.
Девочка закрыла холодильник и пошла в свою комнату. Бабушка разложила постель так, как она любила: на ней лежало несколько шерстяных одеял, одно поверх другого. Лейла уселась на кровать и погладила тёмно-фиолетовое покрывало. Она знала от бабушки Эрминии, что это было любимое покрывало её мамы: «Знаешь, твоя мама была та ещё штучка. В два года она решила, что будет носить только фиолетовые вещи, и я не смогла её от этого отучить. В пять она решила, что фамилия её отца, моего мужа Вреброского, слишком сложная, и взяла мою фамилию. В семь она вообразила, что уже достаточно выросла для того, чтобы ей исполнилось девять, и устроила скандал, который не прекращался, пока я не воткнула в торт ещё две свечки!»
Лейла устроилась под одеялами, взяла с тумбочки фотографию мамы с папой и стала её рассматривать. На фото они были изображены в день своей свадьбы: на Грейс было очень короткое платье, в руке она держала букет полевых фиалок и задорно смеялась. Николас был без галстука, в зелёном вельветовом костюме, улыбка у него была застенчивой, а глаза – счастливыми.
Лейла очень любила эту фотографию, она даже сделала для неё своими руками рамку из разноцветных пуговиц.
Ей нравилось что-нибудь мастерить. Однажды она сделала бусы из бигудей бабушки Эрминии и подарила их Елене. Та очень обрадовалась и сказала, что таких оригинальных бус нет ни у кого на свете.
– Алло, добрый вечер. Я говорю с госпожой Лейлой Блу?
– Привет, папа! – радостно ответила Лейла.
– Привет, малышка. Ты готова ко сну?
Лейла уже некоторое время лежала под одеялами, но заснуть ей никак не удавалось. Пожелание спокойной ночи от папы было как раз кстати.
– Конечно готова! – воскликнула она.
– Тогда вот он идёт: раз, два, три… Спокойной ночи, серебряных, золотых и лазоревых снов тебе, и пусть тебе приснится папа!
– Пусть мне приснится папа! – повторила Лейла, радостно смеясь.
– Как у тебя дела? – спросил Николас; его голос донёсся до неё с тридцать девятого этажа гостиницы в Сингапуре.
– Всё хорошо. Я только немного устала…
– Как прошёл урок игры на арфе?
– Очень хорошо. Знаешь, тот противный мальчишка проделал со мной одну из своих обычных шуточек, но я не купилась!
– Молодец, моя девочка! А как бабушка?
– Она очень занята подготовкой к моему дню рождения, – сказала Лейла, делая вид, что это её нисколечко не волнует.
– Я сделаю всё, чтобы не опоздать на него.
– Знаю, папа.
– Хороших снов, я позвоню тебе завтра.
– Тогда до завтра. Пока, папа.
Вскоре Лейла наконец заснула. Но через три часа, которые показались ей тремя минутами, она снова проснулась. Из темноты её спальни доносился пронзительно тонкий звук, нечто среднее между писком летучей мыши и свистом чайника.
Лейла села в кровати и прислушалась. Ей почудилось, что кто-то издал смешок, вернее, даже три смешка. Она включила торшер, но в спальне никого не было, и все вроде находилось на своих местах. Тогда девочка встала и отправилась в комнату бабушки. Эрминия безмятежно спала на своей высоченной кровати. Лейла вернулась в постель, решив, что все эти странные звуки ей просто померещились. Она закрыла глаза и провалилась в сон до утра.
6
Ну и беспорядок!
Одиннадцатый день рождения оказался самым сумбурным днём в жизни Лейлы Блу.
Хаос возник с самого утра, когда она проснулась с чувством, что находится в неподходящее время в неподходящем месте.
А между тем в салоне красоты бабушка Эрминия открывала ящик за ящиком у зеркальных трюмо, повторяя: «Кто это вздумал играть с моими бигуди?»
Елена же в ярости расхаживала из угла в угол по маникюрному кабинету, бормоча: «Кто это переставил все мои лаки?»
Франциска мрачно рассматривала зимний сад, то и дело произнося: «Кто это повыдёргивал мои травы?»
Ещё не проснувшись окончательно, Лейла спустилась по лестнице в гостиную, жуя печенье. Все три женщины, взглянув на неё, побледнели. Лейла удивилась: на что это они смотрят? Потом увидела своё отражение в зеркале и всё поняла: пижама испачкана лаком, руки чёрные от земли, а с уха свешиваются бабушкины бигуди.
– Лейла, что случилось?! – воскликнули Эрминия, Елена и Франциска.
В этот раз девочка перепугалась не на шутку. Неужели это она перевернула салон вверх дном? Но когда? И зачем? Разве могла она всё это натворить, даже не заметив, что делает?
Не зная, как реагировать, Лейла разозлилась и поэтому, как часто бывает, ответила грубо:
– Я целых два дня задаю вам тот же вопрос, но вы всегда чем-то заняты, и никто не хочет поговорить со мной! – крикнула она, чувствуя, как у неё перехватило горло, бросила печенье на ступеньки, с плачем убежала в свою комнату, закрыла дверь на ключ, сделав два оборота. Потом обернулась к кровати и увидела нечто такое, чего не заметила, когда проснулась: чехол, где она хранила арфу, был пуст, Лунная радуга исчезла. Она подошла к лежавшему на полу, словно раненый зверь, чехлу и обнаружила внутри бигудинку, завёрнутую в испачканный землёй листок бумаги.
Лейла развернула листок и прочла:
Письмо было написано лаком Елены.
– Лейла, дорогая, что с тобой? – послышался из-за двери голос бабушки.
– Ничего, – соврала девочка.
– Послушай, – продолжала Эрминия из коридора, – если ты хочешь поговорить, давай поговорим.
Но Лейла больше не хотела ни с кем разговаривать. Она стащила мамино покрывало, простыню и тонкое одеяло с кровати, связала их вместе, зацепив за ножку кровати, и скользнула вниз. В то время как бабушка продолжала что-то говорить из-за двери, Лейла приземлилась на увитый розами навес тётушки Франциски, спустилась по столбам, оцарапав колени и локти шипами, и побежала через сад, сжимая в руке записку.
Усевшись на скамейку под раскидистым буком в Риджентс-парке, Лейла снова и снова перечитывала записку, пытаясь привести свои мысли в порядок. Как она доберётся до Ковент-Гардена, да к тому же одна и ночью? Она могла бы взять такси, но на какие деньги? Лейла подняла голову и увидела двух белок, прыгающих с ветки на ветку. Она сделала приветственный жест рукой, но ответа не последовало. Впервые она была этому рада: наконец рядом с ней было хоть что-то нормальное. Однако не успела Лейла об этом подумать, как беспорядок вернулся: её волосы вновь встали дыбом, и три синие белки, повиснув вниз головой на ветке бука, засмеялись во весь голос. Да-да, именно так – они были синие, висели вниз головой и смеялись!
Лейла закрыла глаза, повторяя: «Этого не может быть, синих белок не бывает. Сейчас я открою глаза, и они исчезнут!»
Но когда она открыла глаза, синие белки никуда не исчезли, более того, они начали гримасничать и махать передними лапками. Вдруг Лейла поняла, что где-то уже слышала этот смех, похожий на писк летучей мыши и свист чайника. Этот смех звучал ночью в её комнате!
Хватит бояться, настал момент действовать. Не задумываясь ни секунды, Лейла ловко, как кошка, забралась на дерево. Синие белки разбежались в разные стороны, продолжая издевательски похохатывать. Лейла выбрала белку, которая была чуть медлительнее и немного толще других, и бросилась за ней по веткам так быстро, как только могла. Она повисла на одной из веток, потом раскачалась, перепрыгнула на другую и схватила этого толстячка за хвост… и только тут поняла, что это не белка, а маленький человечек! Она сжимала в руках гномика. Но не то симпатичное существо из книжек для детей. Совсем нет.
В руках у Лейлы был самый уродливый гном, какого можно себе представить! На самом деле то, что ей показалось беличьим хвостом, было пучком жирных волос, кроме того, у этого уродца была улыбка шакала, глаза – как у ящерицы, а лицо усыпано красными и розовыми пятнами. При этом розовый цвет был каким-то странным. Это был цвет розового поросёнка! Точно, это был лак Елены! Когда Лейла взглянула в жёлтые глаза гномика, её волосы уже изо всей силы топорщились в разные стороны. Зарычав как лев, она спросила:
– Ты кто? Что вы трое делали в моей комнате сегодня ночью?
Попытавшись вырваться, гномик закричал:
– Злобная ведьма! Злобная ведьма!
Лейла не поняла, был ли это ответ на её вопрос или оскорбление.
– Отвечай немедленно! – повторила она.
Но в этот момент на неё прыгнули два других гномика. Один царапал её испачканными в земле ногтями, а другой, у которого на голове красовались бигуди бабушки Эрминии, укусил её за руку.
– Ай! – воскликнула Лейла, но тот только глубже вонзил маленькие острые зубки в большой палец девочки. Лейла не выдержала и отпустила уродца.
– А ну вернитесь! Вернитесь, я сказала! – раздражённо крикнула она.
Но гномики уже скрылись в ветвях бука.
– Эй, Тарзан, всё в порядке? – послышался в этот момент чей-то голос.
Лейла обернулась на голос и увидела Флориана. Он сидел на своём супернавороченном велосипеде и глядел на неё своими безмятежно-зелёными глазами.
– Нет, Флориан, ничего не в порядке, – ответила она и спустилась с дерева.
7
Да, я сошла с ума!
– И часто ты приходишь сюда покричать в ветвях? – спросил Флориан, слез с велосипеда и прислонил его к дереву. Затем он достал из велосипедной корзины фляжку и протянул её Лейле.
Девочка взяла фляжку и сделала глоток.
– А ты часто это пьёшь?
– Постоянно! Я сам придумал: оршад и вишнёвый сироп. Вкусно, правда?
– Слишком сладко.
– Правда? Мне кажется, ничто не может быть слишком сладким, – возразил Флориан.
Лейла посмотрела на него.
– Ну и видок. Если бы ты попался на глаза моей бабушке, она тут же схватила бы ножницы и начала тебя стричь, – сказала Лейла со смехом.
– А моя мама даже внимания не обращает, – ответил Флориан.
Лейла взглянула на его припаркованный под буком велосипед, и ей в голову пришла идея:
– Можно я отдам тебе завтра утром?
– Что? Фляжку?
– Да нет же! Велосипед!
– Зачем он тебе?
– Этого я не могу сказать.
– Хочешь разыграть кого-то?
– Нет. Ты что, думаешь только о розыгрышах?
– Только когда мне нечего делать.
– То есть всегда…
– Не всегда. Сейчас, например, я думаю о другом.
– Это хорошо, у меня сейчас не очень подходящее настроение для шутки типа спички в волосах.
– Это была не шутка.
– А что тогда?